Я приеду к тебе этой осенью... Глава 7

Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2014/11/29/1630


Хорошее настроение творит чудеса. – От чистого сердца. – Красавец-мужчина. – Белые ночи. – Символичное число «двенадцать»


И всё же Диме с Викой удалось побывать в гостях у профессора. Подарок его друга настолько поднял настроение старику, что тот не через пару дней, как прогнозировал Владлен Николаевич, а уже на следующий день пошёл на поправку.

– Ну, что же, голубчик Вы наш, вижу, бодры, жизнерадостны, – констатировал врач. – Держать Вас в этих стенах не вижу больше никакого смысла…

Павел Валентинович тепло попрощался с Иваном Сергеевичем, поставил ему роспись в уведомлении и, конечно же, звал в гости при первом удобном случае. Почтальону приятно было получить приглашение, и он обещал непременно быть.

Добравшись потихоньку до дома, старик медленно поднялся на свой четвёртый этаж. Около двери остановился и, прежде чем открыть её, постоял немного, отдышался.
Дверь сзади щёлкнула замком и, скрипнув, приоткрылась. Соседка видимо в глазок заприметила Павла Валентиновича и не преминула его поприветствовать.

– А, Зоя Алексеевна, это Вы…

– С возвращеньецем. А я вот тут изредка поглядываю за порядком. Тут вчера захаживали какие-то ребятишки. Я их отправила восвояси – нечего тут околачиваться, когда хозяина дома нет. Верно ведь?

– Я в курсе, Зоя Алексеевна. Это хорошие ребята. Вы в следующий раз на них не ругайтесь.

– Да я особо-то и не ругалась. Так, для строгости… Ну, что ж, буду знать на будущее… А как здоровьечко-то? Не беспокоит больше, нет? – и приложила руку к своей груди.

– Спасибо, уже лучше. Хотя в моём возрасте ни на что понадеяться нельзя…

– Ну, Вы, если что, звоните. Я рядышком…

– Спасибо, голубушка. Очень Вам признателен…


Всё же она не такая и вредная была. Да, любопытная. Да, любительница поворчать. Но всегда готовая придти на помощь. Ведь именно она вызвала «Скорую» старику.
А так… Как бы оно там случилось – ещё не известно.

После нехитрых домашних процедур Павел Валентинович поспешил к телефонному аппарату и набрал Димин номер.
Мальчик приятно удивился столь скорейшему его выздоровлению и обещал вскоре придти. Вместе с Викой.

Чайник на плите уже начинал посвистывать…

                * * *            

По дороге ребята зашли в «Гастроном» и купили к чаю пирожных. Да и бабушка, послушав их рассказ, расчувствовалась и передала для старика гостинец: вкусные рыбные котлеты, которые пожарила буквально накануне:
– Человек только после больницы, позаботиться о нём некому...

Трель звонка весело разлилась по квартире. Ещё из-за закрытой двери раздался приглушённый голос приближающегося старика:
– Иду, иду, мои хорошие…

И вот этот самый волнительный момент – оказаться здесь, как будто бы совершенно в другой эпохе.

Как известно, в каждой квартире – свой запах. Здесь же пахло лекарствами, архивной пылью и годами, пожалуй, пятидесятыми.
Мебель дубовая, крепкая, не то что теперешняя, сделанная из ДСП, а попросту –  опилок. Обои выцвели, но только усилили свой исторический колорит. Массивный письменный стол, на нём – старая лампа в зелёном абажуре, стопки исписанных бумаг. Стулья с высокими спинками. Даже патефон имелся. Одной из главных достопримечательностей были огромные часы с маятником, стоявшие на полу. И высоченные, до потолка  книжные шкафы с застеклёнными створками. В каждой из трёх комнат. Энциклопедии, мемуары, собрания сочинений, научные труды, и классика, классика, классика…

– Столько, наверное, и за всю жизнь не прочтёшь, – восхищённо сказал Дима.

– Ах, ты про книги… Ну, я же прочёл. И, как видишь, ещё живу, – засмеялся Павел Валентинович. – Значит, есть стимул прочесть ещё что-то…

– А сколько лет Вы собирали всё это? – поинтересовалась Вика.

– Со зрелой юности, учась ещё в институте. Но большую часть, конечно же, после войны. Многое обменял на еду – время-то голодное было. Думал, лучше сам не доем, а духовно получу наслаждение. Здесь у меня такие древние раритеты стоят, вам и не снилось. Я ведь ещё, ко всему прочему, и заядлый библиофил. Даже в большей степени, чем филателист и нумизмат. Книги – моя старинная страсть. Можно сказать, собрал всё, что хотел. Или, – поправлюсь, – всё, что знал о том, что хотел бы собрать.

– Да уж, тут сотни книг, – сказала Вика.

– Если не тысячи, – поправил Дима.

– Ну, точную цифру я вам называть не стану, – уклончиво в шутку ответил профессор. – Не хочу шокировать.

– Да мы и так уж в шоке, – сказал мальчик. – Вот у моего одноклассника, к примеру, мать тоже какой-то научный работник и у неё книг – видимо-невидимо. Мы даже устали в прошлый раз все их перетаскивать при переезде. Но даже она может Вам позавидовать…

– А Вы помните каждую свою книгу? – спросила Вика.

– Раньше помнил лучше. А вот с возрастом кое-что стал и подзабывать. Но, я думаю, что ничего страшного в этом нет. Это ведь лишний повод взять в руки давно знакомую книгу и о многом вспомнить – листая её, что-то перечитывая… Ко мне даже, бывает, что обращаются какие-то незнакомые люди, тоже видимо ценители старины с предложениями продать ту или иную книгу. Причём деньги немалые сулят. А я их вежливо отправляю восвояси, если можно так сказать. Как я могу что-то продать? Ведь каждая для меня – это частичка моей жизни, с которой связан тот или иной момент моей судьбы…
Впрочем, что мы всё о книгах да о книгах? Пойдёмте, что ли, чаю попьём. У меня есть очень вкусные печенья. «Глаголики» называются.

– И у нас тоже кое-что вкусненькое имеется, – улыбнулась Вика. – Поэтому чай очень даже кстати будет.


Кухня была средних размеров, но из-за большого серванта с посудой, стола, раковины, газовой плиты и двух резных табуреток свободного пространства оставалось в ней немного. Старик попросил Диму принести из комнаты стул, а сам стал разливать чай.
Чай был необыкновенно душистый. И атмосфера была домашняя, уютная. Только вот сквозило одиночеством. Буквально из каждого угла.

– Когда не стало Наденьки, – задумчиво произнёс Павел Валентинович и тут же поправился. – Наденька – это жена моя. Надежда Андреевна. Так вот, когда она умерла, дочь предложила пожить у себя. Ну, сами понимаете – чтобы не так одиноко было. Но где-то через год-полтора, я стал ловить себя на мысли, что становлюсь в тягость ей. У неё другая жизнь, другие виды знакомств. Вообще всё другое – начиная от характера и заканчивая обстановкой в доме. А квартиру эту она предлагала сдавать. Я категорически отказался. Здесь же книги, здесь мои коллекции. Здесь – память, в конце концов. Как сюда можно допустить кого-то постороннего? Они же уничтожат всю ауру. Ей это было не понять. У неё вообще материальные ценности превалируют над духовным. Терпеть её недовольство и раздражительность по поводу себя я больше не мог. Вот и вернулся сюда. Одиноко, да. Но здесь мой мир, моя, как говорится, стихия. Часто ловлю себя на мысли, что разговариваю. Нет, не сам с собой. С Надюшей моей. Меня не покидает ощущение того, что она никуда не ушла… Ах, впрочем, это моё стариковское…

Вика молчала, помешивая ложкой чай. Дима, вспоминая мимолётную встречу с его дочерью, заметил:
– А ведь она даже и не узнала бы, что с Вами беда стряслась, даже если бы и захотела. Уехала она в отпуск. Наверное, на какие-нибудь Канары или Мальдивы.

– Она часто куда-нибудь ездит, – вздохнул старик. – Образ жизни позволяет. В какой-то частной фирме работает или кооперативе, коих сейчас много развелось. Сама себе начальник.

Потом немного помолчал и добавил:
– Настя ведь не родная мне дочь. Приёмная. Взяли с Наденькой из детского дома. Думали, вырастет, помощницей нам чуткой станет. А у неё, видимо, какая-то иная порода…

И только сейчас Дима понял, что ему не давало покоя. С самого первого взгляда на старика он не мог сопоставить рядом его самого и его дочь. Какими-то бесконечно разными они казались. И дело было даже не во внешней непохожести. Теперь всё встало на свои места.

Вика поняла, что надо как-то разрядить атмосферу:
– А у нас для Вас ещё гостинчик есть, от Диминой бабушки. Дим неси.

Мальчик сбегал в прихожую за пакетом, который оставил на тумбочке у зеркала.
– Вот. Очень вкусные. Только разогреть надо, – и развернул перед стариком кулёчек.
Тот посмотрел на него каким-то необъяснимым взглядом и вдруг заплакал.

– Павел Валентинович, Вы что? Это же от чистого сердца!

– Знаю, мои хорошие, знаю… Спасибо вам и… бабушке.

                * * *

Вечером, когда Вика вернулась из гостей в своё «временное пристанище», как она называла квартиру, где поселилась на несколько дней, то обнаружила там заехавшую ненадолго маму.
Мама с тётей Лидой пили на кухне кофе и снова болтали о своём.
Дверь же открыл Егор, небрежно кивнул и тут же скрылся в своей комнате. С кухни раздавались знакомые голоса, переходящие в смех, что можно было ознаменовать, как «хорошо сидим». Вика не спеша разделась, вымыла руки и заглянула на кухню.

– О, явление Христа народу! – сказала мама. – А недолго ли мы гуляем, Вика?

Вика глянула на настенные часы – на них было десять минут девятого.

– Недолго. Почти восемь только, – округлила она.

– Девятый час вообще-то. Наверное, и голодная…

– Нет, меня покормили. В двух гостях.

– Вот, правильно, наш человек, – засмеялась тётя Люда. – Сейчас, во времена тотального дефицита и прочей нестабильной обстановки в стране, не смотря на выверенный курс перестройки, это самый экономичный способ выживания.

– А ещё мы с Димой в кино ходили…

– Да? И на какой же фильм? – мама ни сколько из-за строгости, сколько из любопытства продолжила свой допрос.

– «За прекрасных дам!», комедия с Панкратовым-Чёрным.

– Ой, я обожаю его! – воскликнула тётя Люда и хлопнула в ладоши. – Красавец-мужчина. И усищи такие…

– Моржовые, – добавила ехидно мама.

А Вике почему-то в этот момент вспомнилась фраза из фильма: «Красавец! Ну, вылитый Раймонд Паулс. Даже покрасивше. Чем-то на Леонтьева похож».

– Вик, а ты помнишь, что тебе послезавтра уже домой ехать?

– Помню, – соврала совсем забывшая об этом Вика и тут же поймала себя на мысли, как всё-таки быстро летит время. И именно тогда, когда происходит что-нибудь хорошее.

И время летело…


А следующим днём – был выходной. И Вика, наконец, познакомилась с Димиными родителями. Получился такой званный обед, приготовленный бабушкой.
– Ну, и как Вам, Виктория, наш город? – учтиво спросил Димин папа. – Впервые здесь?

– Впервые, да. А город мне понравился. И люди здесь хорошие.

– А я вот не была никогда в Ленинграде, – немного виновато сказала мама. – В Анапе была, в Сухуми была, в Ялте тоже. Даже за рубеж выезжали, в соседнюю социалистическую страну. А вот насчёт Ленинграда – пока как-то не складывалось…

– А вы приезжайте к нам все вместе, я вам тоже город покажу. Лучше, конечно, на белые ночи – это вообще чудесное время, своеобразный символ нашего города.

– Да-да, припоминаю что-то у Пушкина, – улыбнулся папа. – О белых ночах:

…Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса…

– А, кстати, не только в Ленинграде бывают белые ночи, – заметила всезнающая бабушка. – В качестве этого природного явления Ленинград – лишь самый известный советский город. Белые ночи также можно наблюдать в тех городах, где наблюдается и полярный день: Мурманск, Норильск, Воркута, Нарьян-Мар – три недели до наступления полярного дня и столько же после его окончания. В этих городах белая ночь постепенно светлеет, пока солнце не перестаёт заходить за горизонт и не наступает полярный день.
 На северной части Эстонии тоже можно наблюдать это явление. А также и за границей: на территориях Финляндии, Исландии, на большей части территорий Швеции, Норвегии, Канады, Гренландии. А ещё даже на Аляске, за исключением южных районов.

– Ого, бабуль, а я и не знал! – Дима аж присвистнул. – Это ведь где-то в июне случается?

– В Ленинграде период белых ночей длится примерно с начала июня по такое же начало июля, – ответила бабушка и продолжила. – В широтах выше полярного круга белые ночи также наблюдаются в течение двух-четырёх недель до наступления полярного дня и после его окончания. В широтах же ниже полярного круга, где полярного дня не бывает, белые ночи наблюдаются в период солнцестояния, а также до и после него. А по мере приближения к солнцестоянию ночи становятся всё светлее, достигая максимума освещённости в ночь солнцестояния.

– Как хорошо иметь такую умную тёщу, – папа прихлебнул из блюдца. – Не пропадёшь в этой жизни уж точно. И умным можно стать без института.

Дима засмеялся, но папа тут же осёк:
– Кстати, старик, это абсолютно не влияет на твой дальнейший выбор после школы. Так что не расслабляйся.

Вика улыбнулась уже на эти слова и подумала, насколько справедливым является данное решение.

А потом ещё немного посидели у Димы, послушали новый альбом группы «Алиса» – «Шестой лесничий». Виниловую пластинку мальчик приобрёл в «Мелодии» на Ленинском проспекте как раз перед самым Викиным приездом.

– А у нас только недавно, в октябре их концерт проходил, – сказала девочка. – Я вообще не особо такую музыку люблю, но у меня подруга – типичная «киноманка» и «алисоманка» – помешана просто на Цое с Кинчевым.

– А я от «Аэробики» тащусь. Уже, наверное, раз двадцать переслушал, – сказал Дима и, перевернув пластинку на вторую сторону, сделал погромче. На что мама, привыкшая к нежным переливам голосов Софии Ротару и Юрия Антонова, тут же завозмущалась. Пришлось убавить…


На улице заметно потеплело, хотя солнца и не было. Шли по улицам, гуляли. И даже не могли себе представить, что пройдёт год, два, три и в Москве произойдёт массовое переименование улиц, в основном в пределах Садового кольца, и возвращение им исторических названий.
Так, к примеру, улица Готвальда станет улицей Чаянова, Каляевская – Долгоруковской, Лесной проезд – Весковским переулком, 3-й Белорусский проезд переименуют в Лесную улицу, а улицу Горького поделят на две части: от Триумфальной площади (ранее – площадь Маяковского, в просторечии – Маяковка) до площади Тверская Застава (ранее – площадь Белорусского вокзала) развернётся 1-я Тверская-Ямская, а в пределах Садового кольца – Тверская улица.

                * * *

И вот оно – неумолимое время отъезда.
Вике так понравилось в прошлый раз ехать в поезде «Красная стрела», что она упросила маму купить ей билет на него же.
К вокзалу на своих стареньких «Жигулях» вызвался подвезти Димин папа, ибо его совершенно не устраивала перспектива, что сын будет возвращаться домой за полночь. Да и Викину маму тоже было бы не лишним отвезти после вокзала в гостиницу.
Чего ей на каких-то ночных такси да ещё в чужом городе разъезжать в поздний-то час?
В общем, рассудил так, чтобы всем было удобно.

К позднему вечеру выпал лёгкий снежок, на дороге было скользко. Поэтому ехали чуть помедленнее, чем обычно. Ребята ютились на заднем сидении, уже вдоволь наговорившиеся друг с другом. Но каждый из них думал о предстоящем расставании.
Теперь уже до лета…

Родители их лишь изредка перекидывались фразами. Было видно, что они друг друга смущаются. Переговаривались чисто из вежливости. Ну, а по-другому и быть не могло – при первом-то знакомстве.

На место прибыли за пятнадцать минут до отправления. Папа вытащил из багажника Викину сумку, собираясь, закрыв машину, помочь её донести. Но Дима перехватил её – мол, я сам. Отец лишь улыбнулся: «Кавалер…»

Поезд уже стоял на слегка заснеженном перроне. Людей было не так уж и много. Вероятно, большая часть уже разместилась по своим купе.
Отыскали нужный вагон – двенадцатый.

– Ну, что ж, вполне символично, – шутливо произнёс папа. – Вагон двенадцатый (хорошо, что не тринадцатый), отправление почти в двенадцать…

А снег, казалось, немного даже усилился.

Родители деликатно отошли в сторонку, позволив их чадам проститься наедине.
А они молчали, глядя друг другу в глаза. А во взглядах было всё: и тепло, и уважение, и благодарность, и даже… что-то большее.

– Спасибо тебе, Дим, за эти чудесные дни. Таких осенних каникул у меня ещё не было.

– И у меня…

Они смущённо улыбнулись.

– Если всё же надумаете, приезжайте к нам на белые ночи.

– Не знаю, если у родителей отпуска совпадут.

– Или сам приезжай.

– Сам, наверное…

– А оттуда сразу поедем к бабушке. Чтобы время не терять тебе – туда-сюда мотаясь.

– Хорошая идея… – и чуть помявшись продолжил: – Вик…

– А?

– Я тут тебе кое-что написал, – Дима полез во внутренний карман и достал сложенный в четверо тетрадный листок в клеточку. – Накануне твоего приезда. Ночью что-то не спалось… Только это… ты сразу не читай. Потом… когда ехать будешь.

И протянул девочке. Та аккуратно его взяла, улыбнулась, и спрятала в карман:
– Хорошо… Спасибо тебе.

Папа глянул на свои часы, потом на вокзальный циферблат – до отправления  оставалось четыре минуты:
– Пора…

Мама подошла к Вике обняла её и поцеловала:
– Отцу я позвонила, встретит тебя. В дороге будь аккуратнее, ни в какие приключения не ввязывайся. Ну, всё, созвонимся тогда.

Вика ещё раз посмотрела на Диму и, видя, что тот никак не решится, сама поцеловала его. В щёчку. Но не так как когда-то – вскользь и в спешке, а более, что ли, теплее. И прижалась к его же щеке. Буквально на чуть-чуть.
И Дима решился – поцеловал в ответ. Вика его обняла и шепнула на ушко:
– Спасибо тебе за всё. Дим… ты такой хороший… Я… я…  – она,  скорее всего, хотела сказать что-то другое, но не решилась. – Я буду скучать по тебе…

– Я уже скучаю, – шепнул он ей, и отпустил.

Вика взяла свою дорожную сумку, прошла в купе и уже оттуда через стекло помахала всем троим провожающим ладошкой. И то ли пассажиров было мало, то ли ей просто повезло, но в своём купе ей предстояло ехать одной, без попутчиков.

А уже когда поезд набрал скорость, она, сидя на уютненьком мягком местечке, развернула тетрадный листок. А там аккуратным старательным почерком были выведены в столбик строчки – посвящение ей:

Ловлю шагов твоих полёт –
Полёт почти неудержимый.
Увидев, кто-то лишь вздохнёт,
А кто-то так пройдёт и мимо,
Нас не заметив в суете
Разлук и долгих ожиданий…
Но ты летишь… летишь ко мне.
И нет разлуки между нами.

Ловлю шагов твоих полёт –
Движенья взгляд мой не обманут
И сердце, что так долго ждёт,
Но в ожиданье не устало
Томиться по одной тебе,
Моя любовь, желанье, радость…
И ты летишь… летишь ко мне.
Всего мгновение осталось
До встречи, что двоих нас ждёт…

Ловлю шагов твоих полёт…


Она прочла, потом ещё раз. Прижала листок к губам, закрыла глаза. И смогла произнести вслух только одно слово:
– Димка…

А на душе стало тепло-тепло. И никто-никто на свете не видел, как она счастливо улыбалась…


                27 октября – 23 ноября, 2014


                * * *



ПРИМЕЧАНИЕ:
Те или иные документальные сведения позаимствованы с сайта «Википедия», а также из ряда других источников Рунета.