Исповедь труса. Часть 15

                Мама

          Встречаются такие женщины, которые всю свою жизнь отдают, посвящают другим. Родным, любимым, близким. Не считаясь при этом со своими желаниями, жертвуя временем, комфортом, карьерой, тратя силы, нервы, здоровье. Это Женщины с большой буквы. В какой бы роли они не выступали - сестры, жены, дочери, матери или бабушки, от них исходит только тепло, добро, забота, любовь. До конца, до донышка, до последней капли, без остатка. По-другому они не могут, только так.

          Моя Мама была такой Женщиной. Она родилась 8 декабря 1934 года в городе Пушкин, Ленинградской области. Дед Павел Иванович служил там в частях связи. До семи лет детство можно назвать счастливым. А потом началась война, бомбежки, блокада, голод. В семь лет ребенок уже все понимает, а в экстремальной обстановке взрослеет быстро, особенно, если нужно заботиться о младшей сестренке, которой всего четыре года, которая постоянно просит есть и плачет. Один раз пришлось оставить Тамару дома одну всего-то на полчасика. Этого хватило, чтобы голодный ребенок нашел и съел семейный хлебный паек на два дня. Мама рассказывала, как тяжело им дались эти два дня, но Тамару ругать не стали.

          - Слава богу, хоть раз она поела досыта.

          Они были очень дружны всю жизнь, несмотря на всякие мелкие бытовые размолвки. В эпоху тотального дефицита мама, если удавалось, все покупала в двух экземплярах - себе и сестре. Тетя Тамара в долгу не оставалась. Они всегда старались помогать друг другу, чем могли.

         Особенно это стало актуальным, когда после смерти дяди Коли, Тамара одна растила двоих сыновей. Мама считала своим долгом забирать Пашку на каникулы в Балтийск. Никакие возражения моего отца, которого очень беспокоили наши с братом проказы, не могли повлиять на маму. Каждый год ей удавалось папу уговорить. Тем более что она все организовывала так, чтобы доставлять мужу как можно меньше хлопот. Мама, как настоящая жена военного, обеспечивала надежный тыл. Всегда.

          С папой мама познакомилась в Калининграде. Здесь они оба учились в вузах, он в военно-морском училище, а она в педагогическом институте. Папа приехал из Белоруссии, где после десятилетки успел закончить 3-х летний учительский институт и даже проработал год в школе учителем физики и математики. В армию его не взяли из-за шумов в сердце, обнаруженных на медкомиссии, поэтому, когда приехали агитаторы в военно-морское училище, отец согласился съездить в Калининград, как на экскурсию, для развлечения.

          Однако медицинская комиссия в училище никаких патологий не обнаружила и вынесла вердикт - "годен". Отца допустили к экзаменам. Военная организация отцу не понравилась, тем более что на родине он уже был состоявшимся человеком с образованием и работой. А здесь приходилось все начинать сначала. Папа решил завалить экзамены.

          Первыми, как назло, сдавали физику и математику. Пришлось получать пятерки, ведь нельзя было ударить в грязь лицом на профильных предметах. Следующим писали сочинение. Сославшись на плохое знание русского языка из-за национальности, молодой белорус просто не стал ничего писать. Естественно, получил двойку.

          - Ну что, Караевский, два экзамена на "отлично", а третий "плохо"? Плохо, очень плохо! Вместо того чтобы учиться на офицера, пойдёте на флот - матросом срочную служить! - начальник факультета был категоричен.

          Этого батя не ожидал. Он-то думал, что, не поступив в училище, вернется домой, в школу, к своим ученикам, в кружок фотолюбителей, который он вел, к спокойной размеренной гражданской жизни. Но не тут то было. Диагноз "годен" не оставлял выбора. Ну не срочную же служить, в самом деле!

          Отец побежал на кафедру физики и математики.

          - Коллеги, помогите! Сдуру не стал сочинение писать, теперь на флот отправляют!

          Коллеги помогли, договорились, чтобы абитуриент Караевский все-таки сдал сочинение, которое не смог написать по причине временного расстройства здоровья.

          Так мой отец стал курсантом штурманского факультета Балтийского высшего военно-морского училища. И к счастью, потому что на первом же курсе он познакомился с Галкой Родионовой, 4 ноября 1956 года они поженились, через год 18 ноября у них родилась дочь, моя сестра Ира, а еще через девять лет 20 июня 1966 года родился я. Повезло мне.

          Мама приехала учиться в Калининградский пединститут на факультет русского языка и литературы из Советска. Первое время жила у тети Сони, которая вместе с мужем Михаилом занимала половину немецкого домика с мансардой. Еще у них был сад и огород, и узкий ручей с маленькими рыбками. Миша ходил в море боцманом, был, мягко говоря, прижимист и появление "племянницы" встретил крайне неодобрительно. Видя, как они ссорятся из-за нее, мама переехала в общежитие. Зимой в комнатушке было очень холодно, пришлось ехать к тете Соне, просить ватное одеяло. Сославшись на боцмана, одеяло тетка не дала. Собрала племяннице кое-какие продукты - и на том спасибо.

          Мама рассказывала, что жили очень бедно. Единственные летние белые матерчатые тапочки, гордо именуемые туфлями, она красила зубным порошком, чтобы они имели хоть какой-то вид. На свидание студентки собирались по принципу "с миру по нитке - голому рубаха". Одна давала нарядную юбку, вторая блузку, третья чулки. Но нужно было иметь какую-нибудь свою красивую вещь, чтобы поделиться с подругами.

          У мамы была замечательная вязаная кофта, поэтому ее приняли в этот закрытый "клуб", что было весьма кстати, потому что вскоре она познакомилась с застенчивым курсантиком Володей Караевским, который хоть и учился всего лишь на первом курсе, но был на три года старше. К тому же, он выигрышно отличался от более молодых сокурсников надежностью, основательностью, целеустремленностью, а самое главное, серьезностью намерений. Друзья полушутя полусерьезно, но уважительно звали его Старик. А было "старику" тогда 24 года.

          Бабушке Тосе жених сначала не приглянулся - росточком маловат, выглядит бледненько, говорит тихо - не орел, одним словом.

          - Дочка, ты что, получше там не нашла? - шепотом на кухне укоряла она маму, - Какой-то он, ни рыба, ни мясо.
          - Мама, он замечательный - добрый, ласковый, умный, надежный. Просто ты его еще плохо знаешь.
          - Ну, смотри, тебе жить. Как бы не пожалеть потом.

          А Павлу Ивановичу будущий зять понравился сразу - скромный, культурный, вежливый, на "вы" называет. Провожая молодых на автобус, он по дороге показал дочке большой палец:

          - Парень - во! Надо брать! Дура будешь, если упустишь!
          - Спасибо, папа! Я знаю, - зарделась довольная и счастливая Галка.

  Позже и Антонина Ивановна разглядела и полюбила зятя, и мне кажется, чувствовала себя немного виноватой, что сначала пыталась отговорить дочь от этого выбора.

          После рождения Иры полноценно учиться в институте уже не получалось, пришлось взять академический отпуск. А тут и курсант стал лейтенантом и получил распределение в Таллин. Жена, естественно, за мужем, обеспечивать тыл. А как иначе? Так мама институт и не закончила, о чем, конечно, жалела и в графе "образование" всегда писала "неоконченное высшее".

          Потом заочно получила диплом Советского культпросветучилища по специальности "библиотекарское дело" и работала в разных библиотеках. В Таллине в технической на военном заводе, в Свиноустье в библиотеке матросского клуба, в Балтийске в Доме Культуры и в школьной библиотеке.

          В Таллине им сначала дали комнату в небольшом особняке, где, помимо других жильцов, обитала и старая эстонка Хельма. Раньше весь дом принадлежал ее семье, а теперь она вынуждена была ютиться в одной комнатенке, в то время как другие комнаты и даже летняя веранда были заняты жильцами.

          На улице было как в лесу - кругом сосны, чистейший воздух, тихо, спокойно, только дятлы иногда постукивают, да белки с дерева на дерево скачут. Рай. А дома ад - "раскулаченная" и "уплотненная" старуха по-прежнему считала себя хозяйкой и мстила соседям, как могла. Больше всего она невзлюбила семью молодого русского офицера. Мелкие пакости еще можно было терпеть, но эстонка перешла к настоящим боевым действиям.

          На общей кухне у Хельмы была своя дровяная плита, пользоваться которой она никому не разрешала. Поэтому мама готовила на керогазе. Старуха постоянно ворчала на ломаном русском про огонь и пожар, тыкая скрюченным пальцем в сторону керосинки, но к своей плите все равно не подпускала.

          В один прекрасный день мама, как обычно собиралась приготовить обед и все делала, как всегда. Но керогаз неожиданно вспыхнул, керосин разлился по столу, стек на пол и горел везде, даже на руках у мамы. К счастью перед этим она поставила рядом ведро с водой и тряпкой - собиралась пол протереть, пока суп варится. Мама не растерялась - схватила мокрую тряпку и потушила пламя. Огонь не успел сильно навредить, только клеенка на столе покоробилась и расплавилась, кухня наполнилась дымом, да керогаз стоял весь черный, закопченный.

          Больше всего мама испугалась не огня, не пожара, а того, что узнает и будет ругаться Хельма. Она настежь открыла окно, убрала испорченную клеенку, вычистила и заправила заново керогаз. Когда в кухне проветрилось, мама стала закрывать окно и увидела, как через калитку к дому семенит старуха, а к воротам с аварийным звоном подъезжает пожарная машина.

          - Мадам, к нам поступил сигнал о пожаре в вашем доме, - вошедший вместе с Хельмой пожарный был вежлив, невозмутим и по-эстонски нетороплив.
  - Странно, но у нас ничего не горит, это, наверное, какая-то ошибка, - спокойно отвечала мама, хотя внутри у нее все дрожало, а сердце стучало так, что казалось это слышно всем вокруг.

          Старуха подозрительно оглядела всю кухню и сердито сказала что-то пожарному на своем языке.

          - Позвольте, мадам, проверить ваш керогаз.
          - Пожалуйста, проверяйте.

          Служивый тщательно осмотрел прибор, несколько раз зажег и потушил пламя, покрутил настройку. Потом красноречиво посмотрел на Хельму и ледяным тоном, не повышая голоса, сказал ей что-то по-эстонски, выделяя каждое слово, отчего она сжалась и потухла.

          - Извините, мадам, за беспокойство, у вас все в порядке, - сказал пожарный маме, взял под козырек и мимо онемевшей Хельмы вышел из кухни.

          Вечером Лембит – сосед эстонец рассказал, что рано утром, уходя на работу, видел, как хозяйка вертелась на кухне возле маминого стола. Все встало на свои места. Старуха подстроила так, чтобы керогаз при включении вспыхнул, дождалась, когда мама пошла на кухню, и побежала к телефону-автомату вызывать пожарных. Ненависть и злоба совсем затмили разум, ведь от пожара мог не только сгореть весь дом, и Хельма осталась бы без жилья, но могли погибнуть люди, что ее, видимо, не особо волновало.

          Лейтенант Караевский, придя домой и узнав о произошедшем, высказал хозяйке все, что думает и предупредил, что если хоть волос упадет с головы его жены или дочери, Хельме не поздоровится.

          Что вы думаете, через несколько дней на службу к отцу переслали из районной администрации жалобу от Хельмы, в которой она писала, что "сержант Караева" пришел домой пьяный, устроил дебош, унижал и оскорблял пожилую женщину, угрожал ей расправой. Мало того, что старуха оклеветала отца, она еще разжаловала и переименовала его))).

          Никто, конечно, не поверил, что спокойный, непьющий, интеллигентный штурман способен на такие безобразия, но замполит по долгу службы все же посетил маленький домик в лесу и поговорил с мамой, с Лембитом и с Хельмой. В результате через неделю отца вызвали в политотдел и вручили ключи от комнаты в коммуналке в многоквартирном доме, где жили только семьи военных.

          Маме очень нравился Таллин с его узкими улочками, покрытыми брусчаткой, с его старинными домами с высокими кирпичными трубами, с древней ратушей в центре города. С его неторопливой, размеренной жизнью, с вежливыми и доброжелательными людьми (многие оставались такими же и после того, как узнавали, что перед ними русские), с неповторимым колоритом старого, немало пережившего города. Много лет спустя она мечтала, что мы с ней съездим как-нибудь в Таллин, и она покажет мне, где они жили, по каким улицам ходили, в каком кафе ели мороженое. Да как-то не получилось.
          А папу она в шутку иногда называла "сержант Караева".

продолжение повести http://www.proza.ru/2014/11/30/1700


Рецензии