Исповедь труса. Часть 1

                Первые страхи

          В детстве я был маменькиным сынком. Рос в ласке, тепле и непрерывной заботе, потому что после моего рождения мама долго не работала. Для меня, привыкшего к ее постоянному присутствию рядом, стало настоящим стрессом трехмесячное посещение детского сада, куда меня определили  года в четыре, когда мама решила вернуться на работу.

          Первый день почти весь я проревел, с трудом дождавшись вечера. Детский страх, что мама никогда не придет, что меня не заберут, не давал успокоиться. Мама, видимо, тоже скучала и волновалась, поэтому забрала меня рано, самым первым из всех детей. Через неделю, когда я уже пообвык, когда страх быть забытым в саду почти прошел, случилось СТРАШНОЕ – меня не забрали!!!

          Когда начали приходить первые родители за своими чадами, я еще не переживал. Когда половину детей уже увели, начал тревожиться. Когда нас осталось трое-четверо, уже шмыгал носом, всхлипывал и причитал:

          – Где моя мама! Когда придет моя мама?

          Когда же на улице наступила темень непроглядная, и мы остались с воспитательницей вдвоем, я уже ревел не переставая.

          Оказывается, по причине профсоюзного собрания на работе мама не могла меня забрать и позвонила на службу отцу. Папа – военный моряк, вечером получил неожиданное приказание от вышестоящего командования, ответил «есть» и приступил к его исполнению. До маминой работы он не дозвонился, а что такое мобильник тогда еще и не подозревали. Как мы вообще без них раньше жили – жуть! Короче,  домой они оба вернулись поздно, почти одновременно и без меня. И тут же рванули вдвоем в садик и успели как раз вовремя – потерявшая надежду сдать родителям орущее, все в слезах и в соплях существо, воспитательница уже собиралась везти меня домой. Не представляю, что случилось бы со мной, если бы, доехав до дома, по моим представлениям, уже глубокой ночью, мы не обнаружили там родителей.

          Последующие дни были не намного радостней. По утрам удручала почему-то еле теплая манная каша с комками и такая густая, что ее можно было резать ножом. Пока ею давишься, она окончательно остывает и становится совсем несъедобной. В обед через день давали молочный кисель – холодный, липкий, безвкусный, неоднородной консистенции, его и пить то было нельзя, и ложкой взять проблематично – медузообразные куски соскальзывали обратно в кружку. Самое обидное, что тех, кто не съедал эту дрянь, не брали на прогулку – приходилось либо есть через «не могу», либо хитрить. На мое счастье очень быстро обнаружилось, что сосед по столу – тихий, скромный, белобрысый очкарик, обожает эту гадость и с радостью съест и мою порцию.

          А эти ужасные бесполые колготки, которые носили и девочки и мальчики, отличавшиеся только цветом и то не всегда. Вечно путались зад и перед, растягивались, сползали. Девочки в колготках и в платьицах выглядели естественней, чем мальчики в шортиках поверх колготок. Интересно, сейчас такая же «униформа» у малышей?

          Воспитательницы и нянечки вели себя хорошо))), было только одно "но" - во время тихого часа тех, кто баловался, заставляли стоять на кровати на виду у всех остальных. Почему-то было очень стыдно, что все смеются и смотрят, как ты стоишь в трусах и майке, а тебе кажется, что голый, и что эти несколько минут никогда не кончатся.

          Страх оказаться смешным стал сильнее, когда я первый раз в жизни влюбился. Катя была самой красивой девочкой в группе, поэтому конкурентов у меня было достаточно. Соперничали мы в основном за право занять место рядом с Катей за обедом, во время занятий, в тихий час. Особенно в тихий час, ведь это так интимно – спать рядом))) У нас были такие маленькие детские раскладушечки, которые ставили каждый раз в произвольном порядке.

          Катя, избалованная "мужским" вниманием, могла выбирать с кем сидеть, с кем играть, с кем рядом спать, но делала это крайне редко. Ей больше нравилось наблюдать за нашим соревнованием, было интересно, кто выйдет победителем. Так в животном мире самки ждут окончания брачных турниров, чтобы достаться победителю. Но Катя, дождавшись чьей-либо победы, могла отдать свое предпочтение проигравшему, а победителя не удостоить даже взглядом.

          Вскоре стало ясно, что девочка симпатизирует двум мальчикам – симпатичному шустренькому черноглазому Саше и мне. Но Саше больше. Если со мной она охотно сидела рядом за обедом и на занятиях, то в тихий час Сашина раскладушка всегда стояла рядом с Катиной. Причем Саша, помогая девочке разобрать постель, старался поставить ее раскладушку у стенки, чтобы никто не мог пристроиться с другой стороны. Гад!

          Однажды вечером мама постирала все мои трусы, и к утру они не успели высохнуть. Перед четырехлетним мужчиной возникла дилемма – идти в садик в трусах старшей сестры (белых в цветочек), или вовсе без трусов. Второй вариант отпал сразу. Ничего не оставалось, как надеть цветастые трусики. Как раз в этот день Катя поссорилась с Сашей, и в тихий час мне удалось пристроить свою раскладушку рядом с Катиной. Я успел забыть про свои девчачьи трусы и чуть не спалился, раздеваясь. Вовремя спохватившись, тайком стянул колготки и юркнул под одеяло. Правда, Сашка занял стратегическую позицию с другой стороны, но Катя повернулась лицом ко мне и даже позволила взять ее за руку.

          Я что-то говорил - она отвечала, она улыбалась! Я был счастлив, это была победа! Я видел за ней злое Сашино лицо, мне даже было немного жаль его. Видимо эта жалость читалась в моих глазах и разозлила его еще больше.

          - Жених и невеста! Тили-тили тесто! – громко закричал Сашка, – Тили-тили тесто! Жених и невеста!

          Этим он еще больше ронял себя в Катиных глазах, она только сильнее сжала мою руку. Но громкий крик привлек внимание воспитательницы.

          - Что за шум, почему не спим?! Кто кричал, я спрашиваю?!
          - Это он! – Сашкин палец с темной каемкой под ногтем уперся в меня, - Это Вова кричал, Наталья Сергеевна.
          - Вова, встань и постой, пусть все видят, кто им мешает спать в тихий час!
          - Это не я, не я!!! Это Саша кричал, а на меня сваливает!!!
          - Это он, Наталья Сергеевна!
          - Нет не я, а он!!!
          - Нет, он!
          - Так, хватит! Встали оба! Я не собираюсь разбираться, кто из вас прав! Постойте и подумайте над своим поведением! Вставайте, вставайте!

          Я понял, что мне конец… Сашка уже стоял – черные трусы, белая майка, смуглое тело, приличные мускулы для столь юного возраста – красавец мужчина! У него была явная примесь какой-то восточной крови. Резко очерченные скулы, черные брови в разлет, выразительные глаза – он казался старше, а в детстве это огромное преимущество – выглядеть старше.

          Я все еще оставался под одеялом и не мог заставить себя подняться. Нельзя было встать на виду у всех в этих дурацких цветастых трусах, но и не встать было нельзя, тем более что соперник уже стоял, тем более что прослыть трусом еще хуже, тем более что воспитательница уже приближалась с намерением поднять меня силой.

          И я встал… Гораздо позже, уже в школе, читая «Ревизора» Гоголя, я понял, как называлось это минутное изумленно-молчаливое замешательство – немая сцена… А потом, когда в полной тишине воспитательница вышла и закрыла за собой дверь, Сашка завопил на всю спальню, на весь садик, на всю улицу, на весь город, на весь мир:

          – СМОТРИТЕ! СМОТРИТЕ! У НЕГО БАБСКИЕ ТРУСЫ!!! - и все смотрели, и смеялись, и повторяли за ним как эхо, – Бабские трусы! Бабские трусы!

          С этого дня Катя меня игнорировала, да и я не пытался к ней подойти – было стыдно.

          Через три недели был новогодний утренник. Саша с Катей выступали в паре, изображая, сейчас уже и не помню кого, то ли лису Алису и кота Базилио, то ли Герду и Кая, то ли еще каких-то персонажей. Я же был в хоре зайчиков-дворников. Мама сшила мне белую шапочку с длинными накрахмаленными ушками, а сзади на шортики пришила НАСТОЯЩИЙ заячий хвостик. Папа сделал мне просто потрясающую метлу – такую маленькую аккуратненькую, точную копию большой метлы. Мне так понравился этот костюм, и особенно метла, что я тут же решил, что когда вырасту, стану непременно дворником. А еще я надеялся, что Катя, увидев этот наряд, перестанет меня игнорировать.

          Но я совсем не учел, что в хоре нас было двенадцать таких зайчиков. И у всех были шапочки с накрахмаленными ушками, и хвостики сзади, пусть не такие шикарные, как у меня, но все же. И великолепная моя метла мало выделялась среди подобных, пусть не таких великолепных. Катя даже не смотрела в мою сторону. Так закончилась моя самая первая в жизни любовь. Вскоре после Нового года я перестал ходить в садик.

продолжение повести http://www.proza.ru/2014/11/30/1714