Вместо предисловия

       Вызов забвению
(документально-художественная повесть)


       Вместо предисловия            


       Изучая историю своих предков, мы пытаемся узнать не только о их судьбе, но и ответить на вопросы, возникающие в нашей собственной жизни. Ведь судьба каждого из нас тесно связана с судьбой страны, в которой мы  живём, и события, происходящие в ней, в любом из нас могут отозваться как радостью, так и болью. Выдающийся русский историк В.О. Ключевский писал: «Изучая дедов, узнаём внуков, т.е. изучая предков, узнаём самих себя. Без знания истории мы должны признать себя случайностями, не знающими, как и зачем мы пришли в мир, как и для чего в нём живём, к чему должны стремиться».
       Многие жители Российской Империи, помня о том, что семья является наследницей рода, не только чтили своих предков, но и старательно вели своё родословие. Однако в советские годы генеалогические исследования не культивировались обществом, и многие граждане, если и занимались ими, то – втайне, поскольку в их памяти были ещё живы годы репрессий начала-середины XX века. Об этом не очень-то хотелось говорить, ибо люди, оказавшиеся в тюремных и лагерных застенках, автоматически становились «врагами народа». Эта  «категория» не обошла стороной и мою семью, – как по линии матери, так и по линии отца.
       Но вряд ли найдётся на Земле человек, которому было бы неинтересно его происхождение. Заинтересовалась им и я, но более глубоко тогда, когда к сожалению не стало родителей. Решение этой проблемы существенно облегчило появление Интернета, хотя первые сведения я получила именно от родителей, – они-то и легли в основу родословных, которыми я начала заниматься несколько лет назад. Со временем восстановила связь с сёстрами от второго брака отца, отыскала других родственников как по его линии, так и по линии мамы, и стала с ними общаться. С их помощью знания по родословным не только расширились, но и дополнились. Выяснилось, например, что мои предки по линии мамы (белорусы по национальности) во время Столыпинской реформы переселились из Белоруссии в одно из местечек Кыштовского района Новосибирской области, где получили землю и начали заниматься сельским хозяйством (позже переселились в деревню Коровинку* того же района).
      
       (* Согласно справке отдела архивной службы администрации Кыштовского района, деревня образована в 1893 году во время правления Александра III).

       Узнала я также и трагическую историю двоюродной бабушки по этой же линии – Ефросиньи Николаевны Горячкиной, урождённой Делидович (в детстве мне и брату она заменила рано ушедшую из жизни родную бабушку). Ефросинья Николаевна после трагической гибели первого мужа через несколько лет вышла замуж за Антона Павловца, который имел в хозяйстве лобогрейку (жатку), за что семью с тремя детьми «раскулачили» и выслали на болото в Нарымский край. Посёлок, основанный ссыльными в 1933 году на месте их высадки, получил название Могильный Яр – в настоящее время Новый Васюган. Муж бабушки Ефросиньи Антон и их общий ребёнок Пётр, родившийся в ссылке, вскоре умерли, а бабушке через несколько лет разрешили вернуться домой.

       Как пишут очевидцы, судьба переселенцев была трагична. Из Новосибирской области и Алтая людей везли баржами и бросали в безлюдной тайге. Сосланным на поселение в дикие места не разрешалось брать с собой ни тёплой одежды, ни инвентаря. Инструментом, который они получали от властей, соорудить землянку до зимы успевали не все; продукты, прихваченные из дома, по прибытии отбирало начальство или разворовывали такие же голодные ссыльные. В этих нечеловеческих условиях люди гибли массово, в первую очередь, старики и дети. Достаточно набрать в поисковике Интернета Google  «Остров Назино», и мы узнаем о трагедии, которая разыгралась на необитаемом острове посреди Оби близ села Александровское Нарымского края.      
       Нарым в переводе с селькупского означает «болотный». Край недаром заслужил «славу» центра политической ссылки России: сюда ссылали бунтарей и повстанцев при всех властях и режимах. Отбывали её декабристы, народники, а также участники польских восстаний 1830-1831, 1863-1864 годов*.
      
       (* Восстание 1830-31 гг. было организовано шляхтой и католическим духовенством в Царстве Польском и сопредельных с ним губерниях Российской империи (Литве, западной Белоруссии и Правобережной Украине). Направлено было на отделение Царства Польского от России. Восстание 1863-64 гг. под лозунгами восстановления Речи Посполитой в границах 1772 года произошло на территории Польши, Литвы, части Белоруссии и в Правобережной Украине. Известно как восстание под предводительством Константина Калиновского, в поддержку восставших выступил А.И. Герцен. (По материалам «Советского энциклопедического словаря», изд. третье, г. Москва, 1984 г. и Википедии, электронный ресурс).


       В Нарыме в 1912 году находился в царской ссылке и Сталин. С Нарымским краем также связана жизнь и моих родственников по мужской линии. Так, в деревню Нижне-Майково Томской губернии в 1864 году за участие в польском восстании в юном возрасте был сослан мой прадед Эдуард (Edward Osichowski). Этот факт подтверждён соответствующими документами архивной службы администрации Молчановского района, а также одним из его сыновей – Григорием Эдуардовичем, который в автобиографии называет своего отца ссыльным. За участие в восстании вместе с прадедом были сосланы также и другие юноши: Завацкий, Минкевич, Котеловский, Бужинский, Тынкевич (не исключено, что некоторые фамилии не точны).
       На земле Нарымского края родились и дети прадеда, в том числе мой дед Александр, и здесь же – в 1937-38 годах – четверо из них были репрессированы советской властью. Особенно пострадала семья Григория, у которого через восемь месяцев после ареста органы НКВД отправили в тюрьму его жену, ещё через восемь – сына.
       История жизни семьи прадеда до 2008 года мне была почти неизвестна. Из редких сообщений отца я знала лишь о том, что по национальности прадед поляк, что его семья проживала в городской местности, принадлежала к шляхетскому сословию и владела одной из фабрик. Много позже узнала, что это была Гродненская губерния*, которая в результате сложных исторических перипетий в прежние времена пребывала в составе и Российской империи, и Литовских земель, и самой Польши.
      
       (* Гродненская губерния в настоящее время находится на территории западной Беларуси, граничит с Польшей и Литвой. Впервые Гродно упоминается в летописях в 1127 году. С 1376-го город находился в составе Литвы и Польши, в 1795 г. был присоединён к Российской империи, в 1863г.  являлся центром польского восстания в Белоруссии. В июле 1920-го перешёл под   контроль советской России, в октябре того же года – под управление Польши, в составе которой оставался до 21 сентября 1939 года. (По материалам «Советского энциклопедического словаря», изд. третье, г. Москва, 1984 г. и Википедии, электронный ресурс).
   

       В начале октября 2012 года, набрав в поисковике Google свою фамилию в польской транскрипции, я открыла для себя много нового. Во-первых, на одном из польских сайтов обнаружила списки участников польского восстания 1863-64 годов, сосланных в Западную Сибирь. В числе повстанцев нашла и своего прадеда: он значился как Osichowski Edward – Осиховский Эдуард – 19 lat (лет)(1).
Следующую запись обнаружила в Рунете:
«Осиховский Эдуард (1868) 19 лет на 1870 г., мещанин Гродненской губернии (в составе Российской империи - Авт.), условия ссылки неизвестны. С 1864 г. находился в Томском округе, крестьянские работы, семьи не имеет, холост, участник Польск(ого) восстания 1863-64гг., сосланный в Сибирь.  ГУ ГАОО. ф. 3. Оп. 6. д. 8960, 10388. Л. 298-299»(2). В преамбуле к списку сообщается, что  в Западную Сибирь направлялись в основном участники восстания, «сосланные в административном порядке и на водворение», в Восточную – «преимущественно осужденные на каторжные работы». В первом случае без конфискации имущества, во втором – с конфискацией.
И последняя короткая, но информативная запись: «Осиховский Эдуард – горожанин»(3).
Во-вторых, представители этой фамилии в транскрипции как Osichowski, так и Osuchowski (большей частью в последней), обнаружились и в дальнем зарубежье: США, Польше, Канаде, Австралии, а также других странах, хотя не исключено, что это всё-таки разные люди. Но в том же списке участников польского восстания 1863-64 гг., сосланных в Западную Сибирь, интересна и такая запись: «Осуховский Викентий – муж(чина), 53 года на 1867 г., дворянин Гродненской губ., сослан пр(авительством?) без лишения прав на жительство, находился в Кургане, в 1869 г. выехал в Царство Польское (ГУ ГАОО. ф. 3. Оп. 5. д. 7601. Л. 70-71)». Таким образом, как Осиховские, так и Осуховские, проживали в одной и той же Гродненской губернии, поэтому невольно возникает вопрос: нет ли ошибки в транскрипции написания этих фамилий? В связи с этим на ум приходит факт разночтения девичьей фамилии бабушки Ефросиньи, а именно: некоторым представителям рода она была записана как «Делидович», некоторым – как «Демидович». Это разночтение сохранилось до сих пор.
       Итак, согласно вышеприведённым выпискам относительно прадеда Edwarda Osichowski, можно прийти к выводу, что родился он в 1851 году и, таким образом в 1864-м – во время ссылки в Нижне-Майково близ села Молчанова – ему было тринадцать лет.
 
       Из истории села Молчанова (1870-й год).
«...Деревеньки попадались всё реже и беднее до самого села Молчановского, куда мы приехали часу во втором ночи, – пишет Н.А. Костров в книге «Поездка в Нарым». – Около Молчанова левый берег Оби внезапно возвышается, открывая песчано-глинистую формацию, которая составляет, кажется, постоянное явление на Оби, на всем её течении от впадения Томи до Нарыма. (…) Пока перепрягали лошадей, я разговорился с хозяином квартиры, старинным рыболовом. По обыкновению всех стариков, он жаловался на то, что пришли худые времена, что прежде было всего изобильнее и народ как-то лучше, добрее. Рыбы, по его словам, прежде ловилось несравненно больше, чем теперь. «Лет десять, аль двадцать, – говорил он, – моксуна попадалось в невод тысяч до пятнадцати штук, а ныне и пятидесяти не вынешь» (муксун – пресноводная рыба из рода сигов семейства лососёвых – Авт.).
       Между другими причинами, способствовавшими уменьшению лова рыбы, он относил также появление здесь пароходов. Судя по его рассказу, появление первого парохода произвело между жителями самое странное впечатление. «Давно уже носился слух, – говорил старик, – что вот пойдут по нашей Оби какие-то пароходы, – идёт, вишь, себе судно на колёсах по реке, как телега по дороге катится; ни ветер, ни вал – всё ему нипочём. Ладно, думаем мы, только по Оби такому судну не пройти. Это не другая какая речушка – как разгуляется в ину пору, так что твое море. Так-то мы не верим.
Вот пришла и весна, прошёл лед, потянулись и суда вверх и вниз по нашей матушке. Один раз вечером сидим мы, старики, да калякаем у ворот, – как вдруг кто-то крикнул: «Пароход! пароход!» Мы, как ни есть, все на берег. Глядь – а он, братец ты мой, бежит, бежит себе против воды, знать ничего не хочет. С диву дались мы все. Вот он выплыл супротив села, остановился, да как – язви его – рявкнет, да засвистит, так мы на корточках и поползли со страху…»(4).

      
       В Нижне-Майкове Эдуард занимался крестьянскими работами, женился в возрасте 23-х лет «на крестьянской дочери православного вероисповедания, девице Евдокии Васильевне Сысоевой из села Молчанова», которой было в ту пору  17 лет. В конце 80-х годов XIX века семья из Нижне-Майкова перебралась в Молчаново. За двадцать восемь лет совместной жизни у Эдуарда с Евдокией родилось двенадцать детей, четверо из них умерли в младенчестве, пятым – семнадцати лет – умер ещё один ребёнок (сын). В живых осталось семеро: старшая дочь Анна, 1878 года рождения, Игнатий – 1879, Евгения – 1890, Анастасия – 1881, Григорий – 1893, Александр – 1895 и Николай – 1898 года. Евдокия Васильевна умерла в 1902 году в возрасте 45-ти лет, не намного пережил её и Эдуард Иванович: он ушёл из жизни вскоре после 1910 года.
       О том, что наша фамилия первоначально звучала как «Осиховский», сообщил мне внук Эдуарда Ивановича – Леонид Николаевич Осыховский, который в настоящее время проживает во Владивостоке и является старейшиной нашего рода. Комментируя одну из старинных фотографий своего архива, надпись на которой предположительно сделана около 1912-14 гг., Леонид Николаевич пояснил: «Эту фотографию моему отцу подарил его старший брат Игнатий. На обороте надпись (передаю дословно): «На вечную Память дорогому братцу Николаю Эдуардовичу, Г-ну Осиховскому, от Игнатия Эдуардовича, Г-на Осиховского».
       История перерождения фамилии неизвестна, но то, что она претерпела трансформацию, – это факт. Возможно, «современное написание фамилии – это результат имевшего место в XIX веке искажённого её произношения или речевой ошибки», – такую точку зрения высказали сотрудники Томского государственного архива. Не исключено также, что по каким-то причинам её перерождение произошло в начале советской эпохи, когда буква «и» была заменена на твёрдо звучащую «ы».
 
       К тому времени, когда я занялась поисками, моего отца уже не было в живых, и поскольку дальше этой информации продвинуться не могла, то поняла, что её надо искать в архивах. Но к ним из-за дальности расстояний доступ был ограничен, и тогда я обратилась к Интернету. Именно на его страницах обнаружила выписки из Книги Памяти по Томской области, где среди фамилий репрессированных в 1937-38 годах увидела также и свою, – она принадлежала двум мужчинам и двум женщинам из Молчанова. В том, что эти люди мои родственники, уверенности не было, хотя интуиция подсказывала обратное. Доказательства получила от племянницы из Петербурга, когда она прислала начальную схему нашей родословной, во главе которой стоял мой прадед Эдуард Иоаннович Осиховский (позже Иванович). Изучив схему, поняла, что репрессированные из Книги Памяти были трое его детей и сноха, то есть Анна, Григорий, Николай и жена Григория – Марфа. Все они были осуждены по 58-й статье с широким набором подпунктов и все содержались в Колпашевской тюрьме. Реабилитированы в 1957, 1959 годах.

       О Колпашеве* своему другу Сергею Клычкову в июне 1934 года русский поэт Николай Алексеевич Клюев** писал: «Я сослан в Нарым, в поселок Колпашев на верную и мучительную смерть. Она, дырявая и свирепая, стоит уже за моими плечами. (…) Поселок Колпашев – бугор глины, туго набитый почерневшими от бед и непогодиц избами, дотуга набитый ссыльными. Есть нечего, продуктов нет или они до смешного дороги… Мерзлый нарымский торфяник, куда стащат безгробное тело мое, должен умирить и врагов моих, ибо живому человеческому существу большей боли и поругания ни убавить, ни прибавить»(8).
      
       (* Город Колпашево расположен на правом берегу Оби в 126 км от Молчанова и в 270 км к северо-западу от Томска; является административным центром Колпашевского района Томской области.      
** Н.А. Клюев расстрелян в конце октября 1937 года в Томске, реабилитирован в 1957 году. С.А. Клычков был арестован в 1937 году, приговорён к смертной казни 8 октября этого же года, расстрелян в тот же день. Реабилитирован в 1956 году (по материалам Википедии, электронный ресурс).


       Позже из УФСБ РФ по Томской области я получила копии материалов их архивно-следственных дел, ещё позднее из Новосибирска пришли документы и по деду Александру, – он проживал и был арестован в этом же городе, осуждён по статье 58-10 за якобы антисоветскую агитацию и этапирован в Дальлаг. О его дальнейшей судьбе до сих пор ничего неизвестно, реабилитирован в июне 1994 года. А в конце июля 2013 года, когда были получены копии документов из Свердловского государственного архива, к роковому списку репрессированных добавились ещё три человека: сын Марфы и Григория – Иван, их зять Михаил и брат Марфы – Алексей. Ивана арестовали первого ноября 1938 года, когда он учился на 3-м курсе Свердловского электроэнергетического техникума, титульный лист его дела в правом верхнем углу содержит два грозных слова: «Хранить вечно»! В других делах подобные листы отсутствуют, но думаю, необходимость в вечном хранении обозначена и там тоже.
       Зять Марфы и Григория Михаил Лаврентьевич Мелешкевич, проживавший в селе Молчанове, был арестован 22 сентября 1937 года по обвинению якобы в участии в «Польской организации войсковой». Расстрелян 5 ноября 1937 года, реабилитирован в 1959 году. Алексей Никитич Харитонов – брат Марфы, проживавший также в Молчанове и арестованный в один день с сестрой (8 марта 1938 года), был обвинён в участии в контрреволюционной правотроцкистской организации. Реабилитирован в 1941году (см. выписки из Книги Памяти в Приложении).
       Так, через поиски информации о своих корнях, я перешла к другой теме – теме репрессий, затронувшей семью Осыховских из сибирского села Молчанова. Эта тема и легла в основу моей книги.
      

       При изучении архивно-следственных дел родственников я заметила одну деталь: протоколы допросов Григория и Александра, арестованных в 1937 году, содержали их подробные автобиографические данные – в большей степени это касается Александра, тогда как тема допросов Марфы и Николая, арестованных в 1938-м, состояла исключительно из их «контрреволюционной деятельности, связях с иностранной разведкой» и других кознях против советской власти. Впечатление такое, что на допросах последних сами заключённые или не присутствовали, или протоколы были подписаны ими под давлением. Происходило так видимо потому, что в первом случае вышеупомянутые дела велись в индивидуальном порядке, во втором, – включая Анну, дело которой мне не выслали, – были групповыми. Именно по групповым, в том числе с Николаем Эдуардовичем, расстреляли 93 человека, с Анной Эдуардовной – 17. То есть, в индивидуальных делах шла видимость «работы» с арестантами, групповые же вершились более ускоренными темпам, так как надо было выполнять расстрельные планы, хотя участь тех и других была предрешена заранее.
       В делах Григория, его двадцатилетнего сына Ивана, а также моего деда Александра я отметила искренность, с какой во время допросов – большей частью первых – они отвечали на вопросы служителей НКВД. Это обстоятельство сначала поразило меня, но стоило осознать их веру в справедливый суд, как стало понятно, что дедушка и его братья, а также другие члены семьи наивно полагали, что им нечего скрывать. Они не думали, что их правда может быть использована против них самих же, не предполагали, что станут жертвами неправедного суда. В то же время методика провокаций работников НКВД с применением разного рода изобличений, направленная на получение самооговоров заключённых с последующим предъявлением к ним несуществующих обвинений, срабатывала безошибочно.

 
       Я часто спрашиваю себя, – почему при встрече со мной в начале 60-х годов отец ни разу не обмолвился о репрессиях, покосивших нашу семью? И отвечаю: наверное, потому что не хотел тревожить мою подростковую психику. Лишь по истечении семидесяти лет со времени Большого террора мне удалось, хотя бы частично, восстановить трагическую страницу истории жизни моих предков, и все эти 70 лет документы, повествующие о их боли, лежали на архивных полках в забвении. Вот почему я решила написать книгу об этом, ибо время отдаляет и будет отдалять современников и потомков нашего рода от тех чудовищных событий. Я же хочу, чтобы мы знали историю нашей семьи, знали об этой трагедии, ведь сами репрессированные о ней уже не расскажут, и это – своего рода – вызов забвению.
       Занявшись поисками написанного и опубликованного на эту тему, я сознательно ограничила себя рамками семейного исследования, в котором элемент субъективизма не исключаю. Из собранных материалов попыталась, хотя бы приблизительно, воссоздать картину судилища над репрессированными, с этой целью были использованы не только материалы их следственных дел, копии которых были высланы частично, но также источники электронных и литературных ресурсов. Но если бы я имела возможность ознакомиться с делами в полном объёме, то обстоятельства их необоснованных арестов, следственных мероприятий и содержания в тюрьмах были бы намного полнее и правдивее.
Некоторые события, изложенные в делах и отображённые в повести, читателю могут показаться излишне подробными, но я решила рассказать о них, так как для нас, родственников, каждая подробность, касающаяся многострадальной жизни репрессированных, имеет большое значение. Эти события значимы ещё и потому, что многие из них – если не все – ранее были нам неизвестны. Фамилии работников НКВД, проходящие по делам родственников, я привела как констатацию факта, и не более того. При изучении данных Книги Памяти не могла не обратить внимания на сведения о репрессиях земляков моих предков, часть из которых также привожу в книге. Понимаю, что рассказы моего деда, его братьев и старшей сестры о тех страшных временах (останься кто-нибудь из них в живых), были бы такими же суровыми и жёсткими, как и свидетельства других очевидцев. Люди, по непонятным причинам лишённые свободы, загнанные в тюремные камеры и лагерные зоны, униженные, сломленные морально и физически, потерявшие уважение к себе, лишались всего: семей, близких, силы воли, веры в справедливость, здоровья и часто – жизни. Немногие из них выжили, поэтому их свидетельства – это достоверный памятник жестокому террору, развязанному сталинизмом в тридцатые годы.

       Ознакомившись с выписками из Книги Памяти, а также со справками о реабилитации, пришла к выводу, что все восемь человек моих родственников были репрессированы без состава преступления, то есть необоснованно, следовательно, дела на них были сфабрикованы. Сопоставив даты их арестов и расстрелов, увидела, что семь человек попали в период разгула «ежовщины», и только самый молодой из них – студент Иван Осыховский, угодивший в паузу между отставкой Ежова* и назначением Берии, был освобождён за недоказанностью состава преступления. Он вышел на свободу 11 февраля 1939 года, то есть через два месяца после смещения Ежова с поста наркома внутренних дел. «Падение Ежова и расстрел его ближайших сотрудников, а также игра Берии в прекращение беззаконий и уничтожение троек»(5), видимо так напугали сотрудников НКВД, что они на время притихли. А назначенный вместо Ежова Берия даже отменил «тройки» и выпустил на свободу часть осуждённых и отправленных в лагеря. Только мало кто знал тогда, что одновременно с упразднением «троек» под руководством Берии продолжились аресты и посадки других. Но пик Большого террора пришёлся именно на правление Ежова.

       (* Пост наркома внутренних дел СССР Н.И. Ежов занимал с 1936 по 1938 годы. 10 апреля 1939 года он был арестован по обвинению к подготовке государственного переворота, расстрелян 4 февраля 1940 года. Военная коллегия Верховного Суда РФ в 1998 году признала Н.И. Ежова не подлежащим реабилитации, несмотря на прошения его приёмной дочери. (По материалам Википедии, электронный ресурс).


       «Тройки» были сформированы согласно оперативному приказу НКВД СССР № 00447, подписанному Ежовым 30 июля 1937 года в Москве. В частности, в состав «тройки» по Западносибирскому краю были назначены: председателем – Миронов, его помощниками – Эйхе и Барков. По Свердловской области: председателем – Дмитриев, помощниками – Абаляев и Грачев(6).
       Я не историк и не политик, поэтому не делаю политических оценок. В то же время знаю, что убийство невинных людей – будь то один человек или миллионы – оправдать нельзя, поэтому и хочу рассказать о той боли, которая, не пощадив ни старых ни малых, острой косой прошлась по моим родственникам.


http://www.proza.ru/2014/12/01/1386