На траве-мураве не удался праздник

               
  Колян запряг лошадь, кинул в телегу пилу, топор и поехал в лес заготавливать жерди, ему стукнул сороковник. Хороший семьянин, все в дом, рябой, но с лица, особенно мужского, воду не пить, одна нога короче другой - Феня этого не замечает.
 Она вышла за него из другого села, на что только позарилась, сколько раз из-за нее Коляну попадало, когда женихался - от своих и чужих попадало, не отступился. Двадцать лет живет с этой тростинкой, в молодости Феня - хоть картины пиши, потом кольке пятерых девок нарожала, ругались, дрались, как без этого, всякое было, брак устоял - Колька спас.
 Бывало, скажут, видели твою с тем-то и с тем-то, он за это морду набьет. Построили добротный дом, обшили тесом, на крыше резные петухи вертятся, кружева по карнизу. И все-то у них ладится, да теплом согревается.
 Феня покладистая баба, терпеливая, частенько из гостей мужа на себе таскала, из-за кудрявых волос, Колян называет ее рыжим одуванчиком. Мастерица на все руки, обшивает девок и себя. Наберет ситчику поярче, да настрочит юбок клеш, да поедут на улицу - все село любуется!
 Не доехал Колян до лесу, остановился. В кустах за ригой, частушки слышит о родном селе, мужики, как с ума сошли, в борозды завалились, никто работать не хочет, да и негде работать, кроме огорода. Глядя на разруху, спиваются, что ни день- то праздник.
                Что за время, ешкин кот,
                Церковь рушится, гниет.
                Для чего нам те напасти?
                Скоро купол упадет.
   
 Упасть-то он уже упал, собрались бы лучше всем скопом пол настелить, рамы на окна поставить. Лес рядом, только руки приложи, нет, ждут. А чего ждать, когда в селе одни старики остались? Раньше надо об этом думать, в шестидесятые годы, когда в каждой семье по пять детей было. Озеро Зерина заросла, в воду не зайти - илу по колено, когда-то было дна не достать. На земле работать некому, молодежь в город подалась, по осени к старикам за готовым урожаем ездят. Вон пастух, потерявший стадо орет:
                Заилилось нынче дно,
                Наказание одно.
                Раз нельзя в нем искупаться,
                Буду с тины гнать вино.

 Скотина привыкла к его мату, сама пасется, сама домой идет, каждая корова знает свой дом, идет по дороге, склонив голову, стыдясь за нерадивого пастуха.
 За усадом в траве валяется не просыхающий от самогона Митек, Колян вытащил его на затененное место, пришел с Афганистана, опомниться не может, с Симой воюет. От вечной войны мужа, глаза Симы потускнели, пропал блеск, когда-то этот блеск Митьку завораживал, теперь остался испуг, настороженность.
 как бы там ни было, в деревне мужей не бросали, Сима справная бабенка, с татарскими скулами,ясными глазами, за что Митек называет ее "небушко мое", он ей за мужа ребенка. Научилась обороняться, может, об башку грабли переломать - так и живут. Услышав голос живой души, Митек вторил пастуху, на ходу сочиняя частушки.
                На Зерине дед Кольцов
                Бородой ловил гольцов.
                В крайний дом за самогоном
                Посылал меня гонцом.

 Колян тоже может выпить, но не до поросячьего визга.
- Ты давно здесь, Митек? Гляжу весь сырой - описался что ли?
- Нет, не описался, полежал бы с мое, едри в конифоль, со вчерашнего вечера тута - до дома не дошел, пусть поищет. Скажи, кому я нужен? Ночью все собаки разбежались от моего мата, моя поди, рада, вонючим дыхалом, как Змей Горыныч не дымлю, пусть отоспится. Какое нынче число - десятое? Эх, ты, ек-мокарек, четвертый день в штопоре, как поросенка у сватьев закололи - так и не просыхаю! Ты меня знаешь. Дома мне душно, воздуха не хватает, а здесь - воля! Чего оглядываешься, пугливый стал, "кобры" своей боишься - А я не боюсь!
- Я за лошадью присматриваю.
- А чего за ней присматривать, не маленькая, дорогу домой знает. Пусть травку жует, а мы праздник устроим - имеем право? Видал, как у меня руки дрожат? Во! Правильно понимаешь, ешкин таракан. Сползай-ка по-партизански в мой огород, в третьей грядке справа, пять шагов от конца, у красного мака, найдешь бутылку. Только не вырони, небось, за ночь запотела, как баба после бани. Сунь за пазуху, тут конспирация нужна - не мне тебя учить. Иди, давай, шевели помидорами, да быстренько, в моем горле семь гадюк сидят, пить просют, сухо, как в гнилом колодце.
 Перед запоем Митек вел тихий  образ жизни, Сима прозвала его сычом. Но уж если заденут - прячь ножи да топор, ховайся в бане.
 Коляну-то особо и не хотелось сегодня пить, но, надо выручать друга, чтобы не посчитал за подкаблучника.
 Он зашагал крупными шагами по сырой траве, сшибая капельки росы, любит по утрам босиком ходить, башмаки в телеге,закатал брюки и давай высоту трав мерить. Ага - заветная грядочка. Шуршит под ногой свекольная ботва, перья лука рвутся, падают на землю, высохшую как цемент, укроп машет зонтиками. Только он хотел ногу поднять, чтобы лишний раз грядки не мять, как услышал скрип двери - это Сима,    она кашлянула, поругалась с поросенком, поразговаривала с курами.

 "Не дай бог в огород намылится, -подумал Колян,- хорошо, что у забора лопухи не вырубили, стоят как лес, ляжешь - неба не видать, пришлось в них ухнуться, а там хозяйская собака. Спросонья она не поняла, кто с ней, просто уставилась в Колькины раскосые глаза, он хотел повернуться к ней задом, да ползти, зная, что можно ожидать от паршивца, которого постоянно держат на полуголодном пайке и на цепи, она его хвать за мягкое место!
 Это называется, - не выставляй зад и не лезь в чужой огород со своим уставом,  выбирай: или ждать примирения, или бежать, чтобы пятки в зад упирались Непрошенный гость - хуже татарина. Колян дристанул так, что не помнил, как через четыре жерди забора перемахнул.

- Митек, что же ты, бля, олух царя небесного, собаку не привязал, Бобик ползада отхватил.
- Так тебе и надо, тебя за смертью посылать, подумаешь - тяпнула, до свадьбы заживет, не ссы в галошу, она сама выпить захотела, дал бы из горлышка локнуть, не поделился - получай фашист гранату, вся в хозяина! Самое главное, коки целы?Пришлось бы здесь загорать, пока не заживут, Феня в дом не пустит.
Давай самогонкой смочим, легче будет.
 Не успели хлобыснуть, Севка, другой сосед, вприпрыжку по колючей меже, с мотыгой бежит. Любит он на шару, чеут, где модно побеседовать. Надоела прополка, Анфиса как на цепи в огороде держит, все лето - зараза! Пока бегала в избу за квасом - он к мужикам. Черные волосы, затянутые в тугой узел, подчеркивают красоту, по характеру, Сева ей подходит.
- Здорово, братия, вижу, головы из полыни торчат, дай, думаю, зайду, может, праздник, какой?
- Праздник, праздник - сто лет граненому стакану, садись, Кольку собака тяпнула, сделаем похороны по его заднице. Да не мнись, как красная девка перед выданьем, мы не кусаемся, плохой из Кольки разведчик, ну, поехали?
- Скоро Анфиска самогонку гнать будет - расплачусь, спасибо, мужики, а то после вчерашнего...
 -Что, опять у кого-то на шару?
- Не-е, дрова свояку помог колоть, ой, бляха-муха, котелок кипит, словно черти смолу растопили, эх, придется одуванчиком занюхать.
- Ты бы, Колян, с моего огорода огурец, что ли сорвал или луковицу, а то свой зад спасал, а загрызнуть нечем. Ха, мужики! Вон кто-то с горочки спустился, кажися, Петька к нам идет. "И не пустой".

 Петя отличный водила всей техники, недавно женился, от своей любезной ожидает первенца, лупоглазый шустрик, любит рядиться в яркие рубахи с огурцами, петух, он и есть петух.
- Здорово, мужики!
- Здорово, коль не шутишь, по кой пес к нам?
- Дык это - у меня сын родился, Ромкой назову! Вся компания в сборе, растудыттвою в крапиву, вот вам буханка хлеба, голодные поди, сидите, поллитруха первача.
- Рюмкой? Это хорошо, вырастет, в магазин пошлем, - выдал Митек.
- Не рюмкой-Ромкой, все бы вам рюмки снились. Да не оскудеет земля русская, хрена с два нас вытравят - мы живучие.
- Жаль, у меня одни бабы, одни трусы да лифчики валяются, мужиком перестал пахнуть - загрустил Колян.
- Не горюй, - хлопнул его по плечу Митек. - Девки вырастут, зятья к нам прикапустятся.
- У тебя же есть один зять? - удивился Петя.
- Ага, только не помощник он нам, стакан держать - в деревню носа не кажет, зовут, я в город не хочу, моя поноет, поноет, отстанет. Где еще так спокойно посидишь?
-Спокойно, говоришь? - услышали они голос Фени.
...Бабы пояаились неожиданно, словно поганки из земли, даже шуршания юбок не слышно, от этого у Митьки выпал стакан, он икнул, лошадь оглянулась, заржала желтым оскалом, будто засмеялась.
 
- Вы что, бабы, как здесь появились, черт вас принес?
- Он самый, а вернее нет - на метле прилетели, включили зажигание и как ракеты! Так-с, за праздник средь недели устроили? - заквохтала Феня,- Колян, куда я тебя послала? "Дык, это - у Петьки сын?"
- Ага,- поддакнула Сима,- смотрю по вашим мордам, давно сидите, всю полынь своим задом испоганили, прогоркли, придется вашим задом двор мести. Поглядите-ка на моего, увалялся, как свинья в навозе - паразит, черт безмозглый, двор скоро завалится, дрова не пилены, у него праздник, ишь, сгреблись?!
- Вы что, бабы, Мы только сели.
- Сева, пес паршивый, не надо выгораживать, я тебя как облупленного знаю, грузи их, бабы, на телегу штабелями складывай, пусть ноги друг другу нюхают. Самим-то не забраться, готовые, едрит-твою в кочерыжку! Мимио Зерины будем ехать- макнем, или в бане распарим, посмотрим, как на жаре ваши бошки выдюжут. У кого нынче баня теплая бабы?
- У меня,- пританцовывая, ответила Феня, сбросим их у моего двора, по очереди мыть буду.
- А воспротивятся,- засмеялась Анфиса, - я вот этой рукой пришлепну и сиськой придавлю.
 С Анфисой лучше не связываться. Каждая баба ухватилась за своего мужика, Петька ушел сам, не успев "созреть". Феня заткнула пышную юбку за резинку панталон, закатала рукава, плюнув в ладоши и ухватилась за вожжи.
- Но, родимая!
 Мужики, как мореные тараканы, кто храпел, кто матом ругался, улица оживилась, любопытных поглазеть, пруд пруди. Высунувшись из окна, старушки смелись беззубым ртом -событие! Митек орал во все горло: "Мать твою, черешня, милая моя. Напою с пригоршней водочкой тебя".
- Уймись, полудурок! - крикнула Сима. - Феня, жахни его вожжей.

                Эх, разруха, ее мать,
                Где конец твой отыскать?
                Одни дырки на подоле,
                Нужно срочно залатать.

                Перестроечный развал
                За мной увязался.
                Бабка Дуня, дед Иван,
                Вот и вся Ковакса.

  Сидя на скамейке у двора, дед Севастьян завидовал мужикам. Давно его так не катали, остается только глазеть, сейчас ему так хотелось в эту телегу, никто не запретит, пялиться на Анфису, Грудь ее под кофтой так и прет.
 Право - глаза не закроешь, только и остается, глазеть, да вспоминать, душа-то, она молодая.
 Вот если бы годков пятьдесят сбросить, да в духмяный шалаш ее, чтобы прелести сквозь пальцы как тесто просачивались, Эх, возьму, причешу свои усы, что еще остается делать? Сиди теперь в дырявых валенках, поглядывай, кто куда идет, даже летом ноги мерзнут. Не те глаза стали, затуманились, щеки впали, вены на руках, словно пересыхающие реки, еле кровь перекачивают. Да-а, Анфиска хороша!