Адреналиновые Инъекции

Я сидел за кухонным столом и чистил свой пистолет. Это был старенький Colt Python который достался мне от отца. Помню как он посмотрел мне в глаза, положил свою руку мне на плечё и сказал: «Гай, жизнь это громадная уйма дерьма если к ней не присматриваться, но даже если присмотреться, то это всё та же уйма дерьма только с изюмом». После этого он приставил всё тот же Colt Python к виску и спустил курок. Мне кажется, что в тот момент я ничего не почувствовал. К тому времени мать уже была мертва, она лежала у себя в спальне вся в крови. Отец выстрелил в неё пять раз, он узнал что она изменяла ему с нашим соседом мистером Дженкинсом. Интересно, если бы мистер Дженкинс знал, что получит тридцать четыре удара ножом в грудь за то что трахал мою маму, пошел бы он на это?
К тому моменту когда всё это произошло, мне было пятнадцать лет. Немало времени утекло с тех пор, и я убедился, что отец был прав. Да уж пришлось мне помотаться по миру, пришлось понюхать жизнь, и вот что я скажу, можете меня цитировать: «Если этот мир со всеми его жителями в один прекрасный день перестанет существовать, я не сколько не огорчусь».
Так вот я сидел за кухонным столом и чистил свой Colt Python. На столе лежали патроны, не знаю почему, но я начал вкладывать их в барабан. Вложил две, после немного помедлил и вложил третью. Я защелкнул барабан, провернул его и приставил пистолет к своему левому колену. Если пистолет выстрелит, то моя коленная чашечка разлетится к чертям собачим, и мне её уже никогда не собрать. Так зачем же я это делаю? Наверное чтобы почувствовать себя живым, а то так можно и с ума сойти от скуки. Спусковой крючок щелкнул, но выстрела не последовало. На этот раз пронесло. Не то чтобы я стремился распрощаться с жизнью, но и смерти я особ не боялся.
Я вложил оставшиеся три пули в барабан, и начал стрелять по цветкам стоящим на подоконнике. Наверное разбудил весь дом, да и чёрт с ним. По крайней мере у этих пресыщенных жизнью идиотов будет о чём поговорить за чашечкой кофе. Сумки собраны, можно уходить. В течении пяти минут должны появиться копы, а мне бы не хотелось с ними разговаривать. После того что случилось с моей семьёй они думают, что это я убил отца и мать. Тупые свиньи, ну разве я на это способен? Хотя пожалуй я дал им веские основания так думать.
Когда отец вышиб себе мозги, я не позвонил в полицию, вместо этого я забрал деньги которые лежали в родительском тайнике, собрал свои вещи, забрал из остывающей отцовской руки Colt и ушел. Самое смешное то, что я понятия не имел куда мне идти, правда это не проблема когда у тебя есть деньги. Когда у тебя есть кругленькая сумма, то тебе везде рады, и в любом месте у тебя будут друзья. В этом плане проститутки самые честные люди.
Проститутки тоже сосут член ради любви. Хорошие поступки не оправдывают мерзкие слова как и мерзкие поступки не сглаживаются хорошими словами. Проститутки тоже сосут член ради любви. Мы все продаёмся, нас всех когда-то покупали, и воспользовавшись выбрасывали на помойку. Мы так любим себя обманывать, но покопавшись в себе видим, что не можем найти подходящие слова, потому что их нет. Единственное что у нас есть, так это понимание того, что проститутки тоже сосут член ради любви.
Вот мне постоянно говорят: «Жизнь говно, у меня столько проблем, и вообще в том что я ничего не добился виноват не я, просто что-то пошло не так». Да какого *** чувак! У меня на глазах отец вышиб себе мозги, но я ведь не стал наркоманом, не спился до семнадцати лет, и не валяюсь в какой-нибудь вонючей канаве с отрезанным членом во рту. Мы сами управляем тем что с нами происходит. У нас в любом случае есть выбор, может и не такой как нам бы хотелось, но всё же.
Я ехал по шоссе на север, из радио доносились заводные мотивы какой-то песни которая наверное возглавляла музыкальные чарты, и было за что. Я тихо кивал головой в такт мелодии и жал на газ. Машина на удивление тихо шла, хотя лет ей было больше чем мне. Это был Buick Riviera черного цвета. Краска на нём начинала облущиваться, местами были ржавые пятна, но в целом это была неплохая машина. Мне она досталась после того как я выиграл её в карты. Это была конечно ещё та история. Как-то я ввязался в турнир по подпольному покеру. Конечно турнир это сильно сказано, всё происходило в небольшом городке, и в нем участвовали плохие парни местного разлива. Сейчас уже не вспомню название этого городка, но это был такой городок, где вы селитесь со своей семьёй в дом с красной крышей и белым забором, и растите своих детей. Вы уже никуда от туда не выбираетесь, разве что на ярмарку, где-то раз в году не больше. Вы медленно сходите с ума. Ваша жена начинает изменять вам с соседом, а когда вы об этом узнаёте, то наносите ему тридцать четыре удара ножом в грудь, убиваете жену, и вышибаете себе мозги, вот какой это был город.
Я совершенно случайно ввязался в этот турнир, наверное от скуки, а может я просто был зависимым от острых ощущений, как бы там ни было, мне удалось дойти до финала. Стоит ли говорить, что местным это едва ли понравилось, и когда я выиграл они не захотели отдавать мне мой выигрыш. Пришлось прибегнуть к помощи старены кольта, мне наверное и не сосчитать сколько раз он спасал мне жизнь. И вот я уже рассматриваю этот городок в зеркало заднего вида, а мне кричат в след, что если я ещё когда-нибудь окажусь в этих местах, то мне точно не сносить головы. Самое смешное, что я не помню название этого городка, и не исключено, что когда-нибудь судьба закинет меня туда снова, и тогда мне точно не сносить своей головы, остаётся надеяться, что Colt будет под рукой.
В общем мой Buick нес меня на север, и мне это нравилось. Иногда мне кажется, что всю свою жизнь я провёл в дороге. Воспоминания о доме, о семье со временем выцветают. Иногда мне кажется, что пройдёт ещё пара лет, и я вовсе забуду кто я и откуда. Дорога станет моим домом. Машина идёт почти под сто, мимо проносится знак Шоссе 54.
Если никуда не сворачивать и ехать прямо, то через сорок миль я окажусь в небольшом городке, где живёт мой друг. В прошлый раз я был в этом городке лет пять назад, странно но я не помню как он называется. Моего друга зовут Шон, весёлый малый и тоже любит совершать всякие безбашенные трюки. Как-то мы с ним прогуливались, и добрели до железнодорожного моста. Высота там была где-то метров пятнадцать, под мостом текла речка: «Довольно глубокая», - как сказал Шон. И что бы вы подумали, естественно мы решили сигануть с него. Было весело. Надеюсь Шон не сдулся, мы не виделись пять лет.
По радио начали крутить какую-то дрянь. Сиплый мужской голос монотонно читал текст очень странного содержание. Вот послушайте сами.
Сосчитай до трёх. Один, два, три, за это время умерло шесть человек, а теперь скажи, что ты чувствуешь? Как ничего! Ты что болен? Психические отклонения, раздвоение, растроение личности, эмоциональная отчуждённость? Расслабься мне тоже плевать. Когда-нибудь и мы станем частью этой статистики, но это ещё не повод рвать свои нервы в клочья. Делай что хочешь, ни в чём себе не отказывай, ведь в конечном итоге ты знаешь чем всё закончиться. Ты будешь гнить в земле на радость червям. Когда ты умрёшь никто кроме меня этого не заметит, да и мне если честно будет плевать.
Аллилуя, сумасшедший проповедник добрался до микрофона. Я выключил радио и начал перебирать в голове список того, что у меня есть с собой. У меня с собой был один только рюкзак. За годы моих скитаний я понял, что по настоящему необходимые вещи которые могут пригодиться мне при моём образе жизни, не занимают много места. Запасная пара обуви, несколько пар носков и нижнего белья, нож, огниво и ещё куча всего по мелочи, но самым главным из всего этого был мой Colt и коробка патронов. Единственное что досталось мне от моего любящего папочки.
Ещё один насущный вопрос, который не давал мне покоя, нужно было найти себе девушку. Пожалуй это был даже не вопрос, это была потребность. С любовью у меня как-то не задалось с самого начала, и по этому я решил, что раз мне приходиться играть такими картами, то не будем торопиться рвать себе вены. Когда я влюбился во второй раз, и снова как дурак наступил на те же грабли, то сформулировал для себя одну простую штуку. Звучала она примерно так.
Нас никогда не полюбят те кого любим мы, как и мы не сможем полюбить тех кто любит нас. Вот так и получается, что мы постоянно не с теми людьми, среди не тех людей. Мы встречаем их постоянно, гуляем с ними, пьём с ними кофе, делимся секретами. Они одноразовые, они не настоящие, и как бы крепко ты к ним не привязывался, они постоянно уходят. Не те люди заполняют наши жизни, а потом оставляют в ней шрамы. Они делают нас циниками, одиночками, изгоями. Не те люди занимают пустые места, и поэтому мы обречены скитаться в одиночестве. Из-за них любовь всегда обречена, из-за них девушка умирает в фильме и Happy End не наступит никогда. Единственная загадка в том, почему так больно их терять?
Самое смешное, что я не разу не целовал девушек которых любил. У меня была куча времени подумать, и я решил что для меня лучше будет оставаться одному и не завязывать ни с кем отношений. И так, с этим вроде бы разобрались.
В городе я был на закате, остановился в одном из дешёвых мотелей, в которых девушки за деньги оказывают джентльменам определённого рода услуги. Меня поселили в номере пятнадцать. Жуткая дыра нужно отметить. Старые обои голубого оттенка выцветшие от времени, на них виднелись пятна. Засохшая сперма, арахисовое масло, кусочки мозгов, которые кто-то себе вышиб.
В номере воняло, а на кровати наверное отрахали всех шлюх этого города. Хотя мне попадались места и похуже. С моей жизнью вообще жаловаться это последнее дело. Я отправился в душ, нужно было смыть с себя дневную грязь. Приведя себя в порядок, я лег на кровать и вырубился.
Утро застало меня в пять часов, когда солнечный свет пробился сквозь незашторенное окно и заставил мои зрачки сузиться под веками. Я отправился в местную забегаловку. Милого вида официантка приняла мой заказ, и через десять минут принесла мне черный кофе и тосты. Её звали Джоззи, голубые глаза, короткие светлые волосы, пышная грудь и аппетитная задница. Мысленно я поимел её во всех позах.
Позавтракав я отправился к Шону, по крайней мере к тому дому где он когда-то жил. Я шел по улице и вспоминал всё, что было пять лет назад. Как мы дрались с какими-то парнями в кожаных куртках, как убегали от копов. Проходя мимо бакалеи я вспомнил как развлекался с одной девчонкой здесь же в переулке. В целом с этим городом у меня связаны не самые плохие воспоминания.
Случайные прохожие оглядывались мне в след, в таких небольших городках все всех знают, и с подозрением относятся к чужакам. Сколько себя помню, я везде был чужаком. Для меня не было места в этом мире, я всегда был приглашенным гостем, всегда был плюс один.
Дом Шона нисколько не изменился, кое-где конечно облупилась краска, но в целом всё было как и прежде. Небольшие керамические гномики на газоне, зелёная дверь, красная крыша. Я постучал, за дверью послышалась возня. Скорее всего мне сейчас откроет мать Шона и скажет, что её непутёвый сынок уехал давным-давно, и она понятия не имеет где его искать.
Дверь открылась, и на пороге я увидел Шона. Жизнь его практически не изменила. Рваные джинсы, кеды, заплетённые на голове дреды. У меня моментально сложилось впечатление, что я перенёсся на пять лет назад.
- Привет Шон.
- Гай? Это ты?
- Да, собственной персоной.
- Я тебя уже тысячу лет не видел, каким ветром тебя занесло?
- Попутным Шон, попутным. Был неподалёку и решил почему бы не навестить старого друга.
- Неожиданно. Ну заходи, чувствуй себя как дома.
Стоит ли говорить, что внутри тоже ничего не изменилось. Единственное что бросалось в глаза так это беспорядок, но в целом всё было таким же как в моей памяти.
- Ну что Гай, давно тебя не видел, рассказывай где тебя носило, всё таки решил колесить по стране?
- В общем то да. Я объездил наверное пол страны, было интересно. Посмотрел на людей, понял что все они одинаковые. Практически повсюду они погрязли в болоте обыденности. Покупают аккуратные домики с белым забором, тащат туда кучу хлама, и превращают его в мавзолей, где они планируют умереть в окружении кошек. Не все конечно, но таких большинство. Попадались мне и сумасшедшие которые не бояться жить, как мы с тобой, с ними было интересно пообщаться.
Шон кисло улыбнулся.
- Сумасшедшие как и мы? Друг мой, я уже совсем не тот каким был когда-то. Пожалуй болото обыденности о котором ты говоришь, засосало и меня. Мне уже и не вспомнить когда я последний раз делал адреналиновые инъекции. Помнишь, как мы их называли, наши безумия, адреналиновые инъекции – уже практически бесшумно повторил Шон.
- Люди просто так не меняются, особенно такие как мы. У нас это в крови, мы никогда не зарастём размеренной скукой, для нас это сродни смертному приговору.
- С тех пор прошло много времени. Я уже не тот человек каким был раньше, слишком многое случилось. Родители погибли в автокатастрофе, пришлось устраиваться на паршивую работу которую я ненавижу, да ещё и эта история с…хотя нет, это не важно.
- У тебя какие-то неприятности?
- Не хочу тебя грузить.
- Если нужно, я могу помочь.
- Увы, но тут ты не сможешь мне помочь, разве что у тебя где-то не завалялось двадцать тысяч баксов.
- Задолжал кому-то?
- История стара как мир, обычный развод от местных головорезов.
- А копы, ты пробовал обращаться к ним?
- Всё бес толу, они начнут разбираться только тогда, когда найдут мое тело.
- Если нужно я могу помочь, по старой дружбе.
- И как же ты можешь помочь? У тебя что есть деньги?
- Нет, денег у меня нет, но я могу сделать им предложение от которого они не смогут отказаться.
- Что ты имеешь в виду?
- Ничего не бери в голову, договорись о встрече сегодня у старого кинотеатра. Он ведь по-прежнему заброшен?
- Да.
- Вот и отлично, сегодня мы решим твою проблему.
- Но с чего ты мне помогаешь, зачем тебе всё это?
- Единственное что я понял за то время которое провел в дороге, так это то, что друзьям нужно помогать.
Мы договорились с Шоном, что он заедет за мной в семь. Не хотелось, чтобы моя машина светилась в подобного рода мероприятиях. Ещё неизвестно чем всё закончиться, но подонков нужно наказывать.
Время я убивал в мотеле слушая проповеди все того же сумасшедшего проповедника по радио. Он был наверное каким-то радиолюбителем, и вещал в пределах города, и всё же это было странно.
Руки дрожат, последний герой ковровых бомбёжек сидит на героине. Вплетая нити времени в нашу жизнь, он распнёт тебя на потолке твоей собственной квартиры, если ты не взглянешь на мир его глазами. Они давно выцвели, и всё же видят куда больше твоих. Совершенство в несовершенном. Мир и война, любовь и ненависть, одно не возможно без другого. Ну что теперь твой космос расширился? Смерть как ещё одна форма жизни. Что? Тебе никто не говорил об этом? Сложи руки на груди и впусти в себя чужой опыт. Это так просто, что даже ребёнок с этим справиться. Так почему же тебя так трясёт?
Когда меня убили в первый раз, это было очень больно. Я чувствовал очень многое и чувства были очень сильны, но самым сильным было сожаление. Я сожалел о том, что не успел сделать, и о том чего никогда не успею. Девятнадцатилетний парнишка, да что он вообще знал о жизни? Оторванный от родительского дома, и брошенный в бой. Он успел познать лишь боль и смерть. Не тоски, не любви, не жалости. Помню как в конце я смотрел на небо, оно казалось таким чистым и бездонным, а потом темнота, холод и страх. Когда я умирал во второй раз, то всё повторилось, на третий я уже ничего не чувствовал.
Отвлёк меня от моих размышлений стук в дверь. Я посмотрел на часы было уже пол седьмого, нужно было выезжать. Шон нервничал, его лицо было бледным, и на нём очень отчётливо виднелись мешки под глазами. Мы ехали молча, мне не хотелось говорить. При желании я мог бы его успокоить, но это было не к чему. Мы оба прекрасно понимали, что всё может выйти из-под контроля в любую минуту.
- У тебя есть какой-нибудь план? – спросил Шон, нарушив тишину. Он пытался сохранять хладнокровность, но его голос дрожал.
- Не беспокойся, у меня очень хороший план. Я буду с ними говорить, и буду очень убедительным.
- И это всё?
- А что тебя не устраивает?
- Ты ведь не знаешь этих парней, они полные отморозки. Если им что-нибудь не понравиться, то они могут нас и пришить.
- Не переживай этого не случиться.
- Как ты можешь быть так в этом уверен?
- У меня есть один козырь в рукаве, - моя рука нащупала Colt под кофтой.
- Может, посвятишь меня?
- Нет, смотри лучше на дорогу.
Через двадцать минут мы были на месте. Старый кинотеатр был закрыт очень давно. Одно время здесь собирались подростки, они пили пиво, трахались в своих машинах, но когда копы стали всех гонять место опустело. С тех самых пор кинотеатр превратился в заброшенный пустырь. Мы сидели на капоте машины, и ждали наших головорезов. Парни были не очень пунктуальными, на мой взгляд это самая гадкая черта в человеке которая может быть.
- Шон, тебе не кажется, что всю эту ситуацию можно назвать адреналиновой инъекцией?
- Не знаю, я об этом не думал.
- А ты подумай.
- Наверное нет.
- Почему?
- Мы ведь можем погибнуть.
- А помнишь когда мы прыгали с тобой с того железнодорожного моста, мы ведь тоже тогда могли погибнуть, так чем же эти две ситуации отличаются друг от друга?
- Осознанием того, что мы можем умереть, хотя нет, чётким пониманием того, что скорее всего так и будет.
- Только не истери, разницы между тем что было тогда и тем что происходит сейчас вообще нет. Учащённый пульс, холодные руки, горячее сердце, только не нужно дрожать.
- Как ты можешь сохранять такое спокойствие?
Я не стал рассказывать Шону, что после того как отец вышиб себе мозги на моих глазах, я перестал чего либо бояться. Таким не делятся, такое запирают в самом потаенном уголку своей памяти, и пытаются никогда больше об этом не вспоминать. Правда у меня это плохо получается, и я помню всё до мельчайших подробностей. Помню что на часах было двенадцать ноль пять дня, помню как комнату заполнял запах сгоревшего печенья, которое моя мать не успела достать из духовки. Помню тяжесть отцовской руки на своём плече, и как разлетелись его мозги после выстрела. Эта картина постоянно стоит у меня перед глазами, и если бы я мог чувствовать хоть что-то, то я наверное давным-давно сошел с ума.
Наконец-то блеснув фарами показалась вторая машина. Она остановилась напротив нашей, и из неё вылезли пятеро парней. Все они были спортивного телосложения и похожи друг на друга. У одного из них был шрам на левом глазу. Типичные отбросы общества, которым прямая дорого на свалку истории, чтобы валяться под грудами мусора и медленно разлагаться.
«Привет Шон», - проговорил один из них, тот что со шрамом. Видимо он был главным.
- И так, ты принёс нам что-нибудь?
- Нет, он ничего не принёс, и сейчас я буду говорить от его имени.
Парень со шрамом оценивающе посмотрел на меня. Его рот искривила злобная ухмылка, а в глазах загорелся огонь ненависти, наверное хотел меня запугать.
«Что это за клоун Шон?», - продолжал говорить парень со шрамом, игнорируя меня. Его друзья которые стояли немного позади ощутимо напряглись, не понимая что происходит.
- Повторюсь, если ты не понял, сегодня я говорю от имени Шона.
Ухмылка сошла с лица главного, и он посмотрел на меня словно я только что материализировался из пустоты.
- Ты кто ещё такой, и какого чёрта припётрся сюда? Это не твоё дело, и лучше тебе проваливать, пока ты ещё цел.
- Спасибо за совет, но я сам решу, когда мне проваливать.
- Что, не боишься меня? Значит не местный. Если бы знал, боялся бы.
- Давай поговорим лучше о деле, и опустим ту часть где ты будешь рассказывать какой ты страшный, и как ты запугал весь город.
- Знаешь парень не знаю кто ты такой, и какие дела у тебя с Шоном, но ты мне нравишься. Не многие осмеливаются смотреть мне в глаза во время разговора, но ты совсем другое дело. Это говорит о твоём характере. Ладно давай закроем этот вопрос. Шон должен нам двадцать тысяч, пускай отдаёт деньги, и на этом всё окончиться.
- Я так не думаю. Предлагаю следующее, вы отстаёте от него, и на этом мы расходимся.
- Парень, по-моему ты не понял куда ты ввязался.
- Я знаю таких как ты, и тебе подобных. Отребье живущее запугиванием слабых, ты понимаете только один язык, язык силы, поэтому сформулирую по другому, не отстанете от Шона, я вас всех закапаю.
Ребята которые стояли немного поодаль переглянулись. Кто-то из них скривил ехидную улыбку, мол парень совсем из ума выжил, а кто-то наоборот был в замешательстве.
Их главный, тот у которого был шрам, беззвучно засмеялся. Его смех прекратился так же неожиданно как начался. Лицо его приняло серьёзный вид.
- Что ж парни пора заканчивать, разберитесь здесь и избавьтесь потом от тел.
Я посмотрел на Шона, мне показалось, что он уже мертв. Кожа его была белой как снег, глаза сползли, он больше походил на привидение чем на живого человека. Времени оставалось мало, нужно было прибегать к плану «Б» хотя я надеялся, что до этого не дойдёт.
Тишину разрезал выстрел, парень со шрамом, а вернее уже с дырой в голове на том месте где был шрам свалился мёртвым на землю. Секундное замешательство, которое пошло мне на пользу. Ещё три выстрела, и три бездыханных тела упали на землю. Последний оставшийся в живых парень, который держал в руках биту, бросил её на землю и поднял руки вверх.
- Не стреляйте, прошу, не убивайте меня.
- Нет, у тебя своя роль, - произнёс я.
Шон стоял сзади с отвисшей челюстью и по-видимому не верил своим глазам. Он не мог пошевелиться, не мог вымолвить не единого слова, я уже и забыл как это бывает.
- И так, - обратился я к парню, - как тебя зовут?
- Джон, - дрожащим голосом произнёс он.
- Вот что Джон, ответь ка мне на такой вопрос, у вас в багажнике есть лопаты.
- Д-д-да.
- Ещё бы у вас не было лопат, - проговорил я смеясь.
- А теперь давай достань лопату, и пойдём копать могилку для твоих приятелей.
- Он мне не приятели.
- Конечно, теперь нет, ведь они мертвы.
Я обернулся назад, Шон по-прежнему продолжал стоять и иступлённо пялится на трупы.
- Шон, - позвал я, но безрезультатно, - Шон!

Пятнадцатое мая две тысячи четырнадцатого года, Лоренс - Канзас, психиатрическая лечебница «Св. Иуды», двенадцать дня. Длинный коридор с тусклым освещение. По обоим сторонам металлические усиленные двери. Стены серого цвета, такого цвета от которого даже здоровый человек может сойти с ума. Двери под номером двести шестнадцать открыты нараспашку. Там происходит что-то странное, от туда слышаться крики сменяемые непонятными обрывками фраз. Давайте попробуем прислушаться, сможем ли мы разобрать что-нибудь.
Только ненависть является чем-то настоящим, чем-то значимым. Неужели ты этого не понимаешь? Кто ты? Человек музыки испытавший все оттенки чувств, и решивший от них отказаться? Человек слова, не отводящий взгляд, встречающий самый сильный шторм с улыбкой и широко открытыми глазами? Человек дела преодолевающий все препятствия на своём пути, широко шагая? Человек чести, несуществующий вымерший вид?
В палате несколько санитаров пытаются удержать парня в смирительной рубашке, чтобы сестра вколола ему успокоительное. В дверях появился доктор.
- Ну что у нас здесь?
- Все как обычно, припадок.
- Он что-то говорил?
- Нес какой-то бред, а ещё повторял имя.
- Что за имя?
- Шон, он звал какого-то Шона.
- Да уж тяжелый случай. Жаль парня, такой молодой ещё.
- А что с ним? - спросила сестра.
- На его глазах отец застрелил его мать, и покончил с собой. Копы нашли его через два дня после того как всё произошло. Он провёл два дня в комнате с телами своих родителей. Мне кажется, что только одному Богу известно, что творится в голове у этого парня. Ладно, давайте все на выход, пускай отдыхает.

Я стоял и смотрел как парень которого я не убил роет яму, и думал неужели всё это происходит на самом деле. Я крепче сжал свой Colt и почувствовал его тяжесть. Это чувство было настоящим, пожалуй самым настоящим что я испытывал за всю жизнь.