Клад

               

       После армии я года полтора оттрубил дежурным электриком на Смоленском заводе холодильников. Чтобы попасть в так называемый энергоцех, где располагалась наша бригада, надо было пройти через длиннющий, во весь третий этаж, цех покраски, где одуряюще воняло виниловой краской, которой «на горячую» красились корпуса холодильников. Не с того ли все мои коллеги были слегка со сдвигом по фазе?!
        Перед обедом, в полдень, у жилистого тридцатилетнего Василия, крепкого, приземистого сорокалетнего Толика, бесцветного и тихого Витька случался алкогольный зуд. Они начинали «сбрасываться» на бутылку беленькой, стоившей тогда, в далёком 1969-м, 2 рубля 87 копеек –«Московская», 3 рубля 62 копейки – «Столичная». Васька, тряся в огромном кулаке мелочью, подошёл и ко мне:
- Скидываться будешь?
          Я отрицательно замотал головой, поскольку активно занимался штангой, но сколько-то монет в Васькину лапищу кинул… А им только того и надо: не пей, а денежку гони! Зауважали… А ещё зауважали за то, что я, последовательно, положил всех их по отдельности в борьбе на руках
( нынешний армрестлинг). Толе, который не мог поверить, что я, зелёный юнец, уложил его волосатую длань на стол, продемонстрировать силу мне пришлось по три раза справа и слева. Убедившись, что я силён, Толя похлопал меня по плечу и пообещал вернуться к теме через месяц, когда он бросит пить. Так мы и жили - дружно и без особых хлопот. Не знаю, сколько бы я ещё работал на том заводе, если бы моя мать-бухгалтер расчётного стола - не заподозрила меня в шашнях с недавно родившей неизвестно от кого гардеробщицей, симпатичной девахой, дочкой начальника цеха покраски.
          Так я оказался в должности инженера – конструктора лаборатории литья НИИ «Техноприбор», которую возглавлял бесподобной души человек Михаил  Константинович Трифсик. Нас было тут три Женьки: я, Косогов и Косов. Евгений Косогов был солидным мужиком с квадратными плечами и тяжело ворочающимися в красиво посаженной голове мыслями. Женька Косов – маленький остролицый горбун, никогда не унывающий, вечно заливающийся звонким смехом остряк. А ещё у нас был Марк Айзенкайд – умница, изобретатель и рационализатор,  волоокий  еврей с вьющимися волосами, скептик по натуре.
             Однажды Женька - горбун, родом с Брянщины, притащил на работу старинную карту, нарисованную от руки на заляпанном чем-то бурым куске шёлка. Он шёпотом поведал нам кровавую историю этой кроки. Было это, вроде бы, не один век тому назад. В сторону Москвы по территории нынешней Брянской области двигался обоз с грузом золота и серебра для царской казны, охраняемый хорошо вооружёнными конниками. Когда обозники остановились на ночлег, поставив вкруг телеги, распрягли лошадей и запалили костры, на них напала разбойничья ватага, перебив всех до единого.
      Завладев несметным богатством, разбойники сели пировать, а напившись бузы, сговорились напасть на своего атамана – Женькиного пращура - и, убив его, поделить награбленное и разбежаться в разные стороны. Хитрый атаман, сделавший вид, что спит, всё это усёк и встретил нападавших во всеоружии: с пистолем и саблей в руках. Бился, как дьявол, кого уложил на месте, кого ранил и добил потом. Но и сам получил ранений немало …
        Было уже утро, занималась заря, когда атаман закончил задуманное- закопал две кожаных сумы: с золотом и серебром под корнями могучего дуба, росшего на вершине кургана.
        Спустившись  с холма, атаман взошёл на середину бобровой плотины, сооружённой на месте слияния двух речек и усталым взором обозрел окрестности. Прямо перед ним- заливной луг, за ним- курган с дубом на нём, а над могучим деревом- лучи восходящего солнца.
        Вернувшись к месту битвы, атаман тяжело опустился на одно из бездыханных тел , достал из - за пазухи прямоугольный обрывок желтоватого китайского шёлка и, то и дело окуная остро заточенную веточку в кровавую рану на груди стражника, нарисовал на правой половине куска ткани всё увиденное – две речушки: Брянку и Столбянку, сливающиеся, почти под прямым углом, курган с растущим на нём дубом и встающее за ними солнце. В левой части   он, с трудом водя «пером», описал всё происшедшее, указав, где, на глубину трёх кинжалов, зарыл клад. Затем, набив монетами карманы, он взгромоздился на коня и ускакал… в вечность…
        В семейном фольклоре Косовых от поколение в поколение жила легенда об атамане.
        Через некоторое время после этого ограбления атамана поймали царские стражники, заковали в кандалы и, согласно царскому указу, отправили по сибирским трактам в уральские каменоломни. Предания гласят, что удалось ему бежать.  Прибился сбежавший атаман к воровской ватаге, грабившей купеческие суда на Яике, затем - на Днепре и Волге. Был снова пойман, за пропаганду вольницы вырвали ему калёными щипцами язык. Сбежал он, якобы,  в Запорожскую Сечь. Лихо воевал   и был порублен шляхтой   в одном из набегов. А карту ту   передал атаман через верного человечка своей жене и сыну, завещая найти клад и надеясь, что на эти денежки заживут его потомки припеваючи…
        Ан, нет,- пожить в достатке Женькиным предкам так и не довелось, поскольку клад никто не искал, да и искать не собирался. Однако, карту передавали, как святые тайны, из поколения в поколение Косовых. Так и оказалась она в  Женькиных руках…
        Итак, у нас была подлинная карта клада, который никто ещё не искал. Ну кто, скажите, из молодых мужиков, откажется от  его поиска и связанных с этим приключений?! И мы возмечтали в отпуске поехать на Брянщину и найти клад. Нас устраивали законные 25% от стоимости сданного государству клада. Марк отыскал в каком-то журнале, типа «Техника  молодёжи», принципиальную схему металлоискателя и стал  искать детали для его сборки. Я обязался расшифровать полузалитый чем-то тёмно-коричневым, написанный на старославянском текст и определить «старинность» карты. У моей будущей жены Танюши были в друзьях «комитетчики» и я передал ей чертёжную  часть карты, попросив через криминалистов КГБ установить: на каком материале сделана карта, каким красителем она выполнена, когда примерно   изготовлена? Недели через три Татьяна возвратила мне  карту и передала ответы на мои вопросы: карта вычерчена вручную  на изготовленной из нитей шелкопряда ткани, которой минимум два века; карта вычерчена кровью человека,  та же кровь в виде бурых пятен присутствует на всём поле материи. Я вернул первоисточник Жене Косову и он меня нещадно отругал за разъединение раритета на две части. Я все нападки с честью выдержал и пересказал Женьке выводы экспертов, дав ему расшифровку записи на карте. Наше общее дело успешно двигалось!
     Между тем, я стал замечать пристальное внимание к нам со стороны заместителя нашего шефа, пожилого, опытного конструктора . Его волосатое ухо неожиданно появлялось из-за кульмана возле которого мы проводили свои летучие совещания. Он пытался выведать у каждого из нас в отдельности подробности наших действий. Запахло стукачеством… Более того, я вдруг заметил, что приходящие мне от друзей письма были кем-то вскрыты и снова заклеены. Наверняка та же история происходила и с отсылаемой мною корреспонденцией. Марк и наш горбатый друг тоже заметили, что что-то не так. Вон и отпуска в одно время летом нам наш добрейший шеф зарезал. А ведь обещал!
   В общем, мы так и не смогли осуществить мечту о кладе. А потом я уехал на учёбу в Высшую следственную школу МВД СССР в г. Волгоград. Закончив её, стал работать старшим следователем Руднянского РОВД на родной Смоленщине. Здесь, вспомнив о кладе, я как-то написал письмо юным следопытам в Брянскую область и получил ответ о том, что речка Столбянка действительно существует, а Брянка давно иссякла. Следопыты написали также,  где эти речки сливались воедино. Мечта о кладе вновь забрезжила впереди! Но опять многие обстоятельства помешали мне ехать за кладом. Как один промелькнули более 30 лет службы, я вышел в отставку, но всё так же ярко перед моим мысленным взором вставала двухвековой давности картина: жаркие языки костров, молнии сабельных клинков, крики стражников и брань разбойников, стоны умирающих и храп лошадей…
     Как-то я встретил Марка, контактировавшего с уехавшим навсегда в Брянск Женькой Косовым, и от него узнал, что за все эти годы никто наш клад так и не искал. И вот, в магазине «Милитари», что на Заднепровском рынке, довелось мне однажды, зимой прошлого года, познакомиться с полным, подвижным, как ртуть, парнем, занимающимся поиском в земле всего, что там скрыто: оружия, снаряжения, кладов. Звали его Виталей. Видели бы вы, как загорелись его глаза, когда я рассказывал ему про клад. Ну, в общем, передал я ему всё, что знал, под честное слово поделиться со мною при обнаружении клада. Прошло месяцев пять и вдруг – звонок, этот мой знакомый сообщал, что они едут искать клад. Это было в начале июля. А примерно в сентябре  Виталя позвонил мне, чтобы договориться о встрече.
     Встретились мы в подвальчике, где была кафешка в совдеповском стиле под названием «Килька». И тут изрядно похудевший кладоискатель поведал мне жуткую историю.
     Речку Столбянку отыскать на современной карте не составило труда, а вот Брянку нашли только на карте 18 века. Она уже давно пересохла. Место их слияния Виталя и двое его друзей решили искать путём пешего похода вверх против течения Столбянки, сравнивая обе карты с некоторыми ориентирами на местности. Поиск   облегчили тем, что пошли не от истоков, а примерно с середины речки, оставив свой джип  в близлежащей деревушке километрах в трёх от Столбянки. Опрошенные  ими жители деревни даже не слышали о Брянке, только один глуховатый и полуслепой   дед, лет под сто, вспомнил, что в Столбянку впадала речка, берущая начало с ключа за околицей их деревни. Они бегали на эту речку купаться. А потом тот ключ иссяк, русло речки заросло  ивняком, затянулось илом и землёй.
     Тем не менее, ребятам за две недели нелёгкой работы удалось отыскать следы старого русла Брянки по едва заметным приметам: кустикам ивняка и таволги, влаголюбивым растениям, нюансам рельефа… Было обнаружено и место, где Брянка впадала в Столбянку, -  заливной луг с низким берегом извилистой речки.  По обеим краям поймы Брянки сплошняком стоял кустарник, а далее – постепенно густеющий лес. Никаких признаков  кургана и дуба на нём! Ещё недели две ушло на вырубку кустарника и тут, на подходе к лесу обнаружился вдруг высокий, шлемообразный холм, с которого открывался прекрасный вид на то место, где когда-то сливались речки. Почти плоская, округлая вершина холма была совершенно лысой, даже намёка на то, что здесь когда-либо рос дуб, не было.  Размахивая топорами и истошно вопя, друзья устремились вниз по его склону.
      Оставалось переночевать в разбитой у подножия холма палатке и, дождавшись восхода солнца, определить то место на вершине холма, где  мог расти пресловутый дуб, под корнями которого был зарыт клад. Однако, если бы даже для его поиска друзьям пришлось срыть холм с лица земли, они бы сделали это. Усталые, но довольные, плотно поужинав, ребята легли спать, завернувшись в лёгкие пуховые одеяла, легко превращающиеся с помощью молний в спальные мешки. Спали все трое беспокойно: вертелись, вскрикивали во сне, взбрыкивали ногами и месили кулаками воздух, словно дрались с кем-то.
       Едва рассвело, ребята были на ногах, высматривая с предполагаемого места нахождения бобровой запруды то место на вершине холма, на котором много лет назад рос дуб. Вот над холмом, из-за леса появились первые солнечные лучи и ребятам стало ясно, что, если дата нападения на обоз хоть приблизительно совпадает со временем их поиска, то  плотина должна была находиться метров на десять выше по течению Брянки, иначе  получалось, что солнышко вставало не над вершиной холма, а гораздо левее. Друзья быстро сместились вправо от холма и увидели, что солнце встало прямо над его  вершиной. Они заорали от радости и бросились к палатке за металлоискателем и лопатами и лишь тогда заметили, что возле палатки стоит, побряцывая удилами, великолепный гнедой жеребец с белыми «чулками» на сухопарых, жилистых ногах, под богатым, расшитым драгоценными камнями, седлом. Рядом с ним стоял, держась правой рукой за высокую луку, богатырского телосложения бородатый мужик, лоб, нос и щёку которого пересекал слева направо страшный, багровый,  с рваными краями шрам от сабельного удара. Он был в шитом золотом коричневом кафтане, с подбитой чернобуркой шапкой на голове, сафьяновыми сапогами на ногах. На его левом боку висела сабля с золотым эфесом в богатых ножнах. Ребята остолбенели, молча взирая на незнакомца, а тот, тоже молча, разглядывал их, слегка покачиваясь с мыска на пятку и обратно. Молчание нарушил, тоненько заржав, конь.
      На этом Виталя замолчал, откусив кусочек пирожного и прихлебнув кофе с молоком. Жуя, он исподлобья глянул на меня: как, мол, я реагирую?!
      Я тоже, не выдержав, фыркнул, как тот конь… Ничего себе, даёт Виталя! Это же надо, такую бредятину придумать, чтобы не делиться со мною кладом. Я уже хотел было сказать ему всё, что об этом думаю, но что-то удержало меня, что-то в этой истории было не так… Разумнее было на его месте придумать появление в момент обнаружения клада тех же ФСБшников, или полиции, на худой конец – главы местной сельской администрации или просто лесничего. А то - какой-то средневековый ряженый! Да ещё на коне! Да весь в самоцветах! А ещё проще - сгинул бы с моего горизонта навсегда, ничего не объясняя, или сказал бы, что клада не нашли…
      Дожевав пирожное, Виталя тяжело вздохнул и продолжил, так и не дождавшись моих комментариев.
- Ну вот. Вскочил тот мужик в седло, дал жеребцу шпоры и тот вихрем взлетел на холм. Только мы успели ошарашенно переглянуться, как всадник вместе с конём пропал, как сквозь землю провалился. Прихватив металлоискатель и лопаты, мы направились было к холму, но тут Николай, шлёпнув себя ладонью по лбу и сев прямо в траву, вскричал: « А ведь я этого мужика сегодня ночью во сне видел!». Тут все загалдели, вспоминая, что всем нам  тоже снился странный гость. Из наших рассказов следовало, что во сне к нам явился сам атаман разбойников – пращур Женьки Косова. Он же появлялся только что с жеребцом возле нашей палатки и столь таинственно исчез на холме. Что же такое хотел он нам сообщить своим появлением? О чём предупреждал? Как ни ломали мы над этим голову, ничего не придумали. Как ни странно, насмотревшись всяких фильмов и сериалов о потусторонних силах, мы восприняли появление фантома без особого страха, а больше с любопытством.
      Взобравшись на холм, мы разбили  его вершину на квадраты и стали последовательно, от центра к периферии, исследовать её с помощью  металлоискателя последней модификации с дискриминатором на разные виды металлов. Вначале нам попадался только железный хлам, на который наушники отзывались комариным писком. Потом, почти в середине холма, прямо под предполагаемым местом, где рос дуб, находящимся на виртуальной прямой, соединяющей плотину, дуб и встающее солнце, звук в наушниках резко изменился, стал густым, басовитым. Неужели золото? И глубина на экране подходящая – около полутора метров! Чуть левее этого места звук снова изменился, перешёл на тон выше, стал серебристым. Глубина та же - полтора метра. Так могло «звучать» только серебро! Мы схватились за лопаты…
      Но, как только мы вонзили их в землю, позади послышалось какое-то движение, заржал конь. Мы резко повернулись, держа лопаты наперевес, и увидели… атамана на том же гнедом жеребце. Конь приплясывал, красиво перебирая тонкими ногами, а атаман, выхватив саблю из ножен, грозно размахивал ею, так, что её острый конец  сверкал    у наших лиц. Неприятное, прямо скажем, ощущение…Бородатое лицо всадника было перекошено злой гримасой, шрам на нём побагровел и стал ещё более безобразным. Губы его шевелились, словно выталкивая изо рта слова, но, по-прежнему, он не проронил ни звука…Вложив саблю в ножны и легко соскочив с коня, атаман стал делать нам какие-то знаки руками. Вначале он показал на свой открытый рот, языка в нём не было. Подтверждая нашу страшную догадку, атаман сделал движение рукой, будто отрезая язык ножом. Потом он указал на себя и перевёл перст на землю. Затем несколько раз ударил кулаком в грудь и изобразил семерых деток разного возраста и роста, имитируя, что гладит каждого ладонью по голове. Потом атаман, сделав страшное лицо, ткнул в место, где мы собрались копать и отрицательно замотал головой: нельзя, мол!
       Виталя, наперевес с лопатой повернулся к месту, обнаруженному металлоискателем и вонзил её в землю на целый штык. Неуловимым движением атаман выхватил клинок, вжик и Виталя, завизжав от боли, схватился за правое ухо. Из под его пальцев брызнула кровь. Рядом с торчащей из земли лопатой лежала аккуратно срезанная полоска уха… Виталя, стеная и обливаясь кровью, схватил её и попытался приставить к уху. Напрасно! Николай сбегал к палатке и притащил аптечку. Ребята, обработав рану перекисью водорода, наложили тугую повязку сквозь которую продолжала сочиться кровь. Виталя  стал  похож на какого-нибудь Щорса, раненого в бою с белогвардейцами. Атаман вместе с конём тем временем вновь тихо испарились…
    Стало ясно – копать атаман не даст! Чуть отойдя от стресса, ребята сели возле палатки, чтобы обсудить случившееся.
-  Жаль, языка у него нет,- сказал Коля.
- Был бы язык, не пришлось бы мне ухо рубить.- подхватил Виталя, держась за больное место.
- Мне кажется, он и так много нам сумел показать,- вступил в разговор молчаливый Вовик.
- Ну, и что ты понял?- вскинулся Виталя.
- Мал - мала – меньше, - это он своих потомков показал,- наследников клада.- сообщил Вовик.- Потом он показал на землю, куда зарыл клад и куда он сам потом лёг, померев. А потом запретил нам этот клад выкапывать. Он ещё что-то сказать хотел, да Виталя помешал, снова начав рыть… А вот что именно он хотел сказать?!
      Тут Виталя, промычав что-то нечленораздельное, махнул рукой:
-Да знаю я, что он хотел сказать! Он хотел, чтобы мы привели сюда его потомка, этого самого Женьку Косова или ещё кого и вместе с ним копали.
      На том и порешили: свернуть лагерь, найти атаманова наследника и вернуться вместе с ним к поискам сокровища. А как ещё искать Женьку, если не через меня?! Так, всё становилось на свои места, стало ясно зачем понадобился я. Марк дал мне его «скайп» и я связался с Женькой, объяснив ему ситуацию. Женька был всё таким же остролицым с птичьим клювом, только весь седой. Живенький и лёгкий на подъём. Он тут же изъявил желание участвовать в нашей авантюре. Через пару недель, заехав за Женькой в Брянск, мы вновь вернулись к кургану. Я говорю «мы», потому, что я тоже поехал с ними на своём «Додж - караване». Не мог же я просто так доверять   россказням Витали, хоть он и показал мне своё обрезанное ухо.
     Мы прибыли к вечеру. Было сухо и безветренно. Дождей давно не было и, несмотря на август, трава была сухая, как порох, а листья на многих деревьях пожухли от засухи. Поставили две палатки, приготовили ужин, поели. Разговаривать особо не хотелось, ждали ночи:  что-то нам сегодня приснится? Слава богу, никому ничего такого не приснилось.
      Утром, чуть свет, все мы были уже на холме. Зазвенели лопаты… И вновь, откуда ни возьмись, возник воинственный страж клада. На этот раз выглядел  он ещё более грозным: глаза сверкали, искажённое гневом лицо было страшным, сабля чертила в воздухе серебряные круги. Виталя невольно схватился за покалеченное ухо… Мы вытолкнули вперёд неприметного горбуна. Это не возымело на атамана никакого воздействия. Он продолжал грозно двигаться на нас, вот-вот изрубит, как капусту.  Тогда Женька Косов, перекрестившись,  полез во внутренний карман джинсовой курточки и достал  оттуда сложенные в несколько раз жёлто-бурые листки. Развернув их, и выставив перед собою, как икону, Женька преградил атаману путь, шепча что-то себе под нос. Это и была та самая карта и текст на двух половинках полуистлевшего шёлка. Конь взвился на дыбы и встал, как вкопанный, ошалело вращая лиловым глазом. Атаман, свесившись с седла, вглядывался в свои каракули… Потом, вдруг, лицо его исказилось рыданиями, он прянул с коня и бросился к Женьке, едва не сломав ему руки, схватил его в медвежьи объятья и сжал так, что полузадушенный потомок по цыплячьи пискнул, при этом кости его затрещали, а глаза полезли из орбит. Мы кинулись спасать Женьку и еле оторвали плачущего богатыря от наследника. Женька рухнул, как подкошенный в жёсткую траву. Пока мы его отхаживали, атаман исчез вместе с конём.
     Минут через десять наш горбунок очухался и ребята с недюжиным рвением стали копать вершину холма. Мы с Женькой занялись приготовлением обеда. Не прошло и часа, как тишина природы была разорвана ликующими воплями кладоискателей. Мы с Косовым заспешили к вершине холма и увидели Колю и Вовика сидящими верхом на вьючных кожаных мешках, не только не истлевших от времени, но даже и не заплесневевших от сырости, ибо почву холма составлял в основном хорошо проветриваемый песок. Тугие сыромятины, коими мешки были завязаны, кладоискатели расзрезали  и из лежащих на боку мешков неспешно вытекала прямо на траву река золотых и серебряных монет… Остаток этого и половина следующего дня ушли на подсчёт и делёж монет, каждому досталось равное количество. Мы попытались было всучить половину клада Женьке Косову, подозревая, что, сделай мы иначе, его предок – атаман - вновь заявится качать права. Но Женька, слава богу, от половины клада отказался, потребовав равного дележа.

 * * *
    Женьку Косова я через полгода встретил на Канарах. Он сидел в полотняном шезлонге в ослепительно белых шортах и расстёгнутой рубахе из натурального шёлка, раздуваемой лёгким бризом, под ярким огромным зонтом, воткнутым в прибрежный песок, и потягивал из высокого стакана свежевыжатый сок манго. За его спиной белела красивая вилла с ухоженным ярко-зелёным газоном перед нею.
-Твоя?- спросил я Женьку и, получив утвердительный кивок в ответ, выставил вперёд большой палец. Моему появлению Женька ничуть не удивился и спросил:
-А как сам?
       Я ответил, что купил особняк в Испании, вложился в кое –какой бизнес, имею в нём свой процент, а с банковских вкладов стригу купоны, как рантье.
- А твои молодые друзья?- полюбопытствовал он.
- Погорячились они, неопытные были. Засветились в «конторе». Один Вовик сумел перебраться в Штаты, он и был самым из них серьёзным. А Виталя и Николай сидели под следствием… «Конторские» выбили из них   их доли и отпустили без суда. Слава богу, пацаны нас не сдали. Остались нищими, надо бы их поддержать, а Жень?!
      Женька растянул в улыбке жабий рот, его цыплячья грудь задёргалась от смеха:
- Лучше бы я тогда половину взял, чем «контору» кормить!
       Однако, Женька, добрая душа, со мною согласился и мы тут же дали распоряжение подбежавшему на взмах Женькиной руки помощнику перевести каждому из бедолаг по пятьдесят штук баксов.
- Не хрен их баловать,- прокомментировал этот наш шаг Женька.
       А потом  он позвал меня на обед. Я согласился. За обедом я познакомился с его моложавой женой, дочерью и двумя внуками. После обеда Женька повёл меня в дом. Осмотрев его,  и выйдя в обширный патио, я остановился, поражённый: во всю стену виллы неизвестный  талантливый художник выложил мозаикой из разноцветных полудрагоценных и драгоценных камней страшную, суровую, кровавую картину. Над полем битвы, где тела  стражников смешались с телами убитых и раненых разбойников, в кровавом свете костров взвился гнедой жеребец со словно вросшим в седло атаманом, воздевшим сабельный клинок к звёздным небесам. За ним в ярком, дрожащем лунном свете виден был заслонивший пол - неба холм, на вершине которого раскинул упругие ветви вековой дуб.
       В тот вечер я основательно надрался виски, лобызал Женькины  впалые щёки и был страшно благодарен ему за возможность хоть на старости лет почувствовать себя полностью свободным.

ноябрь 2014 г.