Чёрная Палочка

23.1
Правильный выбор
http://www.proza.ru/2014/11/30/1766


Давным–давно в большом портовом городе жил сын звездочёта Энцо. В своём кругу имел он прозвище Счастливая Рука, так как приносил удачу. Стоило ему подать милостыню нищему - к вечеру насыплют тому серебра,  купит какой товар – остальной мигом разойдётся. Да и самому везло, что ни приобретение – то находка. Если ларец, так непременно с двойным дном, а в тайнике что-нибудь ценное.  Если рыба, так с жемчужиной в желудке, а гусь – с золотой монетой. Злые языки поговаривали даже, будто известен юноше колдовской секрет приманивания удачи.

Чем успешнее шли у Энцо дела, тем больше становилось недоброжелателей. Самым же заклятым его врагом сделался герцог, во владения которого входил город. Зависть точила его душу похлеще, чем короед древесный ствол. А всё потому, что немалое состояние,  доставшееся от отца, Счастливая Рука в короткий срок сумел преумножить, в то время как кладовые  его сиятельства скудели день ото дня.

Не елось герцогу, не спалось, так хотелось избавиться от ненавистного везунчика,  да прибрать к рукам его денежки. С досады он и оклеветать пытался недруга, и наёмных убийц подсылал, да всё напрасно. Напасти обходили Счастливую Руку стороной – в последний момент удавалось ему избежать, казалось бы, неминуемой гибели.

От снедавшей душу злобы герцог стал чахнуть и потерял покой, а в одну из долгих бессонных ночей и вовсе надумал спросить совета у ведьмы.

Как раз в это время держали в городской тюрьме несчастную старуху Эльзу, якобы уличённую в колдовстве. Недолго думая, прямо посреди ночи,  отправился герцог в тюрьму. При встрече с узницей вёл себя учтиво и чего только не обещал за избавление от врага. Она же, не будь дурой, сказала, что избавиться от Счастливой Руки можно лишь одним способом – отправить их обоих в далёкое плавание к неизведанным землям. Даже поклялась, будто, своим колдовством сумеет возмутить воды и призвать страшное морское чудовище, которое потопит корабль и всех пожрёт.

Герцог забрал Эльзу из тюрьмы, снарядил корабль и велел Энцо отправляться в путь.

Тому деваться некуда. Пришлось покинуть родные берега.

Погода стояла чудесная, ветер полнил паруса, и корабль легко нёсся по волнам навстречу неизвестной судьбе.

Минуло два дня.  В жаркий полуденный час, прогуливаясь по палубе, услышал юноша громкий спор и, пройдя немного вперёд, чтобы узнать, в чём дело,  увидел матросов, спускавших на воду шлюпку, в которой сидела Эльза. У борта стоял хмурый капитан, а боцман сердито поторапливал работников.

- Что это вы делаете? – спросил Энцо у капитана.

- Что должно, - последовал мрачный ответ. – Женщина на корабле – к несчастью, а ведьма и подавно. Пусть скажет спасибо, что  харчей и воды ей подбросили. На несколько дней хватит,  и коли не судьба ей помереть, так и не помрёт.   

Энцо громко возмутился жестокостью капитана и команды, и решительно встал на защиту беспомощной старухи.

  - Не больно-то поднимай пёрышки, - огрызнулся капитан. – Здесь я  решаю, что милосердно и правильно. А коли так мила тебе карга – полезай в шлюпку. Мне моя команда дороже двух ваших шкур.

- Уж лучше разделить горькую участь с несчастной женщиной, чем доверить свою жизнь такому капитану, - отвечал Энцо, и, не мешкая спустился в утлое судёнышко.

Скоро корабль скрылся из виду, и остались они со старухой одни посреди бескрайних вод.

- Зря ты, добрый человек, загубил из-за меня свою жизнь, – тяжело вздохнула та. – Невезучая я.  Меня так и прозвали с детства – Тридцать Три Несчастья. Вечно попаду из огня в полымя, а ты со мной свою судьбу связал.

- А может наоборот, моего везенья на двоих хватит? – отшутился Счастливая Рука.

- Эх, молодо-зелено, погляди на своё везенье, - указала старуха вдаль. – Видишь тучу, там, вдали?

У горизонта и в самом деле появилось лёгкое облачко.

- Это буря идёт. К вечеру уже пойдём рыбам на корм.

- Ну, это бабка надвое сказала.

В приятной беседе провели они несколько часов, а потом и в самом деле налетела свирепая буря, подхватила шлюпку, закружила и понесла сквозь водную пелену неведомо куда. Словно гигантская невидимая рука стремительно тащила судёнышко по бушующим волнам. В ярких вспышках молний видели скитальцы, как пронеслись мимо обломки ушедшего вперёд корабля, слышали крики матросов и мольбы о помощи, и совсем уже приготовились проститься с жизнью, как вдруг шторм неожиданно стих и лодка уткнулась носом в песчаный берег.

Из-за туч вышла луна, и оказалось, что шлюпку прибило к большому острову. Промокшие и продрогшие поспешили путешественники ступить на сушу.

Вскоре обнаружилась под ногами каменистая дорога, а немного погодя показался вдали дворец. Надежда обрести приют придала путешественникам сил, и совсем скоро оказались они у высоких створчатых дверей, которые тотчас гостеприимно распахнулись, а едва путники переступили порог, беззвучно затворились.

- Вот видишь, - сказал  Энцо, - я был прав. Везенье никуда не делось.

Едва произнёс он эти слова, как появились грозные стражи с алебардами, и длинной анфиладой повели незваных гостей во внутренние покои.

- Видишь, - невесело улыбнулась Эльза, - и моё невезенье при мне. Не успели от одной напасти избавиться – другая за шиворот ухватила.

Вскоре вошли все в пышно убранную залу, посреди которой, стоял длинный, покрытый белоснежной скатертью стол. По одну сторону стола восседала королева в тёмных одеждах, по другую – король в светлых.  Энцо даже показалось, что у ног королевы клубиться тьма, а короля окутывает лёгкое сияние.

При появлении стражи король с королевой прервали беседу и обернулись к гостям.

- Приветствую вас в обители скорби, - строго сказала королева.

- Приветствую вас в доме отрады, - с улыбкой молвил король.

Энцо с Эльзой недоумённо переглянулись.

- Здесь, юноша, твоей радости будет положен предел, - ледяным тоном продолжила королева, сурово глядя на Энцо.

- Здесь, добрая женщина, ты обретёшь защиту от всех напастей, - мягко вторил супруге король, обращаясь к старухе.

- Или наоборот. Главное -  сделать правильный выбор, - произнесли оба в один голос.

- Кланяйтесь, кланяйтесь, - быстро зашептал начальник стражи, - нельзя быть неучтивыми с Вершителями Судеб.

Гости поприветствовали хозяев, как подобает, и стали ждать, что дальше будет.

- Подойди сюда, юноша, -  поманила Энцо королева, и он выполнил просьбу, нисколько не смутившись.

На столе перед королевой появился лист бумаги, исписанный настолько витиеватым почерком, что  прочесть нельзя, и чернильница с чёрным пером.

– О твоём везенье ходят легенды, - продолжила она, - жаль терять такой замечательный дар.

- Уж конечно, - улыбнулся в ответ юноша.

- Я могу оставить всё как есть, и потребую за это самую малость – подписать приказ о казни твоей спутницы. Ей всего-то отрубят голову,  а для тебя всё останется по-прежнему, - сказала королева, и, видя,  как внезапно побледнел Энцо, добавила, - решайся, кому нужна такая никчёмная, ни на что не годная голова?

- Пусть никогда больше не знать мне удачи – я не сделаю этого, - твёрдо ответствовал Счастливая Рука. -  Никакое везенье не стоит человеческой жизни.

- Отречение, - громко произнесла королева. - Все свидетели тому.  Желает кто-нибудь возразить?

- Я желаю, - неожиданно отозвалась старуха.

- Сожалею, но у тебя нет права голоса, - сказала королева.

- Подойди ко мне, добрая женщина, - приветливо обратился к Эльзе король, и она сама не понимая как, мигом очутилась перед ним.

- Всю жизнь тебя преследовали несчастья. Я могу положить этому конец, и попрошу немного.

Теперь и перед королём лежал на столе исписанный лист, и стояла чернильница,  только с белым пером.

– Засвидетельствуй отречение своего спутника. Он сам выбрал свою судьбу. Ты всего лишь подтвердишь его слова, не погрешив против истины. Это несложно.

- Ваше величество, я не могу этого сделать, - ответила старуха. – Он молод и по доброте своей не ведает, что творит. Уж я-то знаю, каково это – всю жизнь получать от судьбы тычки и затрещины. Да кабы не Энцо, уж и пепла  бы от меня не осталось,  давно бы развеялся. Не слушайте его – быстренько отрубите мне голову и дело с концом.

- Отречение, - вздохнув, произнес король. - Все свидетели тому.  Несите книгу.

Тотчас мальчик-паж и девочка-фрейлина торжественно вынесли большую книгу в золотом переплёте, и с почтением положили перед королём. Книга открылась и, паж с фрейлиной дружно сдули с её  страниц золотую пыль. Пылинки закружились, завертелись двумя маленькими вихрями и осыпались на головы Энцо и старухи. Король взял перо и принялся  писать, старательно выводя буквы.

- Говорила же я, что принесу тебе несчастье! - воскликнула Эльза.- Кабы знала, чем всё кончится, не стала бы спасать свою никчёмную жизнь, - и горько заплакала.

- Ну, что ты, - принялся утешать её Энцо, - может быть всё не так плохо, как ты полагаешь. Посмотри, мы живы и ничего страшного ещё не случилось. А может и не случится.

- Ваше Величество, - обратился он к королю, - чем так расстраивать бедную женщину, не лучше ли было бы угостить её хоть маленьким хлебцем и устроить на ночлег. Денёк выдался не из лёгких, и она еле держится на ногах. Или в ваших краях об уважении к старости и не слыхивали?

- Конечно, конечно, - кивнул король и обратился к супруге: - Подскажи, дорогая, кто направил к нам таких удивительных гостей?

- Герцог, - впервые улыбнулась королева, но её улыбка не предвещала ничего хорошего.

- Ах, герцог… Посмотрим и на него.

Король громко щёлкнул пальцами и посреди залы появился герцог, переодетый ко сну, и в ночном колпаке.

Пугливо озираясь и постоянно кланяясь,  он робко приблизился к столу.

- Ты, кажется, мечтал о несметных богатствах и избавлении от этого юноши? – поинтересовался король.

Герцог в ответ закивал головой.

- Что ж, Энцо поутру отбудет на родину, а ты оставайся и владей всем здесь, если сможешь.

- Правда? Это всё моё? – обрадовался герцог, вмиг осмелев.

- Всё твоё. – Подтвердила королева. – Не хватает сущего пустяка -  подписи. – И показала на лежащую перед ней бумагу.

- Я согласен, согласен, - закричал герцог, схватил чёрное перо, не раздумывая черканул на листе закорючку и превратился в жука-навозника.

-  Извини, -  улыбнулась Королева, - я не успела предупредить о маленьком условии – для вступления во владение необходимо быть тем, кем  являешься, а не тем, кем кажешься. Впрочем, это уже неважно, - она махнула рукой, и жук исчез, словно и не бывал никогда, а на столе появились всевозможные яства и вина. Заиграла приятная музыка, стол вдруг сделался круглым, а Энцо с Эльзой оказались сидящими за ним вместе с королём и королевой.

- Мы испытывали вас, - сказал король. – И должны признать, вы с честью прошли испытание. А потому нами принято решение: тебе Энцо – оставить везенье, как награду за доброе сердце, а тебе Эльза подарить долгожданный покой.

После ужина гостей уложили спать, а наутро проснулись они в родном городе, каждый в своем доме и оба решили, что им просто приснился удивительный сон. Ведь не бывает же так, чтобы заснул в одном месте, а проснулся в другом, верно?

Герцог же пропал бесследно, но никого это не опечалило.

23.2
Огневейка
http://www.proza.ru/2014/11/30/2079

Много рек на земле-матушке, а диковиней Смородины не сыскать.

У реки Смородины берега огненны, стремнина пламенна, чрез реку ту брода нет. Лишь Калинов мост перекинулся от ракитова куста в Яви радостной до Скорбень-камня в Нави мглистой. Нет крепче того моста, нет и призрачней. Глазу редкому он откроется, сердцу избранному покажется.

В реке Смородине рыба не поигрывает, над рекой Смородиной птица не пролётывает. Лишь одна лодочка дымно-алая в волнах огненных держит путь. По зорьке  утренней  к Солнцу красному, по вечерней зорюшке до него же вспять. Правит лодкою  дева дивная Огневейка. Кто увидит её,  тот навек погиб – не хозяин себе он более, девы огненной полонянин.
А у девы той сердца нет.  Её сердце в ларце кованном, в чертогах Чернобога  упрятано. Оттого Огневейка не ведает ни стыда, ни любви, ни жалости…

Это присказка, сказка ж вот она.

 ***

В стародавние времена жил на белом свете  гусляр Малин. Был он молод, пригож, и в ремесле своём весьма искусен.  Весёлую песню заиграет – изба в пляс пустится, грустную – и рябина на дворе опечалится, не только честной люд.  Отца своего он не знал и матери не помнил. Всему что умел, научился от деда, но и дед рано ушёл в Навьи низины, оставив внуку в наследство лишь гусли сладкоголосые, да оберёг от глаза недоброго. Вот и бродил Малин с этим богатством по свету от жилья к жилью, от порога к порогу. Всюду встречали его с радостью, но нигде подолгу гусляр не задерживался – честь знал.

Как-то  в начале лета на Русальей неделе случилось ему забрести в незнакомое селение.  Встретили его там радушно, да и кто гусляру в праздник не рад? Медами хмельными  напоили, яствами сытными  от души попотчевали, упросили остаться до Купалы. Малин согласился. Приветил его знахарь  - дед Всевед. У всех избы народа полны, а у Всеведа места много – на всю избу он  да сирота-приёмыш  Ярик, шести годков. Как увидел Ярик Малина, так и пристал к нему, точно приклеился. Куда бы тот ни пошёл Ярик следом.

Праздничное время быстро летит, настала и ночь на Купалу. Собралась молодёжь на широкой поляне, веселится, колёса огненные катает, через костры прыгает. Один только пастушок, парень из себя видный, сидит под берёзой, пригорюнившись. Малин и спросил у Ярика, что за беда у парня приключилась.

- Сам виноват, - отвечает Ярик, - говорили ему не ходить к реке Смородине ни на утренней заре, ни на вечерней. Не послушался. Больно ему хотелось на Огневейку посмотреть. Посмотрел видать, да влюбился. Только смертный деве огненной неровня.

- А разве реку Смородину  увидеть можно? Она ж только в сказах есть.

- Ну, у кого в сказах, а у нас за ельником, - отвечает Ярик.

Любопытно стало Малину. Много он сказов знал и о Смородине и об Огневейке, а ни той, ни другой прежде не видывал, и увидеть не надеялся.  Пастушок  же вызвал в нём большое сочувствие. Захотелось Малину  утешить парня,  развеселись, да первый раз в жизни не получилось. А перед утренней зорькой ни слова никому не сказав, подался пастушок к ельнику. Малин за ним. Пройдя через лесок, вышли к Смородине.

Дивится гусляр - в реке вместо воды огонь течёт. С первыми солнечными лучами  показалась посреди стремнины лодка. Стоит в лодке дева красы несказанной: станом тонкая, золотые волосы по ветру вьются, в руках весло лёгкое. Она веслом от волн огненных отталкивается, улыбается ласково. Моргнуть не успел  – лодка мимо пронеслась, а чудное видение перед глазами осталось, белый свет застит.

Постоял пастушок  на берегу, покручинился и поплёлся назад. Малин за ним. Вернулись в селение. Дед  Всевед только глянул на гусляра, сразу всё понял. Спросил сурово:

- Тоже вздыхать будешь, да на каждой зарьке за ельник бегать?

- Нет,  - отвечает Малин. – Это не по мне. Коли верно, что река Смородина есть, так верно и всё прочее, о чём в сказах поётся.  Чем кручиниться без толку, я бы лучше к Чернобогу сходил, сердце Огневейкино выручил. Ты, поди,  знаешь к нему дорогу, укажи, сделай милость.

- Ишь, что удумал, - отвечает дед. – К Чернобогу то дорога есть, да обратной нет. Много молодцев по Калинову мосту на другой берег отправилось, да ни один ещё не вернулся.

- Так они ж подвигов ратных искали, а я с миром пойду.

- И не проси, я тебе погибели не желаю, - осердился дед. Наотрез отказался о тайном  пути даже речь вести.

А всё-таки к вечеру уговорил  Малин знахаря. Рассказал ему Всевед  как открыть вход на Калинов мост.

Уже смеркалось, когда вернулся Малин к реке Смородине,  и пошёл вдоль пустынного каменистого берега на закатный отсвет.  Вскоре набрёл на ракитов куст. Всё живое от Смородины уклоняется, а ветви ракитовы  над рекой низко повисли, в пламени полощутся, словно в воде и никого урона им нет.

Понял гусляр – нашёл куст заветный.  Перевил ветви алой лентой, сказал слова потаённые.

Едва голос умолк,  поднялось над рекой марево, возник  в нём мост без перил. От ракитова куста до чёрного валуна на другом берегу перекинулся. Ни минуты не мешкая перебежал Малин по мосту, и едва ступил на берег  у Скорбень-камня, показались  перед ним чертоги Чернобоговы. Вроде бы  рядом палаты гранитные высятся, а до них ещё добраться надо, через широкий двор каменными плитами замощённый перейти.  На дворе высятся идолища мрачные, конскими черепами увенчанные.  А меж идолищ нити тонкие, колокольцами увешанные мерцают, и по обе стороны  от ворот остовы, не то собачьи, не то волчьи покоятся.

Тут и самого смелого оторопь бы взяла, только гусляр не убоялся, ступил на плиты узорчатые. Тотчас позади него поднялись с земли остовы, стряхнули с себя прах, обернулись громадными псами с глазами огненными, и двинулись вслед за Малином.

Идёт он через двор неспешно, по сторонам  поглядывает, старается нитей паутинных не задеть. Псы следом. Так и добрались до крыльца. Ни одной нити гусляр не задел, ни один колокольчик не вздрогнул, не зазвенел.  Идёт Малин смело вперёд  по чертогам  – дивится.  Вдоль стен огни в высоких чашах на треножниках горят, а кругом пусто – ни одной живой души.

Наконец, видит -  на высоком троне из человечьих костей сидит Чернобог в одеждах траурных.  В  темном венце камни драгоценные поблёскивают.

- Ловок ты, гость нежданный, незваный, - говорит Чернобог,–  и глаз у тебя остёр. Кабы также стражи мои были зорки, я  бы горя не знал. С чем пожаловал?

Поклонился Малин, отвечает:

- Мир тебе, навий владыка. Не с мечом я пришёл, с великою просьбой.

- Усмехнулся Чернобог:

- Что-то новенькое. Или богатыри в Яви перевелись, или в мечах недостаток обнаружился?  С какой печали добры молодцы оробели?  Прежде на бой вызывали, а нынче на поклон идут.

Сделал Малин вид, будто не заметил насмешки.

- Не перевелись богатыри в Яви, и кузнецов искусных не убавилось, стало быть  и в мечах недостатка нет.  Только не все добры молодцы, от большого ума,  ищут, где буйну голову  поскорей сложить. Есть и такие, кому мирные радости дороже браной славы.

- А ты, стало быть, из таких?  И какую ж радость в царстве скорби найти жаждешь?

- Известно мне, владыка, - отвечает Малин, - что хранишь ты в кладовых своих тёмных,  сердце девы Огневейки. Оттого мается она в одиночестве, сама  счастья не ведает, и других понапрасну губит.  Прошу тебя, сделай доброе дело, верни ей сердце.

Рассмеялся навий владыка:

- Чудной ты человек, гусляр, да и не знаешь,  чего просишь. Я добрых и бескорыстных дел не творю, на то Даждьбог есть. Вижу, пленила тебя Огневейка. Только с чего ты взял, что коли я ей сердце верну, она в твою сторону оборотится? Награда не всегда находит достойного. Да и не ты первый её узрел.

- Верни ей сердце, владыка, а уж в чью сторону она оборотится,  после посмотрим. Чего наперёд загадывать? – отвечает Малин.

- А говорил тебе дед Всевед, что у тьмы света не ищут, через зло к добру не приходят?

- Говорил, только я верю в свою долю счастливую.

- Ну, тогда на себя пеняй, если на деле не так выйдет,  как мечталось. Верну я сердце  Огневейке, но с уговором – если она тебе кого другого предпочтёт, заберу себе твоё зрение. Уж больно мне приглянулось.

Сжалось на миг сердце у Малина, словно рука ледяная его коснулась, а про себя подумал: «Пусть так,  коль по-другому договориться нельзя. Голоса было б жальче, да и вряд ли такая беда случится.  Все красавицы на меня заглядываются, так неужто с Огневейкой по-другому будет?»

- По рукам? – спрашивает Чернобог, а сам смотрит испытующе, словно ждёт, что откажется гусляр, отступится, и чем дольше медлит гость с ответом, тем сильнее торжество во взгляде хозяина Нави разгорается. 

- По рукам, - отвечает Малин.

- Ну-ну,  - усмехается Чернобог, - поспешай мил дружок на другой бережок, а то уж заря близко. Да гляди,  счастье не проворонь. Обратной мены не жди, не будет.

- Благодарствую, Навий владыка.

- После благодарить станешь, как в другой раз свидимся.

На том и разошлись. Перебежал Малин через  Калинов мост, глядь, а у  ракитова куста пастушок стоит, глядит на реку, ждёт когда лодочка покажется. Поднялось солнышко повыше, показалась в стремнине лодка дымно-алая, правит ей  дева красы несказанной, веслом длинным легко волны огненные разводит. Заиграл тут Малин на гуслях, запел лучшую из своих песен. Обернулась дева, песню заслышав,  и к берегу лодку направила. Ступив на землю к пастушку подошла:

- Сколько ждал ты меня верно, встречал и на утренней заре и на вечерней, - говорит ему, - а я как слепая была. Сегодня, точно озаренье сошло, вижу лучше тебя никого нет.

Едва произнесла дева эти слова, померк свет в глазах Малина,  стал он незрячим.

Пастушок с Огневейкой того не заметили.  Увлечённые друг другом взялись за руки,  и побрели друг на друга глядючи, куда ноги понесли.  Остался Малин один.

Слышит, впереди пламя гудит, позади птицы поют. Повернулся он и пошёл, руки вперёд выставив, на птичьи голоса. Добрёл до леска,  сел под елью.

Нежданно-негаданно свалилось на него горе великое, вброд не перейти,  не заесть, не  запить. Вспомнил он Всеведовы слова, Чернобогом повторённые  - у тьмы света не ищут, через зло к добру не приходят, - да ничего уж исправить нельзя.

В великой печали взял он гусли любимые и запел самую грустную из своих песен.  А когда отзвенели струны, услышал  шум крыл и голос дивной красоты:

- Не теряй надежды, Малин. Через мастерство твоё любим  будешь,  и желанен всюду. Сердечным взором  прозревать станешь яснее, чем иные глазами видят, и мудрость великая тебе откроется.  Поводырём твоим станет Ярик, и коли не утратишь тепла сердечного и нрава лёгкого, обретёшь больше,  чем потерял.

Умолк голос надежду подавший,  захлопали крылья, унося птицу диковинную.

Коли верно, что река Смородина есть, так верно и всё прочее, о чём в сказах поётся, - подумал Малин, - а раз так, сбудутся слова Гамаюн, птицы вещей.