Котёнок

   Каких красивых котят показывает нам реклама! Милые мордочки, гладкая шерстка, мягкие, чистенькие лапки. И это наивное, детское «Мама!», как будто сказанное котёнком на человеческом языке. Полное сходство с домашним ребенком, обласканным заботой своих родителей.
   Этот был не такой. Острая мордочка, торчащая из ниши в кирпичной кладке, неприглядный окрас, В мокрой, слипшейся шерсти роились паразиты. Маленькое тельце безудержно дрожало от холода и их укусов. Желудок, который, судя по рекламе, меньше наперстка, так просил есть, как будто он был в десяток раз больше. От этого он периодически и очень часто издавал истошное «мяу», как будто призывая прохожих к жалости и состраданию.
   Идущие со смены рабочие депо, служащие, жители ближайших домов, сокращающие себе дорогу к дому не взирая на предостерегающий плакат «По путям не ходить!», шли молча, озабоченные своими делами. Им было не до этого жалкого маленького существа. И даже если у кого загорался в душе огонёк сострадания, он почти сразу потухал. У одних ничего съестного не было, у других было, но руки заняты или было неудобно отломить кусочек и все шли мимо.
   Иные просто брезговали приближаться к этой мерзости. В основном это были добропорядочные граждане в дорогих одеждах с лощёными физиономиями уверенные, что уж их-то такая участь никогда не постигнет. Как вселилось в этих, вполне добропорядочных людей равнодушие, теперь уже и не понять.
   Из тени стены замызганного здания старой кузни глядели на тропинку ещё два по детски наивных, но уже немного хищных глаза. Такая же перепачканная мордашка, те же паразиты, то же маленькое дрожащее тельце, пытающееся согреться теплом вываленных рядом со стеной ещё горячих шлаков, те же безумные, до подташнивания, позывы голода, но только без попыток привлечь внимание.
   Судьба обоих была похожа – уже не важно было, как они очутились на улице, как существовали до этого времени. Важны были только голод и холод, пронизывающие эти живые создания насквозь, вышибая все другие мысли. В сравнении кошачьего и человеческого века, возраст второго создания был намного больше и у него уже был опыт добывания пищи в мусорных баках, определения мест, где можно согреться, укрыться от непогоды, даже попросить помощи.
   Так сложилось, что совсем недавно "стая" отвергла его за ужаснейшее преступление. Стянув с прилавка шоколадку он съел её, а не отдал старшему, как того требовал неписанный закон. Просто он раньше этого не ел и не думал, что все об этом узнают. Кто раньше его приютил и обогрел, теперь избил и выгнал.
Без стаи трудно. Даже если ты «пустой» хоть что-то пожрать дадут, в люк погреться пустят, а так нет – все места заняты. Чужие же могут «зачмурить» - заставить работать за кусок хлеба, будут отбирать всё себе и бить, бить, бить.
   Остановить безумную пляску зубов не удавалось. Всепроникающий ветер выдувал тепло поступающее снизу от шлака, но уйти - значит остаться без добычи и глаза четко фиксировали проходящих. Наконец их стало меньше, пошли одиночные, но это были или здоровенные бабы, или взрослые мужики. И вот, наконец, ни спереди, ни сзади, сколько видит глаз, ни одного человека и лишь ковыляющая чуть сгорбленная старушка с сумкой.
   Благообразная бабушка, очёчки, пластиковый пакет, сумочка. А в ней, видимо, кошелёк и деньги! Это такие бумажки, что даёшь их и можно всё. Только бы никто не появился, только бы… Схватить сумку и бежать? А вдруг бабка сильная? Ухватит – не вывернешься. Потянет в ментуру, потом в детдом, а как там живут, ребята на вокзале рассказывали. Лучше уж тут как-нибудь. Привычнее.
   Бабка подходила всё ближе и больше никого не было. Рука невольно ухватила небольшой металлический прут. Схватит – влеплю по рукам! Ну, ещё, ещё чуток!
   Хищный огонёк в глазах горел всё ярче, даже дрожь перестала бить. Невысокая тень с быстротой кошки рванулась из темноты чуть сзади бабки.
Рывок! Нет, неудача. Бабка вцепилась в своё добро и жутко заверещала.
- Пусти, сука! – учительского вида бабка ошалела от этого шипения, вида странного, перепачканного существа и на секунду выпустила сумки, но быстро спохватилась и вместо сумок схватила мальца за шиворот.
- Ах ты, разбойник! – беззлобно прокричала она, поняв, что имеет дело не с бандитом а, в наше то время! - с голодным беспризорником – А ну-ка стой!
- Пусти, падла, убью! – вывернувшись, мальчонка изловчился и хлестанул прутом прямо по этим ненавистным очкам! – На тебе, на!
   Старушка тихо охнув и закрыв лицо руками осела в мокрый снег. Всё, победа! Тень бесшумно перескочила на другую сторону тропинки к той стене, где мяукал котёнок. Одной рукой таща неподъёмные сумки, второй парнишка схватил его, мокрого, грязного и сунув себе за пазуху, помчался дальше.
   Он не помнил своего имени, возраста, не знал детства, его не интересовала судьба той бабки, судьба других людей, он не умел читать, писать, его словарный запас состоял из непечатных выражений, которые он воспринимал не как ругательства, а как свой обычный язык, на котором разговаривал. Брошенный всеми, в кого превратится он, когда вырастет? Как будет выживать и выживет ли? Что приготовила судьба тем, кто встретится на его пути? Страшно.
   А ещё говорят, что нет параллельных миров! Как же нет? Вот ведь он! Почему этот мир оказался «запараллелен» с нами? Как случилось, что его никто не видит? Как вообще могло произойти, что он появился? Нет ответа…
   Сидение на ветру дало себя знать и уже потекло с носа. Нужно бы отлежаться, а слово «лечиться» он не знал. Здесь они когда-то ночевали. Заброшенный дом, подвал и, главное, тёплые трубы в колючих ошмётках стекловаты, проходящие по нему. Мальчишка прижался к ним, вытащил продукты из пакета. Содержание сумки его интересовало меньше. Отломив колбасы и открыв пакет с молоком, он не накинулся на еду, а в первую очередь начал кормить голодного котёнка.
   Знобило, начинался жар, мучил голод, урчало в животе, а он просто сидел и смотрел, как лакает, захлебываясь в молоке, отогревшийся у него за пазухой ужасно страшнющий котёнок. И не было в этот момент добрее и заботливее существа на свете…