Страна бурятов. Хрипуновский погром

Одной из основных задач экспедиции в страну бурят, имевшей наиболее скандальную известность, был поиск серебряных месторождений в тех краях. Изобилие серебряных украшений у встреченных ранее «брацких мужиков» натолкнуло русских на мысль о том, что в их стране может скрываться большое месторождение этого металла. Поэтому бывшему енисейскому воеводе Якову Хрипунову был вменен в обязанность, наряду со сбором соболиной казны поиск серебряных руд.

Надо сказать, что масштабные мероприятия в поисках неких неисчерпаемых золотых или серебряных месторождений, в общем-то, были не в духе московской администрации того времени. Указанный «поход за серебром» был едва ли не единственным, предпринятым в первой половине XVII столетия. Правда, нельзя отрицать и того, что он оказал огромное влияние на отношение с прибайкальскими народами, продлившееся не меньше двадцати лет.

Неясные сведения о серебряных горах и золотых россыпях существовали в народном фольклоре практически всё время присоединения Сибири. Правда, расположение этих гор и россыпей всё время отодвигалось за край осваиваемой русскими территории. В описываемое время они находились, вроде бы, за Енисейской стрелкой и на Ангаре.

Здесь надо добавить, что историям о самородном золоте и серебре подлили масла в огонь англичане, плававшие вдоль северного побережья Сибири в до-запретительные времена. Англичанин Логан утверждал, что «на морском берегу между этими двумя реками, Пясидой м Катангой, находили некие камни, похожие на золото, а некоторые – на серебро». Несколько более подробные сведения (что, право, было несложно), привёл другой иноземец – Персглоу.

Ещё будучи енисейским воеводой, Яков Хрипунов отправил вверх по Тунгуске двенадцать казаков для поисков серебряной руды. Казаки шли по Ангаре «четыре недели, без двух дней», и, вроде бы, действительно отыскали серебро: «первую руду на Тунгуске реке под Братским порогом в горе, а та гора пришла к Тунгуске реке концом, поперёк 1000 сажен, а вышиною с Тобольскую гору». Вторую рудную гору казаки нашли на Име-реке (то есть, на Илиме), а третью – на Тасеевой реке. Хрипунов приказал переплавить в Енисейском остроге привезённые образцы. В результате этих опытов «из руды трёх гор изо шти золотников родилось три золотника с четвертью чистово серебра».

Образцы, привезённые казаками находили подтверждение в рассказах ясачных людей о неких князцах Окуне и Келте, обитавших на какой-то малой речке близ Тунгуски. По рассказам ясачных тунгусов, «около их жилищ есть Камень, до которого судами идти невозможно. В горе у князцоав имеется серебряная руда, из которой они берут понемногу камней и плавят серебро, и которое де, серебро они переплавливают, они де, то серебро носят себе на нагрудниках. У этих же князцов Окуня и Келти серебро покупают остальные тунгусы, в том числе, государевы ясачные люди, кроме того, «и в иные землицы от них, князцов, то серебро отходит и меняют на товары… а иных землиц людей не пущают». Кроме серебра, рассказывали тунгусы, в землице у Окуня много соболей, «а зверь, сказывают, доброй, а бой де у тех князцов лучной, да копейный, да сабельной». Сведения о богатых князцах Окуне и Келте подтвердил и десятник Вихорь Савин, посланный вверх по Тунгуске в 1625-26 гг. В его отчётном письме фигурирует тот же князец Окунь, который, вроде бы, владеет целой серебряной горой, но не обладает методами извлечения его из руды.

В общем-то, всё выглядело вполне правдоподобно, и уж куда более правдоподобно, нежели легенда об Эльдорадо и «золотом человеке».

В итоге Хрипунов принял решение о посылке грандиозной, по тем временам и местам экспедиции. Конечным итогом её должно было стать строительство у «серебряной горы» острога с гарнизоном не менее чем в сто человек (из-за близости неподалёку воинственных бурятских племён). С экспедицией воевода просил отправить громадный запас – продовольствие, порох, «да новых землиц государева жалованье в роздачу пуд олова в блюдех и в тарелех, пуд одекую - каменья, 2 тысячи решёточек оловянных, 300 ножей зырянских, 200 зеркалишек, 2 тыс. булавок, 3 тыс. игол, 2 тысячи змеевых головок, ; пуда бисеру, муки»… И, главное – котёл на 12 вёдер «в чём пиво варить новых землиц людем».

Идея Хрипунова встретила в Москве полное понимание, тем более, что помимо серебряной руды речь шла ещё об одном стратегическом металле – меди. Сибирский приказ отпустил отряду Хрипунова (который первоначально планировался в 150 человек) двухгодичное жалованье, 60 рублей деньгами, 60 четей хлеба и 60 четей овса, и проезд подводами наравне с воеводским транспортом.

Первой проблемой, с которой столкнулся Хрипунов, были «кадры».

Судя по всему, в отряд Хрипунова набралось изрядное количество всякой сволочи, толкавшейся по сибирским городам, от которой местные воеводы только рады были избавиться. Правда, в составе экспедиции оказался и, в общем-то, ничем не запятнавший себя ни до того, ни в будущем, Максим Перфильев, но как показали дальнейшие события, особого влияния в войске он не имел.

Отряд Хрипунова вышел из Тобольска весной 1628 года. Как и у прочих партий, начинавших движение на восток из административного центра Сибири, он двигался по Иртышу, Оби и Кети до Маковского острога и только осенью достиг Енисейска, где и зазимовал. Переход этот был, в числе прочего, ознаменован тем, что служилые люди хрипуновского отряда, ограбил на Оби русских промышленных людей, возвращавшихся с Енисея. Придя к Нарымскому острогу они сделали попытку вообще ограбить город. Город ограбить им не удалось, но вольница обобрала «под сотню торговых людей». В завершение были предприняты две попытки убить самого Якова Хрипунова. Обе они не удались, но в итоге изМосквы приказали послать тобольского сына боярского для сыска, а дальше поступить привычным манером – «выбрать пущих воров и бить их кнутом и бросить по человеку от города (откуда был произведён набор – прим. М.К.) в тюрьму».

Дисциплины в «полку» не было изначально. Будущие «изыскатели» воеводу не слушали, двигались по принципу «половину дни идут, а другую стоят».

По дороге, уже на Ангаре, к хрипуновскому полку присоединился ещё отряд мятежных красноярских служилых людей, которые, оставшись недовольны тяготами службы в Красноярском остроге, сделали попытку захватить Енисейск. Енисейские воеводы, впрочем, не дремали, главарей захватили, а всем остальным, не впуская в город, приказали идти «в буряты ».

Естественно, такое пополнение не добавило хрипуновскому воинству ни порядка, ни толка в управлении.

Под командованием Хрипунова скопилось довольно большое количество народу – по некоторым источникам около трёхсот человек. Для дальнейшего пути им потребовалось десять кочей и десять стругов.

Подле Илимского зимовья Хрипунов встал лагерем, дожидаясь, чтобы установился удобный зимний путь. Двадцать человек он оставил при судах, тридцать служилых людей отправил на Лену, остальное же войско двинулось вверх по Ангаре. У реки Оки он встретил вооружённых бурят, которых разбил в сражении. Далее «хрипуновцы» повернули вверх по Оке и через десять дней хода снова повстречали бурят, оказавших ожесточённое сопротивление. Третье сражение Яков Хрипунов дал бурятам снова на Ангаре, близ устья реки Уды. Во всех случаях становища бурят подвергались разграблению, а не успевшее убежать население захватывалось в качестве «погромного ясыря».

Проблемой хрипуновской экспедиции, очевидно, было то, что чаемых «серебряных руд» они не находили, а вот за средства, отпущенные на экспедицию, отвечать бы пришлось. Ну и в принципе, разношёрстное воинство совершенно очевидно ориентировалось на личное обогащение. Обогатиться же можно было только до нитки ограбив окрестное население – что они, с огромным удовольствием и сделали. Удовольствие же это икалось дальнейшим русским партиям в Предбайкалье добрых двадцать лет…

После третьего сражения Хрипунов со своим воинством возвратился в Илимское зимовье и стал дожидаться весны. Однако, 17 февраля 1630 года неугомонный воевода умер, так и не узнав, что из Тобольска в поддержку его миссии направлен груз продовольствия и подкрепление людьми.

Как продовольствие, так и люди, узнав о смерти воеводы, осели в Енисейске. Отряд же Хрипунова, судя по всему, стал разваливаться. Когда Илимского зимовья достиг десятник из Енисейского острога Вихорь Савин, в сопровождении служилого человека Сидора Аникеева, которые сопровождали «в брацкие люди» заложников из Енисейска – захваченных красноярцами “князца Кодогуня сына Бугулдайко да Букиева улуса жонку имянем Уенька ”, он застал там уже полный кабак.

Вихорь Савин отписывал в Енисейск, что оставшиеся люди Хрипунова “...не ведают над собой набольшево, как хотят так и воруют ...”, а один из служивых полка Хрипунова, немец Анца из Тобольска ”стал говорить: мы де на томской и енисейской указ не слушаем и не гледим».

Возвращение пленных, захваченных красноярцами, вызвало негодование среди людей Хрипунова. Савина “стали позорити всякою неподобною лаею”, пытались побить, выгнать из зимовья и отнять возвращаемых в родные улусы пленников. В этой смуте некий Дмитрий из сибирского города Тары убил Булгудайко – видимо, по принципу «так не доставайся же ты никому»! Как далее пишет в своем донесении Вихорь Савин, хрипуновцы “изымали женок у Гриши толмача да у татарина у Газгильдя двух, учали позорити при всем мире среди дни при иноземцах и учали сромити человек с 52 женок, а сами стоят кругом, а их среди кругу позорят, надругаются, ростеля за руки и за ноги держат”. Пытались они также отнять у Савина и опозорить посланную с ним Уенку, но помешало вмешательство священника.

Однако, в разгуле Илимского зимовья принимали участие далеко не все собравшиеся там служивые люди. Бесчинствовали, главным образом, выходцы из западно-сибирского города Тары и Тобольска, в то время как служивые из Пелыми и Сургута вели себя более достойно, по крайней мере, они не позволили выгнать Савина и Аникиева из зимовья и приютили их у себя.

История эта для Савина кончилась плачевно - он был убит князцом Баяраканом, дядей несчастного Бугулдайко. Баяракан же хотел убить и Сидора Аникиева, но того “уберег брацкой же князец Кодогонь: убить ево не дал и спровадил ево из своих улусов сам со своими людьми до государевых ясашных тунгусов”, которые и помогли ему добраться до острога.

Ещё одним косвенным признаком полного разложения отряда служит количество ясака, привезённое находившимся при Хрипунове Максимом Перфирьевым – два сорока и десять соболей, пятьдесят пять недособолей и две шубы. Остальная пушная казна, видимо, осталась на руках у разбегающегося народа…

Интересно отметить, что во всех русских документах эти события рассматриваются рассматриваются не иначе как «погром, учиненный Якова Хрипунова полком и красноярцами», и в течение пяти последующих лет и сибирские, и московские власти прилагают огромные усилия для восстановления хоть каких-то отношений с «брацкими» народами. Захваченных в рабство бурят енисейский воевода забирает на аманатский двор, кормит их за счет жалования красноярцев и полка Хрипунова.

Сразу же по возвращению отряда Перфирьева (который, видимо, и представлял «умеренное ядро» бесшабашной армии Хрипунова), часть захваченных «хрипуновцами» рабов енисейское начальство попыталось возвратить на родину.