Московский адрес отрывок Книга выходит 15. 12. 14

Воскресным утром московские дворы и дворики быстро заполняются шумной снующей детворой, важными неторопливыми бабушками, напряжёнными нянями и редким явлением – строгими папами. Причём папы выходят прогуливать своих чад в строгих костюмах, в тон лицам. Пышные розоволицые папы в светлых. Худосочные с сероватым налётом усталости на лицах в серых и чёрных. На голове шляпы, в руках зонтики и плащи. Худосочные чаще посматривают на небо – скорее бы уж дождь пошёл, что означало бы – конец прогулке и привет дивану с газетой. Пышные занимают скамейки, конкурируя с бабушками. Эти никуда не торопятся, они прекрасно и на скамейке могут подремать.
Дворы, пустынные в будни, в воскресенье оживают. Вот уж где кладезь народной мудрости. Чего только не узнаешь от старушек: от средства от ангины до средства от тараканов. Няни делятся советами по воспитанию, а папы обсуждают международное положение.
А это что за грохот? В сторонке под ещё голой яблоней лупят костяшками домино по дощатому столу дедушки. Говорят: охота – пуще неволи! Ещё довольно прохладно, но дедушкам не терпится, утеплились ватниками и «козла забивают».
В это дворовое многоголосье вплелись крики Юрки и Мишки. Они по очереди звали Сашку. Но в приоткрытом окне Сашкина голова не появилась, зато выглянула мама.
- Его нету! – крикнула она. – Он с отцом на ВДНХа поехал.
Юрка с Мишкой переглянулись. Как так? Ведь они же сами, втроём собирались…
Мальчишки отошли к старому разлапистому дубу и уселись на ящик, неизвестно кем и когда здесь оставленным.
- Ждать будем или сейчас к Лёхе пойдём? – спросил Юрка.
- А чего ждать, может он там целый день гулять будет. Подождём немного и на баржу пойдём.
Неожиданно на вытоптанную площадку перед мальчишками спикировал воробей. Обыкновенный городской, серый и наглый. Он забавно вытянул шею и осмотрелся. Но ничего, кроме подсолнечной шелухи и мелкого мусора не заметил. Тогда воробей несколько раз подпрыгнул и уставился на Мишку.
Мишка улыбнулся. «Неужели воробей как-то догадался, что у меня в кармане хлеб», - подумал он и полез в карман. Мишка отломил кусочек, размял мякиш в ладони и бросил.
Воробей склевал несколько крошек, затем выбрал крошку побольше, схватил её и фррр, - взлетел вверх и исчез где-то в переплетении дубовых сучьев и ветвей. Но не прошло и минуты, как сверху слетела уже воробьиная семья, пять штук. Они быстро расправились с крошками и громко зачирикали, выпрашивая новую порцию.
Мишка отломил ещё немного, раскрошил и бросил воробьям. Но не успели они начать клевать, как откуда-то налетели голуби. Воробьи было попытались отстоять свою долю, но силы были неравны. Голуби угрожающе заухали и прогнали семейство.
Мишка рассердился, замахал руками.
- Кыш! – закричал он.
Мишка соскочил с ящика и прогнал голубей.
- Хватит сидеть, пошли на баржу, - решительно заявил Мишка.
Юрка поднялся, и они пошли со двора.

- Как раз к обеду, - сказала мама, встречая Сашку и отца в прихожей. – Давайте руки мыть и за стол.
- Да мы вроде перекусили, - сказал отец.
- И что? Небось в сухомятку ели, а я щи сварила. Хотела борща, да свёклы не нашла. Продавцы говорят: теперь до нового урожая борща не сваришь.
Мама грустно улыбнулась. Сашка повесил пальто своё и отца.
- Не, мам. Сейчас не хочется.
- А к тебе сынок твои друзья приходили.
- Чего-нибудь говорили? – спросил Сашка.
- Нет.
- А куда пошли?
- Я почём знаю.
Сашка снял пальто и стащил с полки кепку, выскочил за дверь.
- Чтобы к пяти часам дома был! – закричала мама вдогонку.
Сашка прибежал к двухэтажному дому Юрки. Поднялся по скрипучей деревянной лестнице, старательно нажал на кнопку звонка два раза. Дверь открыла мама Юрки.
- Юрка дома?
- Нет. Они пошли за мальчиком из детдома. Ты проходи, вместе подождём.
Сашка растерялся, какой ещё мальчик, да ещё из детдома.
- А.., - хотел спросить, но не стал.
- Ну, будешь заходить?
- Нет, мне домой надо, - солгал Сашка, не зная, что сказать.
Сашка вышел на улицу и, не раздумывая, помчался через дворы Якиманки к барже.

А в это время где-то на юго-западе зародились, заклубились серо-чёрные тучи. Набухли водой из Днепра или Дона и потянулись мамаем на Москву. То-то гроза будет, знатная. Первая, но не майская – апрельская. Уже полетели в столицу донесения наблюдателей за погодой: «ждите грозовой фронт к вечеру, на фоне потепления гроза, а возможно и град…».
Бежит Сашка по улочкам мимо стареньких одно и двухэтажных мещанских и купеческих домиков с мезонинами, дворами за деревянными заборами, мимо магазинов, сберкассы. Выбежал на пустырь, где когда-то был стадион, а теперь стояли машины скорой помощи, которые по старинке называли «каретами» скорой помощи. Пробежал мимо длинной вырытой траншеи, по шаткой доске перемахнул и через небольшой скверик выскочил на набережную, прямо напротив баржи.
А на юго-западе Москвы уже появились края сизых облаков грозового фронта. Там, внутри клубящихся чёрных туч зрели и вспыхивали электрические разряды, ворочались пока еле слышные громы.

Лёнька проснулся от гулкого топота ног по верхней палубе. Нехотя вылез из тёплого кокона фуфайки, зевнул. Ну вот, разбудили, а он ещё бы поспал. Так хорошо, сладко и спокойно Лёнька не спал уже давно. В каморку зашли Юрка с Мишкой. Мишка выложил перед Лёнькой хлеб, а Юрка достал из-за пазухи газетный свёрток с двумя варёными картофелинами.
- Здорово! Ну, ты и дрыхнешь, - сказал Мишка.
- Здорово, пацаны! – ответил Лёнька зевая. – Я бы ещё поспал.
- Давай, поешь.
При виде еды пустой желудок Лёньки заурчал. Лёнька быстро проглотил картошку с хлебом, погладил себя по животу.
- Лёха, дело есть, - не глядя на него, глухо начал Юрка. – Мамка моя просила тебя привести. Хочет покормить тебя. А потом…
- А чего приготовила? - не подозревая подвоха повеселел Лёнька.
- Оладьи. Обещала ещё картошку с мясом.
- Ух ты! Люблю картошку с мясом и луком. А если ещё масла сливочного добавить – ваще ништяк.
- Лёха, только это… потом она говорит, что тебе лучше в детдом вернуться.
Лёнька помрачнел.
- Чего?
- Она говорит, - горячо продолжил Юрка, - что лучше вернуться. А мамка, вот, с его папкой за тебя попросят, чтобы тебя в мореходку отпустили.
- Никуда я не пойду. Сегодня же уеду.
Мальчишки замолчали. Каждый думал о своём.
Юрке было немного стыдно, получалось, что выдал тайну, которую ему доверил этот парнишка. Немного обидно за маму, решившую всё по-своему.
Мишка был полностью на стороне Лёньки. Он думал, как помочь ему. Деньги у Сашки, а когда он вернётся, вдруг только вечером.
Лёнька был немного растерян. Конечно, даже и думать не хотел вернуться. Уехать, а там видно будет. Эх, денег бы раздобыть.
- Пацаны, - обратился Лёнька, - займите рубля три. Я адрес запишу, с первой стипендии вышлю.
Мишка полез в карман, вытряхнул мелочь.
- Вот, тут восемьдесят копеек. У нашего друга, у Сашки два рубля наших. Его подождать надо. Вечером принесём. Я тебе ещё банку килек принесу и хлеба.
- И я! – воскликнул Юрка. – Я в баночке тебе картошки с мясом принесу.
- Ладно уж, так тебе мамка и даст, - возразил Мишка.
- А я потихоньку.
- Лады, пацаны, до вечера подожду. Ночным поеду.
Наверху по палубе загромыхали торопливые шаги. Мальчишки переглянулись. Кто-то спустился и направился к ним. Мальчишки напряглись.
Вбежал Сашка.
- Уф, - выдохнули хором.
- Фу! – выдохнул Сашка. – Думал, не застану.
- Ты же на ВДНХа поехал, чего так быстро? – спросил Мишка.
- Вернулись уже.
Тут Сашка в полумраке рассмотрел незнакомого мальчишку.
- Это Лёха! – представил Мишка мальчишку. – Он детдомовский.
И Мишка рассказал историю Лёньки.
- Надо Лёхе денег дать, два рубля наших, - закончил Мишка свой рассказ. - Он сегодня уезжает.
- И чего-нибудь из продуктов, - вставил Юрка.
- Отец недавно коробку с тушёнкой принёс, возьму пару банок.
В каморке неожиданно совсем стемнело. Это пришли грозовые тучи.
Лёнька посмотрел в мутное стекло иллюминатора. В этот момент яркая вспышка ослепила Лёньку и следом резко громыхнуло. Баржа загудела, словно по её бокам вдарили тяжёлым молотом.
- Сейчас дождь будет, - сказал Лёнька, протирая глаза.
- Не успеем, - предположил Юрка. - Здесь переждём.
Мальчишки уселись рядком на скамье.
- Тьфу, зараза, - выругался Мишка.
- Чего ругаешься? – спросил Юрка.
- С батей сегодня в баню собрались.
- Да-а, - протянул Юрка. – Застряли.
А наверху сверкало и гремело. Первые крупные капли впечатались в пыль, гулко хлестнули по крышам, по палубе. Разводами проявились на куртках, плащах и пальто прохожих. Следом полил плотный водяной поток. Ветер метался по улицам и проспектам, швырялся дождём, свистел в трубах, крутил грязные водовороты у стоков. Люди попрятались по домам и подъездам. И только три мокрые фигуры, отплёвываясь и ругаясь, прошмыгнули по палубе баржи и скрылись в будке сторожа. Мальчишки ничего не слышали из-за грохота стихии.

Сидит у окна Юркина мама, смотрит на потоки весеннего дождя. Думает о сыне. Куда же делся? Ещё чего доброго вляпается в какую-нибудь историю. Кто его знает, что это за детдомовский. Вдруг из хулиганов…

В другом доме на кухне у окна сидит Сашкина мама. Она водит по запотевшему стеклу и рисует ромашку. Сашка убежал в пальтишке, промокнет. Как бы не простудился. Посмотрела на ходики, висящие на простенке у окна. Половина второго.

- Ты смотри что делается! – сказал Мишкин отец, глядя в окно. – Где Мишку носит?
- Если не стихнет, то и в баню не пойдёте.
- Пойдём, чай не сахарные, не растаем. Бельё мне приготовь, пойду чемоданчик соберу. И Мишке трусы и полотенце не забудь. Может, придёт ещё.
Мать вздохнула и пошла в комнату.

На юго-западе посветлело. Гроза уходила дальше. Дождь ещё шумел, но ветер стих. Москва умытая повеселела. Люди выбегали на улицу и прыгая через потоки мутной воды поздравляли друг друга с первой грозой.
Молодой человек в очках в мокром плаще размахивал шляпой и декламировал:

Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром…

Курносая девчушка в красном пальто и цветастом платке задорно смеялась и старалась перекричать молодого человека в очках.
- Не так! Не так! Люблю грозу в конце апреля…
И даже пожилые, вечно всем недовольные ворчуны улыбались в пышные седые усы.

Мальчишки поднялись к люку, выглянули. На палубе возникли лужи, в которых плавали крупные пузыри.
- Батя говорил, что если на лужах плавают пузыри, значит, дождь надолго, - сказал Мишка.
- Почти стих, побежали? – предложил Юрка.
Трое друзей проскочили по мокрой палубе и рванули по набережной в сторону домов. Дождь перестал, тучи уплыли и сквозь остатки лохматых облаков пробивалось неяркое солнышко.
- А ты говорил: дождь надолго! – на бегу кричал Юрка.
- Это не я, это примета! – оправдывался Мишка.

Лёнька улёгся на постеленную фуфайку и стал мечтать, как он приедет в Мурманск, придёт в мореходку, назовёт фамилию. А там адмирал скажет: что – сынок того самого? Так я его знал, герой! И сразу примут в мореходное училище…
В щёлку приоткрытой двери будки сторожа выглядывал чёрный глаз. Он проследил за мальчишками и хриплым голосом сказал:
- А мы тут не одни. Шантрапа шастает. Надо бы трюм проверить. Картавый? Ты вчера в трюм лазил?
- Ну, заглянул. Да там пусто.
- Пусто. А откуда шантрапа взялась?
- Ша! Кончай базар! – подал голос третий. Тяжёлая рука с синим якорем хлопнула по столику. – Штырь, прикрой дверь, дует. Всем спать. Вечером проверим.
Дверь будки закрылась.

Тучи, проливая остатки воды, уплывали на северо-восток, открывая голубое небо с пушинками белых облаков. Засияло солнышко, веселее зачирикали птицы, домохозяйки распечатывали закупоренные на зиму окна, распахивали створки. Ножами счищали полоски газет с оконных рам. С удовольствием дышали чистым воздухом. Особо нетерпеливые хозяйки тут же начали мыть грязные стёкла.
Мальчишки бежали по пустой набережной. Бежали, сначала старательно оббегая и перепрыгивая бесчисленные лужи, но потом, когда Мишка не рассчитал и угодил в  воду, помчались, не разбирая дороги. Так, дурачась, они добежали до Мишкиного дома.
- Так, - сказал Мишка. – Юрка, скажешь, что Лёху пока не видели. Скажи, ещё вечером пойдём за ним. Саня, с тебя деньги и тушёнка. Я сейчас с батей в баню. Встречаемся в шесть тут.
Друзья пожали друг другу руки и разошлись.
- Эй! Шкет! – позвали Мишку из сумрака подворотни.
Мишка остановился.
- Подь сюда! – приказал тот же голос.
Мишка присмотрелся и узнал худощавого парня в кепочке. Это он посылал Мишку с запиской. Неприятно заныло где-то в пояснице, но показать слабость Мишка не хотел, подошёл поближе.
- Чего надо?
- Да не кипишуй, шкет. Дело есть.
Парень достал из кармана новенькую пятирублёвую банкноту, пошуршал.
- Была наша, станет ваша, - кривляясь, сказал парень.
- Чего делать?
- Пустяки, шкет. Есть у меня одна краля, Маринка. Она в сберкассе работает. На Крымской, знаешь?
- Знаю.
- Понимаешь, шкет, тётки там – мигеры, чуть что – начальнику жалятся, а её премии лишают. Запрещается им в рабочее время отвлекаться. Вот и приходится в пинкертонов играть. Сегодня вечером на танцульки звал, а ответа не получил. Часиков в пять зайди, во втором окошечке спросишь у неё: «пришла таблица на лотерею или нет?». Если скажет: «пришла», значит пойдёт на танцульки. Если: «нет ещё», ну, на нет и суда нет. Годится?
- Я сейчас с батей в баню иду. Не успею. У нас сеанс с трёх до пяти. Так ведь сегодня воскресенье!?
- Эта работает, до шести сегодня. Сразу после баньки, успеешь? Пять рубликов, а! Короче, я тебя в шесть тут ждать буду.
Парень резко повернулся и скрылся за углом.
Мишка пошёл домой, стараясь не думать о пяти рублях.
«Ладно, там видно будет!», - решил он.

Кто хоть раз был с отцом в бане, в настоящей русской бане, тот поймёт чувства Мишки. Всё начинается с ненаписанных ритуальных действий. Очередь к маленькому окошечку за двумя билетиками. Долгий выбор берёзового веника за полтинник. Поиск свободных мест в рядах раздевалок. Поход за шайкой. На этот раз повезло Мишке, на каменной скамье помывочной сидел мальчишка лет пяти и с серьёзным видом держался за два тазика.
- Шайку ищешь? – спросил он.
- Ищу.
- Возьми эту. Нам с папаней одной хватит.
- А где папаня?
- В парной лупится. А мне нельзя, я ещё не дорос.
Мишка забрал тазик и радостно побежал к отцу.
То-то радости – баня. Мишка помнил, как его тоже лет в пять отец в первый раз привёл в баню. Тогда ему совсем не понравилось. Полная  раздевалка мужиков в простынях. Шум, грохот. Каменные лавки, мокрые плитки, из всех кранов хлещет вода. Туман сырой пластами. Очереди, очереди, очереди: за шайкой, местом, к крану, в душ. Но став постарше и поднаторев в банных хитростях, понял: есть во всём этом какой-то смысл. Не просто помывка, очищение тела, но и духа. Мужики выходили из бани, расправив плечи, гордо подняв головы. Глаза теплели и искрились радостью. С искренней заботой приветствовали друг друга: «с лёгким паром!». И чуть не кланяясь.
- Молоток! – похвалил отец сына. – Сча веничек запарим и пойдём, погреемся!
Отец залил веник горячей водой. Поставил тазик на скамью около окна, рядом положил мочалку, мыло. Определил - место занято. На второй половине скамьи сидел мужичок с блестевшей лысиной, лениво водил мочалкой по большому животу.
- Посмотрите? – спросил отец.
- Будь спок, партесь. Парок сегодня отменный. Свежий ещё, тока раз поддавали.
В парной наверх к помосту, как на корабле, вела лестница. На лавках сидели и полулежали мужики в простынях. Было похоже на собрание древнеримских патрициев на картинке в учебнике истории. С боку парной стояла огромная печь с дверцей на уровне головы. Рядом длинная кочерга и черпак в полведра на палке.
Отец с Мишкой зашли в парную. Стоило Мишке чуть замешкаться, как сверху недовольно закричали: «дверь!».
Отец забрался на верхотуру, где плавали облачка горячего пара. Мишка для начала присел на ступеньки посередине.
К печи подошёл мужик, завёрнутый в простыню, в рукавицах и смешной курортной войлочной шляпе, какие носят отдыхающие в Крыму или в Сочи.
- Мужики! Поддать что ли?
- Давай, давай, поддай!
Мужик кочергой открыл дверцу. Зачерпнул черпаком из деревянной кадки воду и плеснул в утробу печи.
Пшшш, - сердито раздалось оттуда и клубы пара рванули словно из паровоза, обволакивая людей, скамьи и лестницу.
Люди закрякали, заохали.
- Хорошааа, - протянул кто-то и стал хлестать себя веником по бокам.
Мишка быстро натянул вязанную специально для бани шапочку и прикрыл уши. Закрыл глаза и открыл рот. Он то теперь опытный: первые мгновения перетерпеть, а потом можно и наслаждаться томлением, чувствуя, как греется кожа, как расслабляются мышцы…
Кто-то стал заходить… «Дверь!».
- Эх! Хорошааа. Не мешало бы ешааа.
- Ещё поддать что ли?
- Давай, давай!
Пшшш…
- Давай!
Пшшш…
Раскрасневшийся отец потянул Мишку к выходу.
- Хватит на первый раз.
Увидев свободную кабинку душа Мишка юркнул туда, под тугие струи холодной воды. Смыв пот и жар с тела вернулся на скамью, сел отдыхать.
- Что паря, я ж говорил, хорош пар!
- Да.
Подошёл отец, присел, перевернул веник.
- Хорош веник, - похвалил лысый мужичок. – Почём брал?
- Полтинник.
- Ага, я тебе так скажу – это потому что здесь брал. А у автобусной остановки можно за три рублика, тьфу ты, никак к новым не привыкну, по тридцати копеек взять, а то и за двугривенный сторговаться.
Мужичок подтянул простыню и Мишка с ужасом увидел, что он без обеих ног, вернее, без ступней.
Мужичок перехватил взгляд Мишки.
- Да, паря. Пятки мои в Берлине остались. Уже капитуляция была, победу праздновали. Шли мы патрулём по штрассэ, и тут очередь из подвала. Аккурат обе ноги в щепы. Оказался сопляк из гитлерюгенда, вытащили из подвала, ревёт, сопли пускает. Мои ребятки хотели его тут же порешить. Я не дал. Сдали в комендатуру. А год назад открытку получил от его матери. Благодарила, что ему жизнь сохранил, в гости зовёт…
- Я бы этой мамаше… за такого сынка… - зло сказал отец.
- Да брось… пусть живёт.
- Так может и поедешь?
- Я бы поехал, интересно побывать. Да только не пускают. Эх! Продрог что-то я, пора погреться!
Мужичок громко хлопнул в ладоши.
- Гриша! – позвал он.
Из клубов пара появился здоровенный детина, одетый в белый халат - банщик дядя Гриша. Он легко, как ребёнка поднял мужичка на руки и понёс в парную.
- Смотри-ка, - уважительно сказал отец. – Инвалид, инвалид, а приспособился.
Вышли из бани в начинавшийся синий вечер. После грозы воздух посвежел и пах озоном. Мишка с удовольствием медленно втягивал носом и быстро выдыхал.
- Да, - сказал отец. – После баньки, как заново родился.
Правда, помнил Мишка, что зимой после бани гораздо лучше. Выходишь на морозец, под тёплым пальтишком тело ещё пышит жаром, мокрые волосы, торчащие из-под шапки, тут же схватываются морозом, а воздух, ну просто «рахат лукум». Мишка не знает, что такое «рахат лукум», но словосочетание нравится и представляется ему нечто вкусное, сладкое, ароматное…
Отец протянул Мишке три копейки.
- Попей газировки. А я только один стаканчик, пить хочется.
Потоптался на месте и направился к бочке, установленной на дощатой стойке. Там уже толпились весёлые напаренные мужички.
- Пап, я тогда домой пойду.
- Давай, скажи мамке, чтобы ужин готовила, скоро буду.
Мишка, конечно, не сразу домой пошёл. Дел много! Может в сберкассу, успеть к этой девушке, потом домой забежать, с худощавым встретиться, к пацанам не опоздать.
Мишка быстрым шагом пошёл по якиманковским переулкам, собираясь пройти вроде бы мимо  сберкассы, о которой говорил худощавый. Всё ещё окончательно не решил. Эх! Если бы не нужда в деньгах. Всё-таки пять рублей! Около сберкассы Мишка потоптался, уговаривая себя: «Ну, чего такого? Спрошу про таблицу и всё. Никому от этого плохо не будет. Наоборот, помогу им». И Мишка двинул к крылечку.
В небольшой комнате сберкассы было всего два окошечка, к ним стояли очереди. Мишка встал за маленькой старушкой, укутанной в пушистую белую шаль. В очереди к окошку номер два стояло человек шесть. Старушка обернулась.
- А тебе чего, мальчик?
- Спросить надо.
- Так поди спроси, сердешный. Граждане, пустите мальчонку.
Старушка тронула за локоть даму в не по сезону широкополой соломенной шляпе.
Дама обернулась.
- Чего ему спрашивать, у него и паспорта нету.
- Тут не справочное бюро, - буркнул стоявший впереди мужчина.
- Граждане! – воскликнул стоявший первым молодой парень в тёплом лыжном костюме. – Проявите сознательность! Парень, иди сюда, спрашивай.
Мишка от такого неожиданного внимания густо покраснел и пожалел, что ввязался в это дело. Но отступать было поздно. Старушка подтолкнула его вперёд. Мишка подошёл к окошку и заглянул. За узким столиком сидела девушка с гладко причёсанными волосами. Мишке она не понравилась, слишком сильно накрашена, наштукатурена.
- Скажите, пожалуйста, а лотерейная таблица поступила?
Девушка почему-то испуганно посмотрела по сторонам, потом на Мишку, как-то странно стала листать квитанции на столе.
- Поступила, - тихо сказала она.
- Видали? – опять радостно воскликнул спортсмен и подмигнул Мишке. – Человек в лотерею играет! Государству помогает!
Мишка повернулся и как ошпаренный вылетел из сберкассы.
Шести часов ещё не было, но худощавый уже стоял в подворотне. Когда Мишка пробегал мимо он тихо свистнул.
- Эй! Шкет! В сберкассе был?
Мишка остановился, немного отдышался.
- Был, таблицу доставили, - выпалил он.
- Опля! – худощавый ударил ладонями по коленкам и сделал поклон как заправский артист. – На, держи, заработал.
Мишка взял купюру и спрятал в карман.
- Слушай, шкет, а ты неплохой чувак. Как тебя зовут-то?
- Мишка.
- Мишка. Михаил. Слушай, с тобой можно дела делать. Давай в следующее воскресенье подваливай вечерком в кафе «Сирень». Знаешь?
Мишка, не отвечая, кивнул головой.
- Ну, будь!
Худощавый сунул руки в карманы пальто и, насвистывая, скрылся.
Мишка пошёл домой, а в голове пело: «пять рублей, пять рублей». Пять рублей, целое состояние. За пустячное дело. Принёс парню хорошую весть: пойдёт с ним краля на танцы и получил пять рублей. Здорово. Интересно, какие дела ещё можно делать? В кафе «Сирень» пригласили, интересно, зачем?
- А где отец? Ты чего, одного его оставил? Ну всё! Опять к ночи припрётся.
- Не, сказал, что скоро. Велел ужин готовить.
- Я вон, целую сковороду рыбы нажарила. Хоть ты поешь.
- Мам, я сча к пацанам сбегаю, потом поем.
Мать махнула рукой и ушла в комнату. Заплакал братишка и мама пошла его успокоить.
Мишка, стараясь не греметь, открыл кастрюлю, где хранили хлеб, отрезал ломоть. Из коробки на окне достал банку «Килька в томате». Всё засунул за пазуху. И только тут увидел, что в дверях стоит сестрёнка и смотрит на Мишку большими зелёными глазами. Мишка приложил палец к губам.
- Тсс, это для кошечек, - соврал Мишка, зная большую любовь сестрёнки к кошкам и котятам.
Сестрёнка кивнула головой, из-за затылка выскочили две тоненькие косички и тоже кивнули. Сестрёнка убежала к своей куколке, а Мишка выскользнул за дверь.

Сашка, сам не понимая своего поступка, прошёл мимо своего дома и через арку направился в сторону Третьяковки. Ноги сами понесли его к дому Сони. Двор был пуст. Гроза разогнала людей. Только под грибком-мухомором сидел один из папаш, а рядом катал машинку трёхлетний сынишка. Папаша ел хлеб, откусывая прямо от белой пухлой буханки. Время от времени он отламывал кусочек хлеба и совал в рот сынишке. Тот отворачивался, капризничал.
- Ешь! – шумел папаша. – А то мамка твоя скажет, что я опять один полбуханки слопал. Ругаться будет.
Сашка потоптался возле старой толстой берёзы, обложенной асфальтом по кругу. Кто-то пожалел белую красавицу, когда прокладывали дороги, и теперь она торчала прямо посреди пешеходной дорожки. С сучьев на плечи капали последние остатки дождя, Сашка не замечал. Он смотрел на окна комнаты Сони. Воображение рисовало девушку, сидящую за столом с книгой или журналом. Но она не читает – мечтает, о чём мечтают девчонки в её возрасте, смотрит на картинку с популярным югославским певцом на фоне алых парусов, вырезанную из «Огонька»… Нет. Нет никакой картинки! Соня не такая! А вот фотография Гагарина висит. Ну и пусть. Сашка не против. Гагарин герой для всех!
Сашка последний раз посмотрел на окно и решил уходить. И вдруг увидел Соню. Она шла по переулку со стороны набережной. В синем пальтишке, в кокетливо надетой на бок беретке, из-под которой выбивался белоснежный бант. Она шла, легко пританцовывая и размахивая сеткой-авоськой, в которой уместились пакетики с покупками.
Сашка засмущался, хотел удрать, но поздно – Соня заметила его и приветливо махнула рукой.
Сашка остался на месте.
- Привет! – подошла Соня. – Куда-то идёшь?
- Привет! Да так. Вот мимо шёл.
- Какая гроза была, да?!
- Да! – Сашка поднял глаза и взглянул на Соню. – А ты откуда?
- Да в магазин ходила, - Соня подняла и продемонстрировала сетку-авоську. – Ну, пока.
- Пока, - Сашка мучительно искал слова, чтобы ещё ненадолго задержать её, слышать её голос и видеть её вот так – рядом.
Соня на носках красных ботиночек повернулась…
- Сонь! – выпалил Сашка. – А давай завтра после школы в кино сходим?
Соня также на носках повернулась к Сашке.
- В кино? – удивилась она. – Давай. Только не завтра, завтра мне на репетицию. Давай в среду. Ты только заранее билеты возьми.
- Ладно! – обрадовался Сашка.
Соня повернулась и пошла к дому.
Сашка проводил её взглядом до подъезда и побежал домой.

Юрка присел на скамейку. Домой идти не хотелось. Дома ждала мама с неминуемыми расспросами. Юрка осмотрел пустой двор. Вспомнил двор своего детства в Подольске. Вечерами собирались соседи, на одном столе играли в лото по копеечке и им, детям выдавали по карточке. Сколько азарта, страсти, трагедий было вокруг того стола. Выигрыш в рубль был невероятным счастьем. Выигравший бежал утром в магазин и покупал на весь рубль конфеты – леденцы. За другим столом мужики лупили костяшками домино в «козла». А за третьим накрывали стол для ужина всем миром, у кого что было: кусок сала, десяток картофелин, хлеб, яйца, лук, пирожки… Как чудесно было – выиграть рубль, поужинать, поиграть в казаков-разбойников… Но главное, там был отец. Живой. Весёлый, неунывающий, никому не позволявший жалеть его. А под сердцем его мучил осколок. По ночам отец скрежетал зубами, стонал и рычал от боли. Ни один хирург не хотел брать на себя ответственность и сделать операцию.
- Поймите, - говорили врачи. – Невозможно, осколок в миллиметре от аорты. Это мгновенная смерть. Пусть живёт, сколько судьба определила.
По ночам отец стонал, а мать плакала. Но там отец – был жив.
Слёзы невольно потекли у Юрки.
- Батя, батя, - шептал Юрка. – где ты, батя.
Судьба определила немного…
Отца не хватало и с каждым годом всё больше.
Идти всё равно надо и Юрка поднялся к двери квартиры, достал ключ на верёвочке, открыл дверь. В коридоре ссорились две старушки соседки. Их лица были черны от копоти, цветочки на халатиках завяли и покрылись сажей. Это было удивительно редкое и смешное зрелище, и Юрка задержался у двери, чтобы понаблюдать.
- Старая корова, - кричала одна, размахивая сковородой. – ты о чём думала, дура ты набитая, когда бутылку с маслом брала?
- Сама ты дура старая, - отвечала другая, вертя перед носом соперницы обожженным полотенцем. – Не видишь, что в бутылке не масло? Очки надень!
- Я тебе надену, я тебе так надену, не обрадуешься! Куда масло девала?
- Не брала я твоё масло. У меня своё есть!
- А кто жалился, что оно прогоркло?
- Подумаешь, две бульки взяла, жадина!
- А! Значит брала? Воровка!
- Сама воровка! А кто у меня пшена отсыпает? Скажешь, не ты? Я ж тебя за этим делом два раза застукала.
- А если бы пожар случился? Все бы сгорели и ты бы чертовка старая.
Вдруг одна из старушек как-то обмякла и зарыдала в голос. Вторая следом. И вот они обнялись, и поддерживая друг дружку, рыдая направились на кухню.
Потом все соседи собрались на кухне. Выяснилось, что одна старушка взяла стеклянную бутылку зелёного цвета с подсолнечным маслом для жарки картошки и поставила не на то же место. А рядом стояла точно такая же зелёная бутылка с керосином. Вторая старушка, ничего не подозревая, плеснула керосином в свою сковороду. И тут полыхнуло. Хорошо – не бабахнуло. Старушки кинулись тушить и обе пострадали, но с огнём справились.
- Да, - сказал дядя Сеня, ещё один жилец коммуналки, глядя на кусок чёрной стены и закопчённый потолок. – Натворили вы делов. Ремонт надо делать, побелку, покраску. Придётся вам бабульки, на материалы раскошелиться.
Старушки послушно закивали головами.
- Ремонт я учуню. Вечерами займусь. Ну и за работу, как полагается, вы нам стол накрываете, поскольку мы тут все пострадавшие! И чтоб не скупиться!
Старушки опять закивали.
- А ты, баба Аня, бутылки поменяй, чтобы больше не путать. Положим, та, в которой масло хранишь, пусть прозрачная будет.
Баба Аня закивала.
Юрке всё время приходилось отворачиваться – не мог сдержать улыбку. Уж больно смешно выглядела баба Аня, чумазая, безбровая…
Разошлись по комнатам.
- И где ваш беглец? – сразу спросила мама. – Я тут картошки с мясом приготовила.
Юрка насупился. Очень не хотелось врать маме. Но и правды сказать не мог.
- Не нашли, - глухо сказал.
- Эх, Юрка, Юрка. Врёшь ведь, по глазам вижу. Да ты не отворачивайся, не отворачивайся. Догадываюсь ведь – не хочет возвращаться. А вы ему потворствуете! Гляди Юрка, попадёшь в историю с этим Лёнькой.
- Мам, - буркнул Юрка. – Его там опять изобьют.
- Ладно уж. Небось голодный где-то отсиживается. Возьми в столе банку поллитровую, наложи ему картошки, пусть поест. И скажи ему, что насильно никто его в детдом не отправит. Пусть придёт, я с ним поговорю только.
Юрка обрадовался такому повороту.
- Спасибо, мам. Мы попозже встречаемся. Я ему скажу, что ты поговорить хочешь. Ты самая хорошая!
- Ладно, не подлизывайся. Полежу немного, что-то спину ломит.

В условленном месте друзья ждали Мишку. Прошло минут пятнадцать от условленного часа. Мишки не было.
Юрка держал завёрнутую в три слоя газеты для тепла банку с едой. Сашка под мышкой прижимал дорожный матерчатый мешочек с банками и нетерпеливо поглядывал в сторону двора, откуда должен был появиться Мишка. Шли тётки, дядьки, с детьми и без. Мишки всё не было.
- Чего, может пойдём? – предложил Юрка. – Он же знает куда идти, сам придёт.
Сашка махнул рукой.
- А! Пошли.
Они направились на набережную.
- Пацаны, подождите!
Мишка нагнал друзей, остановился отдышаться.
- Юрка, чего мамка сказала?
- Сказала, что не поведёт его в детдом, а просто поговорить хочет. Помочь как-то хочет.
- Лады. Пошли. Всё взяли?
- Взяли.

Как только мальчишки убежали, Лёнька решил пройтись по скверику, подышать свежим воздухом. Поднялся на палубу и спустился на набережную.
Воздух после грозы действительно был свеж. Дорожки помылись. Блестели омытые крыши домов. И только в тенистых местах ещё дышали холодом последние остатки ноздреватого грязно-серого  снега. Веселились воробьи, кучками гоняясь друг за другом. В вышину, к самым облакам кружась, поднимались голуби.
Лёнька пошёл в скверик. Настроение улучшилось. Замечательно выспался. Обрёл новых друзей, не обманули, помогают, чем могут. Если всё будет ништяк – сегодня ночью будет слушать стук колёс скорого поезда «Красная стрела»: ту-тук, ту-тук… Лёнька решил сначала добраться до Ленинграда. Очень на крейсер «Аврору» хочется посмотреть. Да и на одном поезде далеко ехать опасно. Днём обходчики или проводники заметить могут, придётся бежать. Жди потом следующего. А тут ночью, почти без остановок, никто и не увидит. И из Ленинграда до Мурманска тоже ночной поезд ходит.
Ленька шёл по скверику, старательно обходил лужи, сворачивал в сторону, если вдруг кто-то появлялся впереди.
Захотелось пить. Еды мальчишки принесли, а воды не догадались. Лёнька посмотрел на линию домиков и увидел магазин «Бакалея». Направился туда. Лёньке редко удавалось заходить в магазины и он понятия не имел, что такое бакалея. Когда вошёл, удивился. Были на прилавке и чай, и кисель, и компот и даже квас. Но всё это было в сушёном и прессованном виде. Ни лимонада, ни молока, ни соков не было.
Пить захотелось ещё больше. Придётся рискнуть. Лёнька пошёл к Крымскому мосту, где он приметил ларёк, торговавший пивом и квасом. Несмотря на дождь, там толпились завсегдатаи, любители пива и кваса. Мужички громко спорили на тему: «есть ли жизнь на Марсе» и не обратили внимания на одинокого мальчонку. Лёнька взял на три копейки стакан кваса, не торопясь с величайшим наслаждением выпил. Вытер губы кулаком и купил ещё стакан. Стал пить глоточками, посматривая на редкие машины, бегущие по мосту. Вдруг краем глаза заметил идущего к ларьку милиционера. Бежать было поздно. Лёнька не допил, поставил стакан и зашёл за ларёк, навострил уши.
- Привет, Клава. Налей-ка кружечку.
Внутри ларька зажурчало.
- Не было у тебя вчера и сегодня кого подозрительного?
- Не видела, - ответил грубоватый женский голос.
- Ты ж руки видишь, когда кружки берут. У одного на правой якорь выколот. Не заметила?
- Не видела.
- Ладно. Увидишь, сразу звони. Милиционер допил, стукнул кружкой по стойке.
- А! Хорош у тебя квасок. Небось, ещё не успела разбавить?
- Чего городишь? Гони пятак.
- Ладно, ладно, - пятак шлёпнулся на стойку. – Смотри, не забудь!
Милиционер быстро шагнул за ларёк и поймал Лёньку за плечо. Значит сразу заметил. Сердце у Лёньки забилось, как у пойманного зайчишки.
- А ты чего тут ошиваешься?
Милиционер вывел Лёньку из-за ларька, осмотрел.
- Где живёшь?
- Там, - Лёнька махнул рукой в сторону домиков.
- Адрес знаешь?
- Не помню.
- Так, так.
Милиционер перехватил Лёньку за ворот пальто.
- А ты случаем не детдомовский? Что-то одежонка у тебя неподходящая. Пойдём-ка в отделение, разберёмся.
Всё! Всё пропало. Прощай свобода, прощай мореходка. Замаячила противная рожа Васьки, его кулаки. Злобная ухмылка Марии Петровны. «Добегался! – скажет, - моряк сопливый. Ты у меня, гадина, по полам с тряпкой целый год плавать будешь!». Нет. Нельзя Лёньке в детдом. Никак нельзя.
Когда подошли к невысокой стене стриженых колючих кустов плотно стоявших вдоль тротуара, Лёнька рванулся. Воротник старенького пальто, державшийся на подгнивших нитках, легко оторвался и остался в руках оторопевшего милиционера. Лёнька кинулся сквозь кусты, продрался, оставляя куски пальто и кусочки ваты на колючках, и припустил в проулок между двумя заборами.
- Ты! – закричал милиционер. – Куда! Стой!
Но в колючие кусты не прыгнул. В сердцах выругался, бросил оторванный воротник на землю и пошёл в отделение.
Лёнька мчался, не разбирая дороги. Ну и ладно, скорее, скорее. Остановился только когда выскочил к стоянке машин скорой помощи. Спрятался за мусорный ящик. Ждал погони, но никто за ним не бежал. Немного успокоился и стал пробираться к набережной. Где точно набережная он не знал, шёл по наитию и как ни странно, вышел именно к барже. Огляделся, всё было тихо. «Вот  так погулял, попил кваску», - подумал Лёнька. Как теперь на вокзал ехать? Сразу обратят внимание на изодранное пальто и сдадут первому же милиционеру. Второй раз не сбежать.
Лёнька уже хотел встать на шаткие сходни, как заметил высокую худощавую фигуру мужчины рядом с будкой сторожа. Незнакомец стоял, держась одной рукой за угол дощатого строения и смотрел на противоположный берег. Кожаная куртка, какие носят лётчики, местами блестела под выглянувшим солнцем.
Вот напасть, кто это ещё? Как же в трюм проскочить. Дождаться, когда он куда-нибудь уйдёт? А если не уйдёт?
Лёнька пригнулся и присел за гранитный парапет.
Не везёт в последнее время. Ну чего на воздух потянуло, сидел бы сейчас в уютной каморке, ждал бы пацанов… Скоро же пацаны придут. Чего делать?
Лёнька осторожно выглянул. Незнакомец всё так же стоял и пялился на тот берег.
Вдруг раздался скрежет. Недавно прошедший тёплый дождь окончательно освободил баржу от ледяного плена, и она накренилась. Незнакомец подошёл к краю палубы и посмотрел на воду. Плюнул и скрылся в будке, хлопнув дверью.
Лёнька не знал что делать: проскочить в трюм или дождаться пацанов здесь. Немного подумав, решил ждать. А вдруг это какая-нибудь засада?

В будке сторожа царил полумрак. Маячили тени.
- Штырь! – раздался хрипловатый голос. – Не мельтеши. Сходи к Лешему, вместе возвращайтесь. Машина готова?
- Да выбрали уже. Карета скорой подойдёт? Тут на стоянке их как грибов.
- Скорая? Скорая - это хорошо. Мусорам и в голову не придёт скорую тормозить.
- Я пошёл.
Мужчина вышел, перешёл по доскам на берег и направился по набережной в сторону Полянки.
Лёньку незнакомец не заметил. Мальчонка так вжался в парапет, что узнать в нём человечка трудно, кучка оборванного тряпья да и только. Тем более, что незнакомец торопился и не смотрел по сторонам.
Как только мужчина скрылся, Лёнька прошёл по доскам на палубу, на цыпочках прокрался к люку и скользнул вниз. Почувствовав себя в безопасности, Лёнька без сил опустился на скамью и зарылся в фуфайку.

Пацаны торопливо шли по набережной. Лица серьёзные, сосредоточенные. Шли молча. Остались справа на островке красные строения кондитерской фабрики «Красный Октябрь», похожие на замок, слева домики, заброшенный стадион.
Повстречался какой-то странный тип. В короткой лётной куртке, руки в карманах полосатых брюк. Взгляд злой, а через подбородок белел безобразный шрам.
Он посмотрел на мальчишек, будто где-то встречал их, на секунду замешкался, притормозил, поднял руку к кепочке, натянул козырёк пониже и отправился дальше.
Мишке этот  тип показался подозрительным.
- Ребя, где-то я его видел, - сказал Мишка.
- Ясно где! Это же тот мужик, что стоял в подворотне с парнем, который тебя просил записочку отнести, - уточнил Юрка.
- Точно! – Мишка аж подпрыгнул. – А чего он здесь ошивается?
- Смотри! – закричал Сашка. – Лёд тронулся, господа присяжные заседатели…
Друзья посмотрели на Москву-реку. По середине русла, неспешно, повинуясь небыстрому течению, среди чёрной воды плыли большие куски сине-серого льда. Начался ледоход. Замечательное событие! Весна идёт! Весне дорогу! А там и лето, каникулы, куча интересных дел, событий, приключений…
А вот и баржа. Скоро придёт буксир, заберёт баржу и отведёт в затон. И не будет у мальчишек места для игр.
Друзья прошли по палубе и спустились в трюм.
- Пацаны, никого не видели? – встретил вопросом Лёнька.
- Нет. А чего? – спросил Мишка.
- Мне кажется, что в будке сторожа кто-то есть.
Тут Сашка обратил внимание на разодранное пальто Лёньки.
- Ты где это так?
Лёнька махнул рукой.
- А! Милиционер докопался, пришлось драпать от него. Вот, в кустах ободрался. Пацаны, какое-нибудь пальтишко бы мне, в этом не покажешься.
Юрка поднял фуфайку, встряхнул.
- Ну-ка, померяй.
Лёнька скинул пальто, надел фуфайку. Оказалась немного великовата.
Мишка расстегнул своё пальто и вытащил солдатский ремень.
- Так уж и быть – держи. Батя ещё купит.
Лёнька поплотнее запахнул фуфайку и поверх надел ремень, щёлкнув квадратной пряжкой со звездой. Теперь он походил на ученика ремесленного училища.
Сашка рубанул рукой, будто саблей. Снял фуражку. Надел на голову Лёньки.
- Ладно! Носи!
Лёнька встал в театральную позу, задрал нос. Мальчишки засмеялись.
- Я теперь на Северный полюс в такой одёжке махнуть могу! Спасибо вам, пацаны. Я… я… не знаю как…
Не сдержав чувств, Лёнька обнял всех троих друзей и они, склонив головы, прижались лбами.
Потом, засмущавшись неожиданного поступка, отвернулись друг от друга.
Вечер за иллюминатором наступал с востока, сгоняя сумерки с московских дворов, улиц. В каморке становилось темно.
- Что делать будем? – спросил Юрка.
- Давай продукты упакуем. Лёха, поешь, вон тебе Юрка банку с едой принёс.
- Ух ты! Картошечка с мясом!
Лёнька потёр руки, повертел банку, снял бумажную крышку и ложкой, заботливо завёрнутой в холщёвую салфетку Юркиной мамой, стал есть.
- М-м, давно такой вкуснятины не ел.
Мишка по-хозяйски разложил банки и хлеб в Сашкин мешочек, сложил квадратиком две рублёвые купюры. Спросил:
- Когда поедешь?
- Сейчас, как стемнеет, пойду на троллейбус, доеду до вокзала.
- Значит скоро. А чего не на метро?
- Там милиционеров много.
- Мы тебя проводим.
- Спасибо, пацаны.
Лёнька до чистоты выгреб еду. Аккуратно завернул ложку обратно в салфетку и протянул Юрке.
- Оставь. Будет, чем в дороге есть.
Лёнька кивнул и спрятал ложку в мешочек, завязал тесёмки.
- Посидим на дорожку, - предложил Сашка.
Мальчишки уселись рядком на скамью. Помолчали, глядя на гаснущий иллюминатор.
Лёнька хлопнул себя по коленкам.
- Ну! Идём.
Не терпится ему. Видит себя уже в поезде. Повезёт, в тамбуре спрячется, прикорнёт ночью, не повезёт – в собачьем ящике поедет. Ничего, с таким ватником не замёрзнет. Главное – подальше от Васьки мордоворота, от мигеры Марии Петровны.
Мальчишки потянулись к трапу и люку. Первым шёл Мишка, за ним Лёнька и Юрка, замыкал шествие Сашка.
У самого выхода мальчишки остановились и посмотрели в тёмную глубину трюма.
Лёнька с благодарностью – приютила его эта баржа, спрятала от плохих людей, познакомила с этими настоящими пацанами.
Юрка, Сашка и Мишка посмотрели со смешанным чувством – удастся ли ещё побывать здесь, сыграть с якиманскими в войнушку. Целую зиму служила эта посудина отличным местом для мальчишеских забав. Но не только лишь хорошее было связано с баржой. Перед самым Новым годом Мишка подскользнулся и полетел с палубы на лёд, сильно ушиб спину и все каникулы провалялся дома. Как-то Юрка спускался по трапу и свалился, подвернул ногу. Нога здорово распухла, и пришлось Юрку нести домой на руках. Ох и ругалась Юркина мама, а после целую неделю вместе со сторожем дежурил на барже милиционер. Да и Сашке досталось – не рассчитал как-то играя в разведчиков, спрыгнул на нижнюю палубу и угодил прямо на дно трюма и надо же было попасть на гвоздь, торчащий из валявшейся там доски. Пробил подошву ботинка и гвоздь вонзился в пятку. Болело долго.
Ладно, пусть уводят баржу. Хорошего помаленьку.
Мишка выглянул из люка. Наверху уже совсем стемнело. На чёрном небе появились первые звёзды. Заметно похолодало.
Мишка замер – увидел полоску света из приоткрытой двери сторожки, услышал голоса.
- Тихо!
Мальчишки остановились.
- В будке кто-то есть.
- Я же говорил! – зашептал Лёнька.
- Не вылезайте, я сейчас.
Мишка по-пластунски прополз по палубе поближе к будке и спрятался за трубу вентиляции.
В будке негромко спорили мужские голоса.
- А я сказал Леший за руль сядет, ты города не знаешь, завезёшь куда-нибудь.
- Леший? Леший малолетка!
- У Лешего отец был шоферюга дай Боже! Он и Лешего выучил с малолетства, водит почище тебя. И проезды по дворам знает. Короче – ша! Хватит базарить Картавый, пойди лучше, глянь – всё тихо?
Дверь открылась шире и вышел невысокий коренастый мужик в чёрном кожаном пальто. Он прошёл к краю палубы со стороны набережной и двинулся по борту к корме. Убедившись, что на набережной никого нет, вернулся.
Мишка со всей силы прижался спиной к трубе. Если заметит, хана! Но Картавый его не заметил и зашёл в будку, прикрыв дверь.
- Чего-то долго Штыря с Лешим нет.
- Не кипишуй, Картавый, сядь.
Голоса стихли.
Мишка пополз обратно, юркнул в люк.
- Ну что?
- Не знаю. Там двое, ещё двоих ждут. Замышляют что-то.
- Сваливать надо, - сказал Лёнька.
- А может, в милицию? – предложил Сашка.
- Ты чего? – возмутился Лёнька. – Меня первого заметут.
- Надо Лёху проводить, - решил Мишка. – Потом в милицию сообщим.
- Давай.
Мишка выглянул. На палубе никого, дверь в будку закрыта.
- На четвереньках за мной, - прошептал Мишка и выбрался на палубу.
В это время к сходням подходили двое.
- Назад! – прохрипел Мишка и попятился.
Сталкиваясь и ушибаясь мальчишки успели скрыться в люке. По палубе прошли двое, в одном из которых Мишка узнал худощавого парня. Они зашли в будку.
- Тихо сидите! – опять скомандовал Мишка и пополз к трубе.
За закрытой дверью будки шла оживлённая беседа.
- Точно, паря? – спрашивал глухой хрипатый голос. - Гляди, мне на пустяк идти – резона нету. Тут пан или пропал! Если пенсионные деньги привезли, кусков двадцать должно быть.
- Точно, точно. Шкет свой парень. Пятерик ему выдал, врать не будет. Я его в «Сирень» пригласил, надо забирать пацана. Так сказать – растить кадры.
Худощавый захихикал.
- Не зубоскаль, Леший. Не время. О пацанёнке потом. Слушай сюда…
Мишка густо покраснел. Хорошо, что никто не видит. Ведь это о нём говорили. Так вот про что Мишка спрашивал у той, крашеной! В груди что-то сжалось. Гады! Купили, да? Купили? Гады. Хорошь шкет, обрадовался. Пять рублей. Теперь эта купюра, лежавшая в кармашке брюк, жгла ногу. Ладно, ладно. Вы ещё узнаете…
Мишке совершенно стало ясно: в будке бандиты. И они что-то нехорошее замышляют. И это что-то связано со сберкассой. И девчонка. Она тоже с ними.
- Картавый, убери свою колбасу. Слушай сюда, - повторил хрипатый. – Леший, ты берёшь машину, скорую, Штырь укажет где, ровно в десять заводишь и подгоняешь на угол, вот сюда.
Мишка услышал стук костяшками пальцев по доске.
- Штырь, по моему сигналу обрезаешь электропроводку тревожного звонка, потом провод телефона. Понял?
- Да понял, понял.
- Не перепутай: сначала проводку, потом телефон. Картавый, станешь за дверью. Как сторож выйдет, валишь его и кляп в рот. Потом вносим его внутрь. Картавый, ты сразу к сейфу, Штырь, кассы твои. Леший, фомку принёс?
- Принёс.
- Всё. Работаем быстро. Пятнадцать минут. Ровно в десять ноль пять выходим. Леший, будь наготове. Как дворами до Тульской знаешь?
- Знаю. Ну, ты Пахан голова. Ловко как придумал.
- Сникни Леший. Пахан, а если сторож не выйдет? – заволновался Картавый.
- Выйдет. Как свет погаснет, он к телефону кинется. А телефон тоже сдох. Он выйдет, чтобы в свисток посвистеть.
- Ну Пахан, ну ты даёшь… а зачем нам до Тульской? Махнём по Ленинскому. На скорой, с ветерком, на Калужскую и дальше. А хочешь в Крым? Ведь денег много?
- Дурак, ты Леший. Деньги ещё взять надо! И через чур любопытный. Смотри, у нас таких не любят. Враз язычок подрежут. На скорой безопасно только по городу мотаться, да и то недолго. Машину хватятся. А за городом первый же гаишник тормознёт – куда это скорая едет? Всё! Картавый, руби колбасу, хамать будем. Через полчаса выходим. Штырь, пойди глянь по сторонам.
Дверь открылась, вышел мужик, который пришёл с Лешим. Походил по палубе и вернулся.
Вот гады, решили сберкассу ограбить. И это он, Мишка помогает бандитам совершить ограбление.