О Владимире Набокове

    Владимир Владимирович Набоков (1899-1977) был сыном известного политического деятеля дореволюционной России Владимира Дмитриевича Набокова – одного из лидеров кадетской партии. Семья Набоковых принадлежала к родовитой и богатой российской знати с древними известными служилыми предками. Набоков получил прекрасное образование, он знал в совершенстве несколько языков. В детском возрасте, благодаря английским гувернёрам и нянькам, он изъяснялся и писал на английском языке лучше, чем на русском. Это, в частности, позволило ему в эмиграции стать также известным англоязычным писателем. Например, известный его роман «Лолита» первоначально был написан на английском языке и только потом, по утверждению самого Набокова, с большими трудностями был переведён автором на русский язык.
    Англоман, эстет, ненавидящий «толпу», под которой Набоков разумел простых людей, он был принципиальным сторонником чистого искусства (искусства для искусства). Отношение к Набокову среди коллег- писателей и критиков было и есть весьма неоднозначное.  Куприн называл его «талантливый пустопляс». Внутренне бесплодным и несущем на себе барски-вырожденческие черты считал Набокова  Б.К.Зайцев. Бунин, вначале восхитившийся творчеством Набокова, позже переменил к нему отношение, найдя в нём «блеск, сверкание и полное отсутствие души». В свою очередь, Набоков весьма критически относился ко многим российским классикам. В Достоевском он видел «журналиста», автора «полицейских романов», у любимого им Пушкина  ценил не «картины русской жизни», а прежде всего «феномен стиля». Набоков презрительно отзывался о Шолохове, Солженицине, Пастернаке...
    Я несколько раз принимался читать  Набоковскую прозу. И в который раз понимал, что это не мой писатель. Красоты стиля, словесные изыски и при этом очень бедное содержание, и, я бы сказал, весьма убогие эмоции. А тут начал читать его стихи,  и впечатление о Набокове кардинально переменилось. Ведь в стихах красота стиля и словесные орнаменты – это ценнейший элемент. А с этим у Набокова всё великолепно! Чтобы читатели почувствовали, как можно изысканно писать в общем на те же темы, на которые и мы пишем,  приведу несколько его стихов. Причём далеко не самых лучших. Почти наугад.

ЛУННАЯ НОЧЬ

Поляны окропил холодный свет луны.
Чернеющая тень и пятна белизны
застыли на песке. В небесное сиянье
вершиной вырезной уходит кипарис.
Немой и стройный сад похож на изваянье.
Жемчужною дугой над розами повис
фонтан, журчащий там, где сада все дороги
соединяются. Его спокойный плеск
напоминает мне размер сонета строгий;
и ритма четкого исполнен лунный блеск.
Он всюду — на траве, на розах, над фонтаном
бестрепетный, а там, в аллее, вдалеке,
тень черная листвы дробится на песке,
и платье девушки, стоящей под каштаном,
белеет, как платок на шахматной доске...

18 сентября 1918

К РОССИИ

Отвяжись, я тебя умоляю!
Вечер страшен, гул жизни затих.
Я беспомощен. Я умираю
от слепых наплываний твоих.

Тот, кто вольно отчизну покинул,
волен выть на вершинах о ней,
но теперь я спустился в долину,
и теперь приближаться не смей.

Навсегда я готов затаиться
и без имени жить. Я готов,
чтоб с тобой и во снах не сходиться,
отказаться от всяческих снов;

обескровить себя, искалечить,
не касаться любимейших книг,
променять на любое наречье
все, что есть у меня,- мой язык.

Но зато, о Россия, сквозь слезы,
сквозь траву двух несмежных могил,
сквозь дрожащие пятна березы,
сквозь все то, чем я смолоду жил,

дорогими слепыми глазами
не смотри на меня, пожалей,
не ищи в этой угольной яме,
не нащупывай жизни моей!

Ибо годы прошли и столетья,
и за горе, за муку, за стыд,-
поздно, поздно!- никто не ответит,
и душа никому не простит.

1939, Париж

ИЗГНАНЬЕ

Я занят странными мечтами
в часы рассветной полутьмы:
что, если б Пушкин был меж нами -
простой изгнанник, как и мы?

Так, удалясь в края чужие,
он вправду был бы обречен
«вздыхать о сумрачной России»,
как пожелал однажды он.

Быть может, нежностью и гневом -
как бы широким шумом крыл,-
еще неслыханным напевом
он мир бы ныне огласил.

А может быть и то: в изгнанье
свершая страннический путь,
на жарком сердце плащ молчанья
он предпочел бы запахнуть,-

боясь унизить даже песней,
высокой песнею своей,
тоску, которой нет чудесней,
тоску невозвратимых дней...

Но знал бы он: в усадьбе дальней
одна душа ему верна,
одна лампада тлеет в спальне,
старуха вяжет у окна.

Голубка дряхлая дождется!
Ворота настежь... Шум живой...
Вбежит он, глянет, к ней прижмется
и все расскажет - ей одной...

1925

    Если как прозаика, я бы не поставил Набокова в ряд с самыми крупными русскими писателями, то как поэта, его смело можно поставить в следующий ряд сразу после таких гигантов, как Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет, Некрасов, Блок, Есенин, Маяковский ...

   


Рецензии