Рука на её плече

– Не подскажете, где взять новую голову?

– А старая вам, что, жмёт?

Этот необычный диалог начался не в палате психиатрической клиники. Я услыхал его в метро. В поезде, который как раз стартовал от одной из центральных станций. Двери плавно отсекли перрон, и старушка в смешной шляпке, после характерного смущённого «кхе-кхе», изрекла полную несуразицу, обращаясь к молодой, румяной с мороза женщине, сидевшей рядом. Вопрос был до крайности нелепый. И такой же нелепой была вычурная шляпка старушенции, которая совсем не грела, и удивительно было, как её вовсе не сдуло ветром.

Женщина очень серьёзно посмотрела на бабульку. Выдержки ей было не занимать. За годы езды в метро она наслушалась и навидалась всякого. Потом на её лице мелькнула лёгкая улыбка, смягчившая выражение отстранённости, которое теперь, похоже, приобретается в кассах вместе с проездными жетонами. И тут она ввернула свой не менее экстравагантный ответ. Старушка не смутилась и не улыбнулась. Казалось, она даже не расслышала. Она восприняла сам факт того, что её беседу поддержали. Это был сигнал, что можно продолжать.

– Видите ли, – сказала она, поправляя шарф, налезающий ей на подбородок, – моя голова стала совсем негодной. Мало того, что я постоянно забываю, куда дела свои очки, которые практически не снимаю с носа. И по пять раз на дню ищу телевизионную программу, что всякий раз оказывается совсем не там, где я думала. Такая рассеянность, что список покупок приходится писать в двух экземплярах на случай, если один потеряется. А уж если еду куда-нибудь, прошу своих товарищей, которые меня не покидают в эти скорбные дни, подсказывать нужные остановки. Такая жуткая рассеянность… просто невозможно… Сегодня по ошибке надела не ту шляпку, совсем не ту, не по погоде… Всё это очень сложно,  понимаете? Возмутительно! И моя голова, она шумит, гудит бесконечно, трещит, знаете ли, как помехи в неисправном приёмнике. Она, впрочем, и есть приёмник, по-другому не скажешь. Только вот, похоже, сломался мой старый транзистор, совсем испортился, засорился, как мешок в пылесосе. Если бы всё это вытряхнуть, но не вытряхивается, вытряхивается только нужное, очки, программа, рецепт кулебяки. Так ещё этот настойчивый джентльмен, правда, очень воспитанный, милый… при других обстоятельствах… никак не желает оставить меня в покое, совсем меня не слушает! Вы такая положительная и серьёзная молодая леди… Не могли бы вы сказать ему, чтобы убрал руку с моего плеча и шёл своей дорогой? Прошу вас, скажете?

Взгляд старушки был несчастным и умоляющим, как у наказанного ребёнка. Ещё минута и она бы вцепилась в рукав соседки, как в спасательный трос. Молодая женщина чуть наклонилась вперёд, проверяя, не держит ли кто странную бабульку за плечо, нет ли рядом сопровождающих. Но нет, никого не было.

Старушенция явно не в себе. Для попутчицы это стало очевидным. Но надо отдать ей должное, она не отвернулась, не пересела и не воспользовалась жетоном безразличия. Только осторожно спросила:

– О ком вы говорите? Может, вам просто нездоровится?

– Что вы, дорогуша, – ответствовала старушка. – Я прекрасно себя чувствую. Сегодня мне даже таблетки не нужны. Испытываю небывалый подъем. Такой, что даже в метро спустилась, чего со мной уж года три не случалось. Я, конечно, всегда была с придурью. Слышалось мне разное, чудилось. Но сегодня только старые лица, все старые лица, вот они разбрелись по вагону, такие жалостливые, беспомощные… Старичок – священник за мной уже лет восемь шастает, вот как мне 65 стукнуло, так он и приклеился, сердечный. Всюду ходит за мной по пятам и всё молитвы свои шепчет, фразы из Святого Писания. Я уже привыкла, не обращаю внимания, словно он мой личный ангел-хранитель. А вот угрюмый тип в чёрном костюме меня пугает! Он похож на гангстера, каких в фильмах показывают, благо, появляется нечасто, ближе к новому году, каждый раз зубы скалит, тычет в свои наручные часы, а потом проводит пальцем по горлу и снова ухмыляется… жуткое зрелище… Я уж и в церковь ходила, и к жене его, она очень занятая респектабельная леди, такую в метро не встретишь. Только она меня и слушать не стала, сказала, что муж её умер и ни за кем ходить не может. Он и при жизни, дескать, ходить не всегда мог, пил, как скотина. А вот милочка в белом халатике всегда улыбается. Такая приятная девочка, грустная - грустная, но всё улыбается, тараторит и руками размахивает, очень импульсивно, а потом замолкает и начинает писать на стенах. Вытирает и снова пишет. Мне не понять, я не знаю испанского. Вы не подумайте, я дружелюбный, вполне общительный человек, воспитана так, что всех выслушаю и чем могу, помогу. Но этот молодой человек, один из последних, уж очень меня беспокоит. Всё время ощущаю на своём плече его руку. Холод до костей пробирает. Вы уж скажите ему, дорогая, я вижу, вы человек понимающий, пусть он меня не тревожит. Не могу я выполнить его просьбу. Никак не могу. Я о себе-то не в силах позаботиться…

– Но вас никто не держит, – возразила спутница старушки. – Рядом с вами и нет никого. И всех этих… людей, о которых вы говорите, в вагоне не видно.

– Если вы их не видите, это не значит, что их нет, – парировала неугомонная бабця. – Вот он опять начал мне в ухо шептать, как заведённый. Нет, нет и нет! Ничего не хочу слышать, отстань от меня. Я должна купить индюшиное бедро для жаркого и капли от бессонницы. Бедро для бессонницы и капли от жаркого! А вечером я буду смотреть тот занимательный сериал про докторов – мутантов. И больше ничего знать не хочу! С меня хватит!

Молодая пассажирка осмотрелась по сторонам. Словно хотела убедиться, что на их приглушенную болтовню никто не обращает внимания. Любопытство взяло верх, и она тихонько спросила, склонившись к самому уху старушки.

– А что вам шепчет этот молодой человек, которого я должна попросить убрать руку?

–  О, у него очень печальная история. У него есть жена и маленькая дочь, знаете ли, он их очень любит… Уж тридцать лет прошло, а он всё никак не успокоится, переживает очень. Дочь была совсем крошкой, когда случился тот инцидент, несчастный случай. Вот он и хочет, чтобы я сказала ей, дескать, пусть ничего не боится и не разрушает свою жизнь ложью. Жизнь коротка и прекрасные души встречаются не так часто, говорит он. Нет ничего страшного в том, чтобы любить того, кто этого заслуживает. Даже если это тоже будет женщина. Странное дело… он так и сказал… ну, надо же…

Что-то произошло с лицом слушательницы. Оно побледнело и никак не могло определиться, какую эмоцию ему следует выражать. Замешательство сменялось недоверием, недоверие страхом, а страх потрясением. Прежнего спокойствия как не бывало. Теперь уже молодая леди готова была вцепиться в плечо ничего не замечающей бабульки.

– Что… что он ещё говорит? Он призрак?

Старушка пожала плечами.

– Призрак, неупокоенная душа, пришелец, как хочешь, так и называй. Это просто другое состояние бытия. Для меня эти люди так же реальны, как и ты, дорогуша. Я называю их другими людьми. Они приходят и уходят, будят среди ночи и не дают смотреть новости. Мешают общаться с соседями и до чёртиков пугают Блоху, это моя старая болонка, ох, и скверный у неё характер! Мне плевать, что там говорят эти напыщенные учёные, которые только и делают, что изучают всякую ерунду. Другие люди существуют. И они сейчас едут в этом вагоне вместе с обычными людьми. Только их не болтает из стороны в сторону и им не нужны поручни. И они могут не ждать, пока поезд остановится, чтобы сойти, когда им наскучит наше общество.

Внезапно попутчица перебила старушку.

– Вы знаете, что с ним случилось? От чего он умер?

– Несчастный случай. Проткнул руку ржавой железкой. Случился столбняк. Его дочери тогда было всего шесть месяцев. Он нашёл путь назад. Вернулся к своей земной семье. Смотрел, как растёт его малышка, учится говорить, ходить, складывает кубики, идет в школу, взрослеет, грустнеет. Время летело быстро. Он смирился со своей участью невидимки. Но как же тяжело видеть, когда близкие страдают! Это невыносимо, даже с высоты птичьего полета. А его дочка страдала. Она страдала, когда её мать вышла замуж не за того человека. А тот… позволял себе лишнего… ох, ужас какой!... распускал свои гнусные лапищи… пока малышка не сбежала из дома. Он, хоть и невидимка, но всё видел, защитить пытался, но другие, на то и другие, они могут только присутствовать, придавать сил, нашептывать в самое сердце. А как бы ему хотелось быть рядом по-настоящему! И когда её в школе обливали какой-то гадостью. И когда она безутешно рыдала в ванной, сжимая в ладошке острые ножницы. И когда не было рядом никого, кто бы выслушал и обнял, и объяснил, как жить дальше, ведь всё не так, как кажется, - она не одна и вовсе не жалкая, а очень, очень смелая девочка! Он ею гордится! И никогда не перестанет любить. Видимо, потому и пришел он ко мне, многого насмотрелся за эти годы. Но мне 73 года! Ума не приложу, как он себе это представляет! Где я буду искать эту девочку, которая уже наверняка выросла и не станет слушать глупую, выжившую из ума старуху. Ой, что это вы, милочка?! Что такое?!

Неожиданно молодая слушательница обняла старушку, и та взволнованно закудахтала.

– Спасибо. Спасибо вам. Вы даже не представляете, как вы мне помогли!  Считайте всё закончилось, вы передали послание. Папа, я услышала тебя, всё хорошо, можешь убрать руку с плеча этой женщины…

Я улыбнулся, услышав эти слова. Именно их мне хотелось услышать. Папа, всё хорошо... Потер озябшие руки. Кажется, мне пора выходить. Вот и моя станция.