распыл. роман. ч. 16

Н-да! И вот тебе - еще один издыхающий лежит... Жаль, конечно, животину, но ведь красть-то чужое  нельзя! Эх, Василич, Василич, сына учишь - не пей, не воруй, а сам? Чем теперь это ночное действо может для тебя и семьи закончиться?
С потолка, вдруг спикировала полусонная муха и шлепнулась псу на нос. Тот не шевельнулся. Зеленая тварь, лениво потирая передними лапками, поползла к закрытому сукровицей и опухолью левому глазу, но и на эту наглость он никак не отреагировал. Тогда отец медленно  протянул опухшую, напрочь искусанную псом правую руку, взял  муху за крылья и раздавил перед носом кобеля. Тот закрыл глаз...
Отец улыбнулся.
-  О! – Попал в авторитет.
Он нацепил на ногу пиратский протез-култышку, с трудом встал и подошел к столу.
-  У матери где-то шелковые нитки были с тонкими иглами – найди.
Игнат очнулся. Быстро встал на табуретку и достал с полки над дверью обшарпаный китайский коробок. Отец взял из него иглу и прокалил огоньком спички. Потом оторвал от тюричка кусок желтой нити и сунул сыну.
-  Воткни ей в ухо, падле, а то руки дрожат малость.
Игнат чуть не хмыкнул – конечно, столько пить! Он осторожно вдел нить и отдал иглу.
Отец слил в граненую стопку остатки водки из двух бутылок, затем обмакнул нить, иглу, и вернулся к дивану. Отстегнув протез, он сполз на пол и осторожно взял пса за порванную губу. Тот снова открыл налитый яростью и болью глаз. Василич ласково произнес.
-  Я тебя, Моряк, штопать буду, а дернешься, добью.
Игнат удивился.
-  Бать, а разве его так зовут?
-  Теперь да. Бушлаты у них с моряками одного цвета.
Он осторожно начал операцию. По спине пса загуляла крупная дрожь. Толстый, как скалка хвост, пару раз нервно стукнул по полу. Хирург же, замурлыкал «По Дону гуляет...», а  из-за дивана мгновенно высунул узкую мордочку Мурзик. Отец заметил его:
-  Правильно, ревматик, отвлекай больного.
Тот будто понял - деликатно подвыл папе и над ним затрепыхал огромный, как у лисы, рыжий хвост. Моряк глянул на него и пару раз моргнул. Игнат с облегчением вздохнул - ну молодец, хитрюга! И ведь льстецом его не назовешь хромоножку, просто настолько вежливый и ласковый, что даже от буйного папы ему редко достается, аж завидно!. Кабы он обладал таким талантом, наверняка бы не был бит, в дело и не в дело, - чем попало греет родитель... На днях бросил в него чайник для заварки. Хороший такой был, с красной клубничкой на боку...
Отец завязал узелок, медленно наклонился к длинной, как валенок, морде пса и, глядя на него в упор, откусил остаток нитки. Игнат аж отвернулся – вот это да!
Когда он снова глянул на происходящее, Мурзик, поняв жест хозяина по своему, тихонько зализывал Моряку место операции. Глаз того потух и закрылся.
Отец опять прилег на диван и хрипло сказал: 
- Здорово ночевали, Игнат Саныч?
- Слава Богу!
-  Ну-с, сходи тогда в сени, принеси рассолу и сальца, завтракать будем - нутро горит.
Игнат аж съежился – все заново! - ни тебе печенья, ни чайку с конфетами!

***
Вопреки печальному прогнозу Игната, Моряк не сдох в тот же день, а наоборот, стал на редкость быстро поправляться. Отец кормил его с руки мясным фаршем, выстригал клочки шерсти с запекшейся кровью, утром и вечером обрабатывал истерзанную цепью шею зеленкой, а на третий день, сняв с губы швы, подсунул псу под грудь тряпку, приподнял за нее и вывел раненного на улицу. Моряка качало от ветра и слабости, он забавно зевал во всю огромную пасть и жадно ел снег. Отец смеялся, но тот не обращал внимания, очевидно, простив ему побои при освобождении и даже пару раз дружелюбно махнул хвостом.
В конце недели не выдержав неизвестности – как у них?.. Приехала мама. Увидев лежащее на полу кухни черное чудище, она тихо охнула от страха, но тут же взяла себя в руки, сняла пальто и присела на табурет. Моряк встал, медленно подошел к ней и, положив на колени морду, запрокинул вверх глаза. Она долго, с удивлением и жалостью смотрела на него, потом погладила по смоляной голове, достала из своего редикюля карамельку, развернула и дала ее на ладони. Он, не задумываясь, слизнул подарок, отошел, оглядываясь, к дивану, прилег и вдруг, игриво повернувшись на спину, стал неуклюже перекатываться с боку на бок, болтая конфету по необьятному пространству своей пасти. Все рассмеялись и Игнат подумал, что из маленьких маминых ладошек он с радостью слизнул бы даже горячую пулю. Моряк еще долго забавлял их поистине щенящей радостью от встречи с неизвестным, удивительным лакомством, не понимая, что отвел родителей от неминуемой, после папиных запоев, ссоры.
На следующее утро, едва мать ушла на работу, в дверь ввалился участковый. Моряк, страшно рыкнув, прыгнул на бывшего хозяина, выбив того в сени. Отец рявкнул: - «Фу»! - И пес послушно занял место у дивана. Тут же раздался грохот упавших лопат, треск входной двери и перепуганный, взвившийся до фальцета, голос милиционера:
- Я тебя, каторжанин, опять упеку! У нас на лесоповалах и безрукие топорами машут...
Голос толстяка, впрочем, скоро потонул в сугробах, а отец улыбнулся и ласково почесал Моряку за ухом:
-  Зря я тебя остановил, пре-красный бы несчастный случай вышел! 
Тот, в ответ нервно зевнул, клацнув всеми зубами сразу.
Игнат долго потом опасался прихода милиционеров с винтовками, пулеметами, но никто, к его великой радости, так и не явился.

***
Воскресенье семья провела дружно. Мать готовила обед, рассказывая отцу рабочие новости, отец подшивал валенки, окрашивая ему только свойственным юмором услышанное о ворюге директоре и приехавшей в ресторан певице Великановой. Так, шефа он тут же предложил заменить собой, а знаменитость направить с  концертом в ближайший лагерь особого режима. Мать боязливо шикала на него, испуганно поглядывая на Игната, хотя даже тот знал, что диктатора больше нет, в стране оттепель и полная свобода слова. Его классный руководитель, Галина Николаевна, говорила об этом на уроке истории, чтобы они хорошо учились, веря, что впереди их ждет свободное светлое будущее. Вспомнив об учительнице, он так съежился, что это заметил всевидящий папа.
- Что, дрожишь перед коммуняками? А ну, дуй за это по дрова!
Игнат прыгнул в валенки, схватил пальто с шапкой  и выбежал вон.
Несмотря на солнечную, почти весеннюю погоду, его затрясло от начисто забытого наказа педагога – придти в среду с отцом. Игнат был дважды замечен в драках с двоечником Левой за первенство в классе, и мало того, что проиграл, так еще и получил приговор, иначе это и назвать нельзя. Строгая, прошедшая зенитчицей всю войну, Галина Николаевна, четко знала с кем из родителей и на какие темы надо разговаривать. Ни разу до этого не встречавшись с отцом Игната, она и не подозревала, на что его обрекает... Выстукивая зубами, некстати прилетевший мотив «Вихри враждебные», драчун вошел в сарай и начал тщательно отбирать чурбачки покороче, пытаясь, одновременно, найти оптимальный способ оповещения папы о вызове в школу. Вариант первый – родитель просто не пойдет, кинув в него очередной чайник; второй – молчком соберется: черный костюм, белая рубашка, а так же пальто с шалевым воротником под фуражечку с черной тряпичной пуговичкой на темячке, и уж потом, выслушав обвинителя, так же молча вернется домой и сурово накажет...
Поленья высыпались из дрогнувших рук Игната. Он обозвал их суками и перешел к варианту третьему – а если промолчать?.. Ответ последовал незамедлительно - педагог сама придет к ним в гости. Только не это! Он пнул дверь сарая, вышел и остановился – на заборе сидела огромная ворона и так мощно и хрипло орала на него, что он понял – не врать!
Этот понедельник был для Игната одним из самых тяжелых в его короткой жизни! Он так сник, что мать дважды мерила ему температуру на ночь. Во вторник, едва лишь она ушла на работу, отец тут же перевел его в период полной реабилитации, пинком выгнав в дальний магазин за дрожжами.
Вернувшись, Игнат встретил его у калитки в шапке ушанке и с запряженным на манер вожака собачьей упряжки, Моряком.
- Жара нет, сынок? 
- И не было!
Храбро ответил тот:
- Ну, тогда бегом за лыжами, Моряка лечить будем!
А далее, Игнат стоял на исходной, этак в трехста метрах напротив дома, крепко держась за вожжи и ожидая команды отца... Она прозвучала громко, лаконично, как все то, что делал папа, будучи трезвым. Он просто поднял над головой кусок сырого мяса и Моряк рванул так, будто это был последний заезд в его жизни. Он, заезд, впрочем, растянулся до десяти раз. Моряк получал всякий раз кусочек говядины, а Игнат все больше набирал за пазуху лежалого снега. Потом псу было скормлено все обещанное, они вернулись в дом и папа, медленно сев на табурет, мрачно сказал:
- Колись, сынок...
Моряк радостно гавкнул. Игнату же мучительно захотелось в уборную...

                ***
Ну, никогда, видать, не понять ему отца! Узнав, за что его вызывают в школу, он так гордо глянул на сына и так вмиг развеселился, что пообещал показать когда-нибудь свой наган. Более того, он разрешил Игнату напечь на раскаленной плите любимых лепешек, а сам лихо, по-пиратски взмахивая ножом, стал шинковать овощи для борща. Собаки мгновенно уловили его настроение и Мурзик, выжидательно поглядывая на хозяина, стал игриво нападать на огромного Моряка, шустро пританцовывая вокруг и воинственно распушив хвост. Волкодав завалился на бок, лениво отмахиваясь от него лапами. Отец оценил и это. Он бросил им по кусочку мяса, и те застыли на весь вечер, не сводя с него преданных, сразу оголодавших глаз. Это веселье разделила и пришедшая, как всегда уставшая после работы, мать. Она воскликнула: - «Какой чудный запах!» - Потом сняла пальто, валенки и достала из сумки кусок балыка, добавив с легкой гордостью: - «Для тебя, Саша, на кухне солененького прикупила». -  А Игнату дала песочный коржик.