Концерты для интервентов

У него длинные узкие пальцы - как у пианиста. А кличка - Мясник. Как же совместились в одном человеке два противоречивых качества? Кто он - пианист Мясник?

Мисник Николай Куприянович - человек-легенда, наводивший ужас на фашистских захватчиков в районах Минской области. «Мясником» его прозвали враги за диверсионные «концерты» на дорожных коммуникациях врага. Музыкальные, образно говоря, партии он проигрывал, когда быстро и ловко ставил мины на путях движения немецких войск.

Последнее время он жил в Лепеле, был подвижен и бодр. А родился и вырос на реке Береща, мелодично журчащей под аккомпанемент гудков, возвещавших о приближении гружёных судов к Березинскому каналу, что пролёг вдоль реки, выпрямляя путь. Суда с осторожностью заходили в шлюзовые камеры, где отмерены были мизерные доли пространства. И в беседе с Николаем Куприяновичем я ловлю его желание максимально точно выразить главное - минеру ошибиться нельзя. С этой темы я и начинаю разговор.

- Николай Куприянович, я слышал, что Вы с закрытыми глазами могли поставить мину…

- А куда деваться? Ведь работали в основном по ночам. Это ж не девок щупать, простите за банальность. Опасность по пятам ходила...

Совершенно секретно. Из разведывательной сводки Белорусского штаба партизанского движения в НКО №3 от 19 января 1943 года о характере движения по железной дороге Борисов - Орша: «…Полотно на этом участке охраняется в ночное время по 5-6 человек часовых на километр. Приблизительно на каждые 2-3 километра вдоль магистрали построены земляные огневые точки».

- Однажды было…  Подполз к полотну, берусь осторожно копать гнездо под заряд. А тут часовой торк! - в пяти метрах, мог в упор расстрелять, но от внезапности, как заяц, прыг в кювет; это меня и спасло, он уже оттуда из винтовки куда попало лупил…

Рубашка становилась мокрой от напряжения, нервы как пружина - пальцы должны  как по нотам работать. А то был еще случай - к сожалению, грустный, но поучительный. Коллега мой, поставил мину, все вроде нормально, ждет взрыва. А поезд прошел, и ничего. В чем дело? Пополз смотреть, и в темноте нечаянно сомкнул провода. Всё. Его в клочья, а напарник две недели глухим ходил.

- Николай Куприянович, известно, что насыщенной охрана стала после массовых диверсий патриотов и партизан на коммуникациях врага. А поначалу ведь фашистские поезда ходили почти беспрепятственно. Вот данные из отчета немецкой  железнодорожной дирекции, касающиеся сферы расположения группы армий "Центр" о количестве сильно поврежденных и полностью выведенных из строя вагонов в результате партизанских налетов в 1942 году: январь - 0, февраль - 0, март - 57, апрель - 45, май - 166. То есть, диверсии пошли по нарастающей с весны 42-го. Расскажите о первом своем задании.

- Это было на железной дороге Брест - Минск, между станциями Колосово и Негорелое ранней осенью 42-го. Прошли от базы всего 12 километров: где по лесу, где по болотам. Рассчитывали выйти к железке, когда стемнеет. Но немного перестарались, и выскочили на дорогу еще засветло, от неожиданности даже назад сначала кинулись. Но, хорошо, что в то время коммуникации еще так плотно не охранялись, и нас никто не видел. Залегли, наблюдаем. Пропустили порожняк в обратном направлении… Спокойно. Вдвоем подползли к рельсам, заложили взрывчатку. Ждем. А поезда нет и нет. Счет уже на часы идет, и вдруг - гудок, со стороны Несвижа. Тах! тах! тах - идет! Тут уже в голове другой расклад: а правильно ли все сделал, а не напортачил ли? Состав все ближе и ближе, а сердце уже колотится, и кажется, что поезд уже миновал…  И вдруг как рванет! Мы сорвались в бег, а вдогонку снова как рванет, как рванет! Светло стало как днем. И огромное зарево… Состав был с горючим. А мы восемь килограммов тола заложили…

- Что, проблем со взрывчаткой не было?

- Зимой 1942-43гг. дефицит прорезался. Выход такой нашли: местные подсказали, что в Тимковичах остались после боя снаряды от 152-мм орудий. Снарядили санный обоз  и привезли примерно 20 штук их. А дальше ловкость рук. Тол выплавляли, и с каждого снаряда получалась порция на эшелон. Но и тут немцы начали перекрывать нам кислород.

Совершенно секретно. Из разведсводки Белорусского штаба партизанского движения в НКО №5 от 25 января 1943 года: «…в город Борисов из Варшавы прибыла французская дивизия,… дивизия прибыла для борьбы с партизанами и для несения караульной службы».

- Однажды так же поехали за снарядами, везем и подъезжаем к деревне Бобовня, где наша застава тогда стояла. А из крайней хаты - «хальт!». Я думал - шутка кого-то из наших дозорных, и в мат: я тебе покажу хальт! А в ответ бах! бах! - каратели. Пришлось бросить обоз, началась блокада, уходили аж в полесские болота…

- Расскажите, Николай Куприянович, как Вы стали диверсантом.

- Я родился в деревне Веребки Лепельского района, в крестьянской семье. Перед самой войной закончил школу ФЗО по столярному делу, и по распределению попал в Пензу, там строилась районная электростанция, и требовались рабочие руки. Нас было 25 человек из Лепеля. Приехали в субботу, 21 июня. А на другой день рано встали и пошли знакомиться с городом. Областной российский центр Пенза, конечно, нас, деревенских парней, что называется, сразил: в магазинах такого выбора костюмов, рубашек, обуви мы нигде ранее не видели. Глаза горели: будем откладывать  на покупки - зарплаты позволяли. Короче, руки просились работать…  А когда вышли на городскую площадь - что такое? Из репродуктора голос: война! Верить не хотелось…

А дальше, как и у других моих сверстников. В военкомат: «хотим на фронт, разбить ненавистного врага!» Мы ж были уверены, что быстро с ним справимся, и заработаем еще на костюмы и туфли.

- Эйфория быстро прошла?

- Уже в военкомате. Комиссар сказал, что еще успеем навоеваться. Мне сначала отказали - не хватало до восемнадцати одного месяца. А когда пошел девятнадцатый, призвали и привезли в Саратовскую область: «Будем учить на сапера!»

- И готов диверсант?

- (смеется). До окончания саперной школы где-то месяц оставался, когда вызвали в штаб полка. Прихожу, а там - полный двор белорусов, даже знакомого - земляка из соседней деревни встретил, Андрея Михно. Зачем нас столько - никто ничего не знал. Лишь когда в Муром привезли, узнали - будут готовить для заброски в тыл. Перед строем командир об этом объявил  и по-отечески спросил: дело добровольное, кто не желает, не надо, можно остаться. Двое вышли из строя...

- Как вас готовили?

- Были интенсивные занятия. Учились брать «языков», точно стрелять. Изучали оружие, в том числе и трофейное, все образцы мин: и маломагнитные английские, и неизвлекаемые. Практиковались их ставить: как вечер, так ползем к местной железной дороге. А другие курсанты в это время в роли охранников, и надо незаметно выполнить задание. А иначе будешь ползать до утра.

- Вас самолетом забрасывали?

- Нет, тогда еще действовал разрыв линии фронта в болотистых суражских лесах. Когда обучили, сформировали семь групп по 12 человек. Экипировали обмундированием - чем-то средним между военным и гражданским, выдали плащ - палатки и 20 килограммов заплечного груза на каждого: продукты, 5 килограммов взрывчатки, две гранаты, автомат или винтовку, патроны.

- И все это на себе тащили?

- До Калинина ехали поездом, а дальше пешком. Когда перешли железную дорогу Витебск - Ленинград, проводник сказал: «Теперь вы в тылу». Мы переглянулись: ни фрицев, ни колючих заграждений, ни траншей не встретили. Но дальше шли по ночам, скрытно отдыхая днем в лесу. Когда съели продпаек, разведчики добывали съестное в деревнях, прикидываясь беженцами: «Дзяцька, дай паесьці». Не отказывали, это ж была Белоруссия, свои люди.

По пути следования группы растворялись: каждая имела свой район действий. Мы следовали в Копыльский и Слуцкий районы. Шли полтора месяца. К концу похода плечи было не узнать, кожа послезала. Попутно создавали партизанские отряды. В одной из деревень услышали от местных: «Блытаюцца тут нейкія». Организовали встречу, оказалось: полсотни не вышедших из окружения красноармейцев. Договорились о совместных действиях, они и рады. Так образовался костяк нашего партизанского отряда, который назвали именем Чкалова.

Совершенно секретно. Из разведсводки белорусского штаба партизанского движения в НКО №20 от 30 марта 1943 года: «В один из полевых пунктов гестапо доставлен раненый капитан Греков. Известно, что у Грекова изъят список на 13 человек негласных разведчиков и на 11 человек войсковой разведки одной из партизанских бригад. Немцы считают Грекова серьезным нашим агентом. Предположительно, капитан Греков является работником штаба партизанского движения Калининского фронта».

- Николай Куприянович, я знаю, что немцы охотились и за Вами - за голову «Мясника» предлагались немалые деньги.

- Было такое. И приходилось балансировать между жизнью и смертью. А 24 марта 1944 года Бог миловал меня. К этому времени мы настолько уверовали в свои силы, что несколько ослабили бдительность. Возвращались с участка Несвиж - Клецк, где заминировали дорогу. А погода была слякотная: дождь со снегом. И было 11 часов вечера. Проходили деревню Грибовщина, и подрывник Петька Смольский вдруг говорит: «Да тут мой дядька живет, давай, командир, заглянем, отогреемся!» Ну как не поддаться соблазну, исходящему от боевого товарища! Повернули. Никто и не подозревал, что полицаи скрытно проникли на местное кладбище и следили за деревней. Пропустили нас в хату, и дядька подтвердил, что никого незнакомого тут не видел. Спокойно сели за стол. Только я встал, чтобы покурить, а на стол граната - шмяк! И взрыв! Успел только пригнуться, а в ушах звон и дурь от удара, темно стало. А следом пулеметная очередь! Я в тристен выкатился, а в руку жах! - пуля скользнула. А они гранаты еще и еще - дверь ходуном заходила. Я забился в угол - все, думаю, конец. Дуло автомата под подбородок, и палец - на спусковой крючок: все равно они меня замучают. А снаружи крик: «Кто живой, выходи, сдавайся!» «Ой, мальцы, не могу, я ранен», - артистично застонал я. А они поверили, дураки. И - толпой в дверь, наверное, каждому хотелось побыстрее немецких марок. А я из автомата по ним - шарах, и вон из хаты. Выскочил в чистое поле, а там уже ноги понесли. Добрался до условленного места, присел передохнуть. А за ребят боль, да и как я доложу командованию, не поверят, что чудом спасся. Но есть святая сила на свете - вскоре еще один из группы, Филькевич, явился жив, только слегка раненный. «А я, говорит, успел к стене прижаться, и осколки гранат меня не достали. А когда услышал, что ты застрочил из своего автомата, я следом кинулся, прополз по телам полицаев и - был таков…»

- Так этот случай стал причиной того, что Вам «урезали» правительственную награду? Я видел в Национальном архиве Республики Беларусь представление о награждении Вас орденом Ленина, но, насколько знаю, Вы получили боевой орден Красного Знамени.

- Сплоховал я еще однажды. Было лето 1943 года, канун Курско-Орловской битвы.

Совершенно секретно. Из разведсводки Белорусского штаба партизанского движения в НКО №38 от 30 июня 1943 года: «По данным агентуры бригады им. Флегонтова, за период с 23 мая по 18 июня с.г. по железной дороге Минск - Гомель проследовало 613 танков, из них 139 «тигр», 214 бронемашин, 3750 автомашин, 12 батальонов войск, 553 орудия батальонного калибра,…73 эшелона по 900 тонн с боеприпасами».

- Так. И что же случилось?

- Вышли на задание, я подполз незаметно к самому полотну, а охрана к тому времени стала непреодолимой. Немцы лес вырубали полосой до 100 метров, выкапывали «волчьи ямы» глубиной в рост человека, натягивали проволоку и вешали пустые банки. Платформы с песком впереди эшелонов пускали. Притаился я, а составы один за другим проплывают - не высунуться. И патруль должен вот-вот пройти... А из-за диверсий немцы пускали поезда медленным ходом. Я слышу голоса немецких солдат и вижу в открытых вагонах огоньки их сигарет, даже запах учуял. И так обидно стало, что не могу их достать, а лежать уже нет мочи. Ну, поднялся, и гранату в открытый вагон - швырк…  Командир, конечно, рассвирепел: «Что, с ними скоро здороваться будешь?» У нас же строгий приказ был - в бой не вступать, так подрывников берегли. Нарушил я приказ…

- Так что, Вы без ведома командира отряда и шага ступить не могли?

- Нет, почему же. В экстренных случаях командир вызывал: «Приближается 1 Мая. Из Москвы приказ пришел: подарочек надо!» А так я, можно сказать, творчески работал, мне давали свободу действий. Я получал как бы командировку на 15 дней. Готовились, изучали обстановку, подходы к объекту. Я собирал группу к выходу, когда чувствовал неким седьмым чувством, что надо идти: муза, что ли, вела.

- Разведка докладывала обстановку?

- И разведка, и местное население. У меня был знакомый крестьянин из деревни Ерши, работавший ранее лесничим, знал лесные стежки-дорожки как свои пять пальцев. Перед операцией мы с ним посидим, обмозгуем наиболее безопасные пути следования, а, самое главное, пообсуждаем, как и где незаметно заложить взрывчатку. И - в путь. Он нас благословит, а сам, со слов жены, когда время взрыва подойдет, выйдет на улицу и прислушивается. Утром возвращаемся, а он стоит, улыбается: «Поздравляю!».

- Вы были командиром диверсионной группы. Как старший Вы могли послать к дороге подчиненного.

- В группе пять человек. Но я сам ставил мины, у меня руки не тряслись, второй страховал. Остальные должны были прикрывать. Смотрели в оба, и открывали огонь, чтобы в случае обнаружения вывести меня в безопасное место.

- Спасибо, Николай Куприянович, за интересный рассказ. Доброго Вам здоровья и сил!

Из боевой характеристики Мисника Н.К. от 30 июля 1944 года, хранящейся в Национальном архиве Республики Беларусь: «Будучи старшим диверсионной группы и старшим минером, имеет на боевом счету 7 подорванных вражеских эшелонов, 32 подорванных автомашины, на которых погибло свыше 300 гитлеровцев и полицейских. С группой взорвал ДЗОТ и 37-миллиметровую пушку. Участник 5 боев с немецкими карательными экспедициями, где вел себя смело и мужественно».

Декабрь 2010.

P.S. Интервью  я брал четыре года назад. К сожалению, сегодня Николая Куприяновича нет в живых – умер. Время не щадит даже самых смелых. Светлая память отважному защитнику Отечества!


02.12/14