Корма и нос

    Влад сидел на обшарпанном подоконнике, считая бесчисленную вереницу облаков, тянущуюся куда-то вправо. Антон стоял рядом и с томным видом смотрел туда же, хотя вряд ли поначалу осознавал, что же увидел его друг.
    - Плывут, - вымолвил, наконец, Влад.
    - Плывут, - подтвердил Антон, - как у Лермонтова.
    - Вот-вот. Наверное, когда-то он сидел точно так же, как и мы и точно так же смотрел на облака, проплывающие в синеве.
    - Ну, наверное, прям не точно так же… - засмущался Антон, - но сидел, думаю, на склоне какого-нибудь живописного кавказского утёса и наблюдал подобную картину. Им же, поэтам, всегда везёт родиться в эдаком живописном местечке. Родись я в таком, тоже, пожалуй, поэтом бы стал.
    - Был я во многих живописных местах. Я смотрел на берега рек, которые то склонами, то холмами, то просто изящно спускались к ним, и дивился тому, какие красоты есть у нас в России…
    - Красоты – это, пожалуй, единственное, что в нашей стране осталось. Знаешь, Влад, я хочу, чтобы меня похоронили в нашей стране. Ты единственный, кто сможет меня понять, а потому можно попросить тебя об одном одолжении?
    Влад перевёл взгляд от окна на Антона.
    - Я хочу, чтобы ты похоронил меня в лесу.
    - Зачем?
    - Ты видишь же, куда мы катимся. Неравён час, страну разорвут на части внешние недруги. А что святого есть в современных людях? Ничего. Они ворвутся в наши города, будут убивать нас, наших детей или внуков, насиловать наших женщин и осквернять наши могилы. Зачем мне это нужно? А Бог видит всех; он бессилен против того засилья жестокости и глупости, которые окружают нас, но помогать всё ещё может. Вот я хочу, чтобы он так же смотрел сверху на мой скромный крест, сделанный тобой. Кому будет охота изучать наши бескрайние леса? Повезёт – мой труп так никто и не найдёт.
    - А с чего ты взял, что помрёшь раньше меня?
    - А я это чувствую. Ты плывёшь по течению и делаешь, что тебе скажут. Непокорным же сейчас очень быстро закрывают рты, быстро и практично.
    - Зачем ты так? Ты же знаешь, что я разделяю многие твои взгляды. Да и не уплывёшь отсюда далеко.
    - Разделять – одно, участвовать в них – совершенно другое.
    - Хорошо, Антон, я сделаю, как ты хочешь.
    Минут десять они стояли молча у окна, пока Владислав не воскликнул, указывая пальцем в небо:
    - Смотри! Облако!
    Антон подошёл поближе и практически упёрся носом в стекло.
    - Ну и что?
    - Эх ты! Облако похоже на корабль!
    - Говорят, что облака – они как живые существа, изображают то, что видели в своей жизни. Неудивительно, что корабль – их же много.
    - Это так. Не правда ли символично? Вот он плывёт мимо нас, ещё несколько десятков, а может, и сотен человек видят его, через мгновение мачта исчезнет, ещё немного погодя исчезнут паруса, а потом и корма сольётся с носом, а что от него останется? Ничего. Напоминает жизнь. Кто будет помнить нас? Миниатюрные песчинки на теле исторической повседневности, кому они нужны? Никому. Есть другие песчинки, более значимые для этой самой повседневности, но совершенно бессмысленные для сознательной жизни. Почему так?
    - Не знаю, Влад, народ глупеет, с ними глупеет и бытность. Если раньше они нуждались в высоком, то теперь нуждаются в пошлом и низменном.
    - Ну уж нет, иногда мне кажется, что это мы с тобой не такие, как все.
    - Да нет, мы такие.
    Они пододвинули табуретки ближе.
    - Тебе здесь нравится? – поинтересовался Влад у задумавшегося Антона.
    - Да. Здесь не так, как там, - сказал он и показал за окно, - тихо, спокойно. Кажется, что здесь никогда ничего не меняется, даже мысли витают те же. Возможно идеи тех, кто сидел в этой комнате до нас впитались в стены, а потом забрались и нам в душу.
    Владислав молча согласился. Спустя некоторое время он резко поднял голову, как будто вспомнил что-то значимое, и сказал другу:
    - А давай поиграем во что-нибудь! Например, я буду доктором, а ты больным. Ну, что-то вроде инсценировки, я любил такие вещи в детстве. У нас всё равно уйма времени!
    - Давай, а что я должен делать?
    - Да ничего, приходишь ко мне, приветствуешь, как доктора, говоришь, что болит, а я буду предлагать методы лечения. Вот увидишь, будет весело!
    - Хорошо.
    Они немного отодвинули табуретки друг от друга, Антон ушёл в другой конец комнаты и, выделываясь, как блондинка на подиуме, направился к Владу. Тот сидел и еле сдерживал смех от телодвижений друга. Когда Антон сел на табуретку, он комично откашлялся и сказал:
    - Здравствуйте, доктор.
    - Здравствуйте, больной. Представьтесь, пожалуйста.
    - Отечество Иванович.    
    Влад хотел было рассмеяться, но внезапно нахмурился и поднял взгляд на собеседника. Антон помахал головой в знак серьёзности своих слов.
    - Ну что ж, Отечество, очень интересное у вас имя. Вам, несомненно, понравится моё – Государство Сергеевич. Но для вас – просто Государство. На что жалуетесь?
    - Здесь болит, – сказал Антон и положил ладонь на левую грудь.
    - Тяжёлый случай… - покачал головой Влад. – Будем лечить. А как болит?
    - Надрывно и невыносимо. Матери плачут, дети умирают, молодёжь откровенно тупеет, мужчины спиваются, границы рушатся, уважение падает, история забывается, общество становится низменным. И ещё много, очень много червоточин внутри!..
     - Ага… Что ж, попробуйте несколько миллилитров качественного цианистого калия, пряник на время отбросьте в сторону, усердно возьмитесь за кнут, матерей браните, детей хороните в братских могилах, закрывайте учебные заведения, цены на спиртное понижайте, границы продавайте дальше, об истории и уважении забудьте на время, а в обществе продолжайте политику разложения. Глядишь – через некоторое время вас совсем отпустит от глубоких и отрицательных мыслей, ибо болеть будет нечему.
    - Я уже не хочу играть… - сказал Антон.
    - Я тоже…
    Некоторое время они сидели молча, потом оба вернулись к окну и принялись наблюдать за происходящим снаружи. Там шустрый юнец спрятался за угол дома, и, улыбаясь, стал наблюдать за кем-то. Мужчины принялись рассуждать, что, пожалуй, он ждёт свою подружку, чтобы удивить, или друзей, чтобы напугать.
    За угол завернул пожилой мужчина. Из-за спины юнца появилась бейсбольная бита и несколько раз увесисто опустилась на голову гражданина. К ним подбежали друзья нападающего, обобрали с ног до головы старика, и скрылись в неизвестном направлении.
    - Нет, - задумчиво произнёс Антон, - ничего здесь уже поделать нельзя. Мы с тобой ошиблись, Владик, мы рискованно предположили, что они способны на что-то хорошее, ан нет…
    - Ну, не все же такие!
    - Нет, - подтвердил Антон и добавил, - посмотри туда.
    Он указал пальцем на другую сторону улицы. Там юноша лет 20-ти переводил через дорогу бабульку.
    - Ну вот видишь… - начал было Влад, а затем осёкся – юноша, получая благодарность женщины, незаметно для неё стянул кошелёк, непредусмотрительно торчавший из кармана старенького пальто. Антон равнодушно сказал:
    - Возможно, у нас какое-то окно неправильное…
    - Да нет. Наверное, так надо. Ведь это мы с тобой не похожи на них.
    - Может быть, наоборот? – возразил Антон.
    - Нет, большинство не может ошибаться.
    - Пожалуй, что так. Похоронишь?..
    - Похороню…
    В это время, под окном, где они сидели двое парней рисовали свастику. Они подняли голову на мужчин и стали дико хохотать над ними. Потом остановились у дверей подъезда, нарисовали ещё один крест на табличке и убежали. На табличке значилось: «Городская психиатрическая больница».

2008 год