Идеализм как введение

- Лю-кен, Лю-кен, - колотили в ворота соседи, - отворяй!
      Лю тяжело поднялся со своего любимого каменного кресла, так кстати расположившегося в укромном уголке двора.  Сама природа даровала ему это убежище, эту пристань отдохновения, большой удобный камень, в отверстия которого, к тому же, легко помещалась литровая бутыль.
      Камень-кресло стоял тут с незапамятных времен, еще его дед любил сиживать на нем, а такой коллекции старых бутылочных затычек, торчавших отовсюду, не было ни у кого в округе.
«Сижу, думал Лю, никого не трогаю, примус починяю. Так ведь нет, достанут!»

- Что за шум, - нехотя отворяя ворота, ворчал Лю, - пожар?
- Лю,  ты слышал? Нашему храму вручили переходящее знамя буддизма! К нам приедет сам великий лама, чтобы поучаствовать в церемонии.
- Отлично, отличные новости, - притворно обрадовался Лю,  попутно выталкивая возбужденных соседей из ворот и захлопывая их. – Какая честь! Мы все как один будем и дальше стоять на страже учения!
- Постой Лю, - сообразил западный сосед, - открывай опять ворота: мы пришли за камнем!
- За каким камнем? - удивился Лю, лихорадочно прикидывая, что из украденного им, имеется
 в виду, - я не брал никакого камня!
- За вашим большим камнем. Который и сидит, и лежит.
- Так это мой, собственный.  Его еще дед .. – Лю замялся, не находя терминов, правильно характеризующих вид экспроприации, предпринятый его предком.
- Вот из него-то мы и сделаем Будду. Наш передовой храм не имеет большого будды, это позор.
Совет поселка постановил: высечь из твоего камня будду и доставить его в храм не позднее воскресенья.

    Когда, довольные доставленными осложнениями, соседи разошлись и улица опустела,  Лю крепко задумался.
«Дела!  думал он, -  внезапно лишиться убежища, к такому жизнь меня не готовила! Где я буду коротать и без того тоскливые, рабочие будни? А моя коллекция затычек? О ней, конечно, никто не подумал. В наше время, никому нет дела до исторического наследия.  Одна религия в голове!».
    Но, только когда он привычно упал на свой каменный трон и отточенным движением достал заветную литруху, проблема встала перед ним со всей остротой. Получается, что уже завтра он весь день будет стоять? А заначка? Он тоскливо оглядел чисто вытоптанный двор, без единого кустика и камешка. И тяжело застонал.

    Нан-чжуань сидел в храмовом зале, размышляя о высоком. В рукаве его монашеского одеяния был припрятан кусочек замечательного кушанья, как бы случайно свалившийся с блюда для подношений, когда он относил его в покои наставника.
Мысли Нан-чжуаня кружили вокруг него, как голодные чайки, то поднимаясь, чтобы с высоты птичьего полета еще раз оглядеть полное блюдо, то стремительно пикируя к заветному кусочку, так мягко и нежно прижатого кистью. Кушанье было таким вожделенным, что монах, размечтавшись, застонал глубоким горловым звуком, немедленно подхваченным остальными, медитировавшими рядом.
- Почтеннейший, - произнес кто-то рядом, выводя Нан-чжуаня из транса и бесцеремонно сталкивая с вершин  духовно-гастрономических раздумий.
- Чего тебе? - грубо спросил монах.
- У меня дома есть камень, который сидит и лежит. Я собираюсь высечь из него Будду, могу ли я это сделать?
- Да, можешь, - коротко ответил Нан-чжуань и снова задумался.
- А могу я не делать этого? — с надеждой продолжил Лю-кен.
- Нет, ты не можешь сделать это, — ответил рассерженный Нан-чжуань, которому и камень, и Лю, да и, собственно говоря, будда были по барабану. Он грозно нахмурился и замахнулся на наглеца, давая понять, что аудиенция окончена.
     Впрочем, Лю был более, чем доволен. Новое рабочее утро застало его на привычном удобном месте. Как, впрочем, и новая атака соседей.
- Хватит, хватит орать! – успокаивал их Лю, - я спрашивал совета храмовых монахов, они велели не делать будду. Сам почтеннейший Нан-чжуань учил меня.

    Теперь уже монастырь гудел, как улей. Мало того, что сегодня никто из поселка не принес подношений на ужин, так еще и эта история.
В храмовом зале кипели нешуточные страсти.
- Этот мирянин хотел знать, может ли он стать Буддой, - раздраженно причитал один из монахов.
- Он надеялся, что Нан-чжуань будет хвалить его за благие намерения, но тот только сказал: «Да, можешь» - сверкая голодным взором, вторил ему другой.
-«А могу я не делать этого» -  это он спрашивал только для того, чтобы лишний раз удостовериться. Он ожидал, что Нан-чжуань придаст ему еще уверенности!
- И если от этого зависит наличие пищи, нам надо быть особенно стойкими в своих поучениях – хором соглашались остальные члены ученого совета.
 
    Но, как только раздался унылый звук гонга к ужину, консенсус возник с буддийской неизбежностью.
- То, чем он является сейчас — это результат того, о чем он думал в прошлом, а от того, о чем он думает сейчас, зависит то, каким он будет в будущем. Ни мастер, ни не-мастер не может вмешаться в этот закон причинности, – быстро подвел итог дискуссии наставник и, проворно вскочив на ноги, отправился в едальню, бодро постукивая деревянными сандалиями.

     И вот, что я вам скажу: тот, кто хочет высечь из камня Будду, должен делать это сам, одобряют ли это другие или нет.