08-33. Как на арене лошади

Издали живопись французских импрессионистов создает живые, объемные картины вечно меняющегося реального мира. Вблизи видно только беспорядочное чередование разноцветных мазков и пятен – ни системы, ни смысла. Мои отношения с людьми чем-то напоминают мне эти картины – в их истинной природе можно разобраться только с определенного расстояния.

Вот моя странная, задушевная «телефонная» дружба с загадочной женщиной Майей. Отношения, которые год назад так внезапно начались и до сих пор развиваются по нарастающей, делаясь для меня, истосковавшейся по подругам, все более нужными. Здесь присутствуют все элементы «женской» дружбы, которой почти не было в моей жизни: ласковые слова, словесные поцелуи, эмоциональные всплески и сопереживания. Мне еще непривычно говорить ей «ты», и я до сих пор не могу запомнить имен самых близких её домочадцев – мужа, сына и собаки, не потому что беспамятная, а потому, что по странной особенности Майиного характера она сама никогда не называет их имен, обходясь какими-то промежуточными нарицательными обозначениями. Как это у нее получается – не знаю. Я вообще очень мало о ней знаю – ни кто она по профессии, по образованию, ни кто ее родители, ни откуда она родом, ни историю ее любви и брака. Почти ничего, что составляет канву любой женской судьбы. И это при том, что мы много и ласково говорим, обмениваемся впечатлениями о книгах эзотеризма, при том, что она знает обо мне все. Почему так произошло? Не знаю. Может быть, я сама ее стесняюсь расспрашивать, боясь задеть за больные струны, может быть, подсознательно не хочу чего-то знать, опасаясь разочарования, а может быть причины вовсе не во мне. Во всяком случае, пока наши отношения и без этой четкости изображения вблизи создают достаточно объемную и живую картину издали. Как у импрессионистов.

Я как-то особенно пронзительно начинаю ощущать бессмысленность нашей жизни. Не буду углубляться в примеры бытия других – хотя, думаю, что подавляющее большинство не замечает, насколько никчемны их дни на этом свете, причем, тем никчемнее, чем с более высокой точки  на себя смотришь. Я буду  говорить о самой себе. У меня в запасе есть еще несколько лет, но на что их можно потратить? В самом лучшем случае – на помощь детям  в выращивании  их детей -  моих внуков. На уборку, стирку и ремонт одежды, на покупку продуктов и их приготовление, словом – на естественный биологический процесс поглощения одного вида органики и на возвращение этой органики миру в другой форме, то есть на поддержание существования достаточно бессмысленной биологической цепочки существ, потенциально разумных и творческих, но фактически не вносящих ничего нового ни в мир, ни в самих себя. Наша жизнь – тот же Кин Хин в маленьком спортивном зале, где кажется, что мы яростно несемся вперед к своему освобождению, но на самом  деле только бежим по кругу.

Как на арене лошади,
Несемся друг за другом,
Торопимся, торопимся,
Но топчемся по кругу.
Мы из сансары вырвемся,
Мы выпрыгнем в нирвану,

Не мучиться научимся
Мы поздно или рано.
Наш мир еще прозрачнее,
Дыхание все реже.
Бежим вперед, незрячие
И, все-таки, все те же.
Все так же одержимые
Цепями наваждений,
С привычными зажимами,
С мечтой в освобожденье…

Рассмотрим мамину жизнь, ибо она – это я, только в последующей временной фазе. Моя дочка пока находится на предыдущей фазе, отчего мне кажется, что у нее все еще впереди, что она – то самое уникальное зерно, которое сможет не только сгнить в плодородной почве через положенное ему время, но и прорасти, став чем-то большим, чем зерно.

У мамы будущего мало – не потому, что ее физическая жизнь подошла к концу, а потому, что то, ради чего она жила и живет сейчас, не имеет смысла. Она уже превратилась в достаточно простой механизм, чьи проявления и реакции вполне предсказуемы: это привязанность к идее поддержания порядка в доме, неосознаваемая привычка выбирать из всего потока информации только негативную, страдания, как реальные, так и выдуманные и наслаждение ими. Это разрушающая ее здоровье потребность находить удовлетворение в том, что ближние  ей сострадают или непременно  должны это делать, наперекор тому, что сама она их помощь намеренно ни в какой форме не принимает. Это отсутствие у нее приоритетов – непонятно, для чего ей вся эта достаточно бессмысленная деятельность, называемая мною «надо же что-то делать для дома», если любые плоды этой деятельности именно ей и не нужны, не интересны, не радостны. Для чего тогда они? Чтоб жить, как  все? Лишь бы повесить на других тот же долг и заботу, которые так давят на нее саму и которые могли бы не быть таким тяжким крестом и заботой, если только изменить к ним отношение или хотя бы рассматривать их не в качестве самоцели, а в качестве средства для чего-то ей действительно нужного?

 Раньше мама жила для меня, для мужа, для работы, которую она в общем-то всегда воспринимала как тяжкий крест. Я тоже всегда была ее тяжким грузом, хотя ей и казалось, что она меня любила. Она любила во мне свое страдание из-за меня. Чем она увлекалась помимо чисто биологических форм проживания жизни? Техникой, новыми изобретениями, открытиями, которыми интересуется и сейчас. Раньше она запоем читала «Науку и жизнь», «Химию и жизнь». Сейчас почти не читает, но не потому, что журналов нет и не потому, что здоровья стало меньше, а больше по упрямству: идет  само гипнотизирование себя – «это мне не нравится, вот раньше…». Она не смотрит телевизор, по которому мелкой россыпью рассказывают об удивительно интересных вещах, но, привязываясь к «грязной воде» пошлых передач, она вместе с ними «выплескивает и ребенка». С каждым годом все уже и все неприступнее становится ее окно в мир, через которое она еще соглашается что-то принимать в себя. Спорить или переубеждать ее в чем-то давно уже бесполезно – начинается обратная реакция и вместе с ней всегда – злость, обида, оскорбления в мой адрес, обвинение меня во всех смертных грехах и перевод разговора на свои, протоптанные ею дорожки жалоб на жизнь, не имеющие никакого отношения к поднятой  теме!

Грешно и больно писать такое о маме, о человеке, которого я любила всю жизнь, люблю до сих пор, но который никогда меня не понимал, а главное, не пытался понять, даже не ставил целью стать мне понимающим меня другом, Мама просто самоотверженно служила мне, делая то, что считала для меня нужным, не задумываясь, идет ли мне это на пользу. Я – точное повторение моей мамы, я точно также доставляю страдания дочери, и ее жалобы на меня очень похожи на мои собственные по отношению к маме – просто временные фазы у нас разные, степень созревания явления разная. Как разорвать этот круг? Мама в молодости страдала от характера моей бабушки – другого, чем у нее, но тоже не без подводных камней! Все повторяется. Я тоже очень скоро стану такой же, как мама, не способной воспринимать никакую критику, обидчивой, ранимой, упрямой и глупой. Я  уже во многом такая же.

Чем я отличаюсь от мамы? Вовсе не своими попытками прорваться в мир эзотерики, мир, который моя мама ненавидит вовсе не потому, что он не смог бы ее заинтересовать, а исключительно по той же причине, по которой я до сих пор не воспринимаю поп музыки. Я в свое ревновала ее к Валере, предпочитавшему это увлечение мне и дочери. Точно также мама ревнует меня к йоге и к Володе, якобы испортивших ей ее дочь, в результате чего последняя начала служить им, а не ей. Все дело случая. Наши пристрастия, как положительные, так и отрицательные, легко программируются извне случайными обстоятельствами, наведенными эмоциями и работой нашего Эго. Я, если и отличаюсь чем-то от мамы, так только тем, что уже понимаю насколько моя жизнь  бессмысленна, что ничто из того, что я делаю каждый день, не стоит того, чтобы тратить на это силы. У мамы, похоже, нет сомнений в том, что надо жить, как все, не важно, что далеко не все ощущают счастье от такой жизни. Она не читает книг ни по философии, ни по религии – эти темы ее не интересовали никогда. Я не знаю, что могло бы мне помочь уговорить ее прочитать что-либо, от чего у меня до сих пор вырастают за спиной крылья и на мгновение появляется ощущение, что какой-то смысл в этой жизни есть. У нее есть некоторые островки интереса – наука, технический прогресс, политика, - все, кроме поиска глобального решения вопроса «для чего мы здесь?». Впрочем, я этого наверняка утверждать не могу.

 Мое отличие от мамы невелико, потому что очень часто мне кажется, что эзотерика – это такая же игра, как и все другие, он не лучше, но и не хуже, чем поп-музыка, технический прогресс, политика, обогащение или борьба за власть, которые дают человеку временное ощущение смысла жизни. Все равно все мы кружимся в одном и том же Кин Хине - гипнотизирующем беге по кругу за собственным освобождением.

…Стихают страсти грешные,
Душа летит над телом.
И вот уж мы  - нездешние,
У самого Предела.
Торопимся, торопимся
От  жизни оторваться.
Так цирковые лошади
Вперед по кругу мчатся
                (Здесь и выше в главе стихи автора ).

Очень хотелось  бы, чтобы моя дочь  начала задумываться о смысле своего существования немного раньше, чем я. А может быть лучше, чтобы она совсем никогда бы об этом не думала, поскольку  иначе она не будет больше «жить подобно всем простым людям, ибо придет дар, который лишит ее всего, что есть, и придет человек, который принесет ей заботу» (П.Д. Успенский «Странная жизнь Ивана Осокина»)

Правильно сказали древние: нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Не только нельзя, но и не нужно. Походила несколько воскресений к Феликсу Дмитриевичу на его йогу, понаслаждалась стройностью  построения занятия, его выверенностью с буквой учения, еще раз послушала давно забытые истины о дыхании по системе Бутейко, о залмановских ваннах и чувствую, что на занятия Сереги меня тянет больше. У него много опасной запредельности, но зато и больше открытий. Чем больше усилий вкладываешь, тем больше отдача. Это ничего, что тело болит почти все время – от одной мышечной усталости я плавно перехожу к другой. Зато хочется думать, что через боль идет выздоровление, что, раз почти полностью восстановилась гибкость, значит начали рассасываться соли и нарастать новые хрящи, а разве может этот процесс быть безболезненным? Стала тяжелее жизнь? Просто моя  карма теперь выходит наружу – разве мало я наделала неправильных поступков за свою жизнь? Лучше сразу заплатить, чем откладывать на потом, когда уже не будет сил преодолеть проблему.

 Вспомнилось, как наш преподаватель астрологии – парнишка маленького роста - рассказывал, что он сознательно внедрялся в людскую давку и шел навстречу толпе, чтобы таким образом проработать пораженный Сатурн своего гороскопа. Он не употреблял слово карма, но по сути его действие было тем же таинством, что мы осуществляем на наших занятиях. Мы платим по долгам, следуя наработанной практике йоги, ученики Павла Глобы совершают определенного рода усилия, используя знания астрологии применительно к личной карте гороскопа, то есть  не просто мучаются, а мучаются в заданном направлении, точно зная, что именно необходимо преодолеть в себе. А Успенский об этом же говорит так: «вы всегда должны работать в своем самом слабом направлении!»

 Майя живет, тяжко страдая от грубости ближних, и думает, что она искупает это  собственной  мягкостью и соглашательством. Вовсе нет – мягкость характера – это ее заслуга по прошлой жизни, которую она  сейчас только тратит, ибо ей быть мягкой легче, чем волевой. Ее слабое направление - борьба с желанием для всех быть милой. Она очень правильно говорит, но живет так, как жила всегда, и даже не замечает этого; живет по инерции, заданной ее молодостью. Я ни разу не слышала от нее слов недовольства своим характером или поступками и поиска внутренних причин болезни. Она ищет причину вне себя, мечтая  изменить других, а свое физическое тело излечить от болезни. Эзотеризм утверждает, что  к нам не приходит ничто, что не наше, не важно, в какой форме будет расплата. Окружающие нас люди и обстоятельства есть не более, чем отражение наших качеств, а наши физические болезни только знаки, что в нашем поведении и наших реакциях на происходящее что-то не так. При этом совершенно не обязательно, что наказание  вернется к нам сразу же и точно в  том же обличье, в каком мы его  посеяли.

Для меня, например, умение, прилагать конкретные физические усилия – вовсе не достоинство, оно лишь  возвращение прошлых заслуг. Мое слабое направление как раз мягкость, уступчивость, терпимость, может быть даже невмешательство. Карма отмывается тогда, когда приходится делать усилие над собой. Мои занятия йогой пятнадцать лет тому назад были для меня накоплением заслуг, но не отмывали прежнюю карму – асаны давались мне легко, а у меня было свободное время и силы посещать группу. Вот сейчас от меня действительно требуется волевое усилие и преодоление обстоятельств. Может быть поэтому я только сейчас стала ощущать в себе работу энергии, а раньше этого не знала и даже не особо верила в подобные чудеса?

Я не хочу возвращаться к старому. Ни на «Ленинец» с его академической, но не вписывающейся в реальную жизнь атмосферой закрытого «ящика», ни в натуропатические проблемы классической хатха-йоги. Есть ностальгия и есть уважение к милым, добрым старым временам, но сейчас моя жизнь – это наше чумовое «Спектрэнерго» и не менее чумовая тантра ваджраяна Сереги. Нет смысла входить в ту же реку еще раз. Нужно идти дальше.

С удовольствием хожу на занятия буддийской йоги. С неменьшим - на санкиртаны Саи Бабы. Пение бхаджанов, участие в ритуале Арати (очищения огнем) и Пуджи (получения благословения) – все это удивительно гармонично вписывается в мою душу. Я ухожу домой переполненная покоем, радостью и любовью. Не о чем спорить, нечего бояться. Разве это – не подарок судьбы?