Нанай

В Москве метель, крещенские морозы,
Поземкой   припорошенный вокзал.
Мальчишка, спрятав в шарф свою угрозу,
Под нос себе:"Вот твари!" - пробурчал.

Картежники, вагонные   каталы,
Наная,  как по нотам ,развели.
Плевать, в Москве есть козырей не мало,
Пусть выскребли  последние рубли.

Он вспомнил как тогда,  по малотетке,
Он воровал и дрался как Ван Дам,
И как  в детдоме он влюбился в Светку,
А жизнь за все давала по соплям.

За тот разбой  компашку посадили,
А Светку математик прикормил.
Когда Наная в клетку увозили,
В тот час его никто не проводил.

Но вот теперь все будет по другому,
Для этого и ехал полстраны,
Нанай искал тепло родного дома,
С фантазией ,как будто он с войны.

Прищурившись он вышел из вагона,
Поежился и вытянул рукав.
Так ледяным дыханием перрона
Москва встречала  Леху, "приобняв".

Он прошмыгнул по слякоти  вокзала,
И  вынырнул обратно на мороз.
Здесь площадь вся  витринами сверкала,
Глаза слезились и щипало нос.

Большая ёлка грузной  примадонной
Заснеженной хвалилась мишурой,
А Леха  , проклянав  игру  в вагоне,
Был заворожен грилем с  шаурмой.

Он сплюнул, отвернувшись от палатки,
Закрылся шарфом, - лучше не дышать.
"Потом, и чай, и может с шоколадкой",
Нажал на телефоне  слово " мать".

В заметках ( в том спасибо интернету)
Сохранено лишь восемь адресов.
Вот черт, и на мобиле денег нету!
Придешь , а там закрыто на засов.

Он расспросил любителя прогулок,
Какой из адресов не далеко.
"Вот этот. Там - ближайший переулок,
Высокий дом,  за вывеской  " Садко".

И вот Нанай  под лестницей, как кошка, 
Сначала не решался позвонить.
Ведь этот день ( все понимал Алешка)
Всю жизнь его способен изменить

Ей тридцать лет. Теперь  она какая?
С копной красивых пепельных волос?
А может она толстая и злая?
За что тогда он брошен, вот вопрос?
 
Нанаева Полина Николавна!
Ну вспомни, что я есть, и я живой!
Согласен, для тебя не стану главным,
Но чей же я , ну чей- раз я не твой?!

Та детская отчаяная память
"о ней" , всегда царапала  как  гвоздь.
То  реяла над бедами, как  знамя,
То  вдруг  волной захлестывала злость.

Но вот в шестнадцать все перемололось
И замерло в коктейле из надежд .
Сегодня вся судьба   его кололась
На до и после. Эта  дверь - рубеж.

Он вздрогнул от тепла у батареи,
Минуту,  и Нанай пойдет туда.
Загадывал,что если мать пригреет, 
Он старое  забудет навсегда!

Оставит в прошлом драки, и колоды, 
Не будет больше  пить и воровать,
И в корешах не будет лихосброда,
Лишь не гнала б , пустила ночевать.

Еще мечтал, он будет "автослесарь".
Душа лежала к гаечным ключам.
Он к тачкам относился с интересом,
Во сне чинил  там что- то  по ночам

Нанай звонил,но дверь не открывали,
Ни позже, через час, не через три.
Уже в кросовках пальцы отмерзали
И есть хотелось так, что хоть умри.

И тут его как будто подтолкнуло
"Все  надо  делать быстро и сейчас."
На улицу как дьяволом тянуло,
"Смелее, ну давай, в последний раз!"

Он оглянулся в темной узкой арке.
"О, дамочка, отлично, повезло!
Ну просто новогодние подарки!
А ты добудь их,  тоже ремесло!"

И резко дернув маленькую сумку,
Рванул по припорошеному льду,
А женщина, столкнувшись с недоумком,
На скользкий лед упала , на беду.
 
На помощь не звала и не кричала...
Нанай влетел в спасительный подьезд,
Уже мечтая в дверь звонить сначала,
Но тут решил, что все таки поест.

Ключи, платок, помада, паспорт, деньги,
Две тысячи пятьсот, ого, шестьсот ?!
Но вдруг он побледнел и сполз у стенки
Закрыл глаза руками - " И-ди-от!".

На паспорте  Нанай с мордашкой славной,
Как вылитвый, глаза и тот же нос,
"Нанаева...  Полина... Николаевна..."-
Алешка  очумело произнес.

Хотел бежать туда, где с ней столкнулся,
Но вдруг услышал  в арке вой сирен
И заскулив, под лестницу вернулся
В свой  первый , начинающийся тлен.

Она дышала, умерла не сразу.
В бреду звала кого-то: - "Алексей"
Толпа  шепталась:-" Вот же гад, зараза!"
А опер стал опрашивать людей.

В Москве метель, крещенские морозы.
Вся шушера тянулась на вокзал.
Там мальчик, то ли водку, то ли слезы
Давясь, вокзальной пиццой заедал...