О нереальной реальности

она смотрела на меня перепуганными глазами, но не произносила ни звука.
тонкая, доверчивая, непростительно распахнутая, она стояла в углу и наблюдала, немо осознавая происходящее. я даже связывать ее не стал. знал - никуда не убежит.
хотя вот она - дверь. всего в нескольких шагах. в этом полумраке - светлый прямоугольник, за которым есть еще какое-то "дальше". мне было почти интересно - сможет ли она
отвести взгляд от моих рук, от плеч, от склоненной головы, или так и будет таращиться, прижимаясь спиной к стене, не рискнув предпринять последнюю попытку.
в сыром помещении дышалось на удивление легко. влажный запах земли сплетался в едва уловимой сладкой вонью гниения. жара, давящая и изматывающая, ощущалась какой-то
иной величиной, не имеющей никакого отношения к температуре. она была декорацией. как и капли пота, стекающие по вискам, щиплющие глаза, и грязная майка, липнущая к спине.
почва покорно расслаивалась под натиском лопаты, я стоял в яме уже по пояс, и только изредка прерывался на то, чтобы сделать глоток пива из банки. оно давно выдохлось и неприятно
горчило на языке. пыль забивалась под ногти, липла к коже, мне казалось, что поры мои втягивают в себя мелкие частицы грунта, и сам я становлюсь еще ближе к земле.
а она... она дрожала, зажав рот рукой и глотала слезы. ей почему-то не хотелось плакать вслух. может быть, она боялась, что разозлит меня и я, выбравшись из ямы, сожму костлявые
пальцы на ее запястье, рвану на себя и влеплю затрещину. звонкую и обжигающую. тогда ее голова безвольно мотнется в сторону, хрустнет слабая шея...
возможно, это был бы лучший из финалов. но она будто надеялась, что в какой-то момент я передумаю и позову ее за собой, наверх. как раньше.

- ты устал, - говорит она тихо и откладывает книгу. плавно, как кошка, спускается с подоконника и подходит ко мне. ее тонкие руки обхватывают мои плечи и острый подбородок ложится
на плечо.
- ты устал, - повторяет она и трется щекой о мое ухо, а я прикрываю глаза и медленно выдыхаю, концентрируясь на ощущениях. ее кожа - прохладная и гладкая, как шелк, почему-то
вызывает у меня ассоциации с глубоким сном. без сновидений. моя маленькая мания. вся сосредоточена в ней.
- я сделаю тебе укол, - предлагает она, и тонкие пальцы скользят по моим предплечьям, заставляя вздрагивать, когда подушечки касаются внутренних сторон локтевых сгибов.
- даах... - выдыхаю устало, роняя голову на грудь, подставляя ей свой загривок.
она послушная. никогда не говорит мне, что делать, никогда не вмешивается и всегда ждет. ее смиренность граничит с отстраненностью - о таких говорят "не от мира сего". но мне плевать,
что там кто говорит. она дает мне то, что не в силах предложить никто на свете. ощущение безграничной свободы, возможность уехать далеко-далеко отсюда, бесконечное количество имен и
возможностей. она даеn мне саму себя.
стоя на коленях перед моим креслом, она затягивает ремень на моем плече и закрепляет его конец на петле моих брюк. я не открываю глаза, но чувствую, что она смотрит и улыбается. и моя ладонь
инстинктивно находит ее макушку и мягко ерошит длинные, тонкие и легкие как пух волосы.
она знает что надо делать. и знает как. странно, но она никогда не спрашивала меня об этом. чувствовала изначально. угадывала по налитым кровью, воспаленным уставшим глазам.
когда я слышу звук расстегивающейся молнии, в моем мозгу уже расцветает алое облако, похожее на каплю гуаши в стакане воды. расползается сеткой, окутывая мое сознание.

когда я закончил, она все еще стояла там, неотрывно глядя в раскрытую под ее ногами бездну. а я вытирал шею полотенцем, стирая тяжелые соленые капли. желудок, кажется, решил сжаться точку,
и время от времени все нутро сводило болезненной судорогой, а пищевод жгло желудочным соком. это ничего. впереди было всего несколько шагов - стремительных, болезненно-сладких. а после - можно
будет закрыть эту чертову дверь, сжечь ветхую деревянную постройку и вернуться к себе, окопавшись в бумагах под привычные звуки музыки.
в какой-то момент я понял, что мне тяжело поднять голову и посмотреть вверх, на нее. даже когда я наконец ловко выбрался из вырытой ямы, упираясь ладонями в крошащийся край.
что-то мешало оторвать взгляд от черноты под моими ногами.
- иди ко мне, - я боялся, что голос мой непослушно и хрипло дрогнет. но он звучал уверенно и ровно, так, словно это говорил человек, который никогда и ни в чем не сомневается. как просто влазить в шкуру
того, кто говорит изнутри. и я наконец посмотрел.
она сделала шаг. она протянула руку и улыбнулась. устало и понимающе. хорошая девочка, она всегда понимала меня с полу-движения и теперь будто сама утешала меня, подталкивая к финалу. вторая ее ладонь
скользнула по моей щеке, растирая земляную крошку по влажной коже. подбородок ее подрагивал, но, как и всегда, она была преисполнена уверенной решимости, немой и кроткой.
- ты же знаешь, - начал было я, но она прижала свои тонкие пальцы к пересохшим растрескавшимся губам.
- ты услал. я сделаю тебе укол...
я покачал головой и накрепко обнял ее. в последний раз.
после, я помню, я закрывал ее широко распахнутые глаза ладонью. она все еще пыталась дышать, а ее руки все еще пытались гладить мои плечи.
бережно, как самое дорогое свое сокровище, я опустил ее туда, уложил на спину и прижался губами к уголку ее рта.

я переворачиваюсь на живот и трусь щекой о скомканную простынь. поворачиваюсь спиной к холодной и правильной пустоте, которая до последней своей античастицы нуждается во мне. и позволяю обнять себя сзади.
только потом я ловлю себя на том, что моя ладонь ищет знакомые пальцы под соседней подушкой. и не находит.
я выдыхаю, напряженно сглатываю.
- ты устала, - говорю я, и мне кажется что губы мои вырезаны из камня, а глотка залита щелочью. - ты голодна. хочешь я отдам тебе еще немного сердца?
с ней так просто быть другим. она жадно принимает мои проявления, оставляя за собой право отмерять дозировку. она греет о мой живот свои холодные ладони и плотоядно облизывается, разглядывая мой затылок.
и когда я подминаю ее под себя, когда она хрипло хохочет... я закрываю глаза, и душу мою переполняет покой, когда я вижу себя самого под теплым грунтовым одеялом, сжимающим пальцы своей сказки.