Шкаф

Когда мне бывает скучно, я разворачиваю какую-нибудь весёлую
книгу и, забывая всё на свете, хохочу над её страницами. Отрываюсь
от чтения только тогда, когда кто-нибудь у моих окон вдоволь не на-
смеявшись от моего заразительного, далеко слышимого, гомеричес-
кого хохота не утерпит и не зайдёт ко мне в дом поинтересоваться,
отчего я так развеселилась. Чтобы пояснить ему причину моего состо-
яния, я обычно подхожу к книжному шкафу и, ласково проведя рукой
по корешкам книг, без всякого стеснения и скрытности рассказываю,
что это бабушкин шкаф, плотно набитый книгами, был ей чрезмерно
дорог и ценим ею. Она каждую пылинку с него сдувала губами, боясь
даже притронуться небрежно к нему своими нежными руками, ведь
как-никак на полках его покоились бесценные для неё книги, в кото-
рых каждая страничка была ею любовно тысячи раз проглажена, про-
глянута, пролистана, прочитана.
Такое бабушкино отношение к книжкам было из-за того, что они
были в одном-единственном экземпляре, их нельзя было больше ниг-
де найти, и написаны они были талантливыми людьми, которым све-
тила бы мировая слава, если бы их творчество обнародовать, дав им
широкий простор во всех издательствах. Но бабушка предпочла их
держать безымянными в шкафу, ибо они все были написаны о её жиз-
ни, о её великой неуёмной любви и потому тщательно скрываемые ею
от чужого глаза, потому скрываемые, что её жизнь могла неблаговид-
но отразиться на нас, её потомках.
Я, как её внучка, узнала обо всём этом, когда она уже на смертном
одре напутствовала меня, беречь содержимое книжного шкафа и по-
меньше брать в голову примеров оттуда. Ведь — как она несколько раз
повторила в том последнем разговоре со мной — жизнь это не вино
одной марки. Своеобразие вот чудо — хмель каждой жизни. И, помол-
чав, продолжила:
— Читай эти книги ради приятного времяпрепровождения и знай,
что они написаны моими жизнерадостными любовниками, царство им
всем небесное. — И навсегда закрыла свои глаза.
Прожила она, царство небесное ей самой, чуть более столетия, пе-
режив мою маму, которой тоже царствие небесное. После похорон ба-
бушки я также, как и она, сдуваю с её, расширенного мною книжного
шкафа, каждую пылинку, потому что мои любовники тоже пишут о
моих проделках любви страстные, откровенные, весёлые книги, кото-
рые ставят в ряд с бабушкиными.
И вот, когда в моей кровати нет никого из мужчин, и я скучаю, тог-
да и беру, раскрываю одну из них и, как бабушка в своё время, гомери-
чески хохочу и хохочу и хохочу…