Вернётся ли Софья в институт?

      Новый учебный год приближался. Серёжа готовился к занятиям в корпусе, Люба – в гимназии, а Софья – в институте. Она с нетерпением ждала новой встречи со своим любимым учебным заведением.

      Софья пришла говорить с начальницей о предстоящем годе.

      Мадам Можайская, в блестящем тёмном шёлковом платье, с гладко зачёсанными и высоко поднятыми волосами, ждала её в кабинете. Там всё было по-прежнему, и лысый бюст Вольтера всё так же украшал помещение. Он был уже как традиция, как реликвия, как визитная карточка института. Казалось, пока институт будет существовать, так и французский вольнодумец, символом свободы духа, будет украшать кабинет начальницы. Впрочем, на него уже никто не обращал внимания, как не обращают внимания на привычный веник в углу.

      Елена Александровна давно уже обещала Софье, что даст ей часы в младшем классе по нескольким предметам. Она сказала:

      – Мадам Воронцова! На этот класс я поставила двух молоденьких, начинающих классных дам. Обе неопытны: и французская, и немецкая. Поэтому, – продолжала она, – я Вас попрошу, София Ивановна, действовать с ними согласованно, в триумвирате. Вы у девочек будете вести почти весь гуманитарный цикл, так что вы будете каждый день в классе. Помогите, пожалуйста, мадмуазель Орловской и фройляйн Эшке.

      Софья согласилась, но вышла из кабинета начальницы в некоторой задумчивости.

      Пожалуй, только сейчас до неё начало доходить, что её ожидает! И тут её встретила в коридоре инспектриса мадам Проскурина.

      – Софья! Как я рада Вас видеть!
      – Эмма Оттовна, я тоже всегда рада Вас видеть!

      Они теперь будут служить вместе.

      – Софья, Вы не уделите мне несколько минут?
      – Хорошо, мадам!

      Штольц повела её к себе в кабинет. Там у Эммы Оттовны был полнейший порядок. Книги, папки и разные учебные принадлежности были разложены по стеллажам и полкам. Только темновато было, так как инспектриса оформила кабинет стенными панелями тёмного дерева.

      Она показала на резное старинное кресло:
      – Присядьте! Нам надо поговорить!

      По лицу Штольц Софья видела, что разговор намечается личный.
      – Софьюшка! Вы действительно решились оставить дом, пойти служить в институт? Что случилось?! Владимир Сергеевич?..

      Софья увидела, что её классная дама взволнована, и улыбнулась ей успокаивающе.
      – Владимир Сергеевич и дети здоровы… Мы любим друг друга… Не тревожьтесь! Всё хорошо!

      По правилам хорошего тона, она не должна была откровенничать, но Софья знала, что Эмма всей душой переживает за неё и относится как к родной. Мадам Проскурина вздохнула с облегчением.

      – Софья, Вы давно обещались мне рассказать, как живёте, как детки, с кем из наших встречаетесь.

      Софья вспомнила, что, действительно, давно обещала классной даме всё рассказать, но отговаривалась занятостью. А теперь как же? Теперь надо будет уделять время службе, отрывать его от домашних.

      – Мадам, я молю Бога, чтобы не оставил меня своим попечением… - спокойным глубоким голосом произнесла она. - Вы хотите знать, счастлива ли я? Не сомневайтесь! Я всегда буду помнить, что моё счастье… - она взглянула на Эмму, поправившись, - наше с Владимиром Сергеевичем счастье... не могло быть возможно, если бы не Вы!

      Эмма смутилась.
      – Да что Вы, Софья! – Смущение, печаль и радость одновременно заиграли на лице фройляйн Штольц. – Не будем об этом. О деточках расскажите, Софьюшка!
      – Дети растут. Серёжа пятый год в кадетском, ему четырнадцать, Любе будет 12, она в гимназии. Верочке седьмой, бойкая девочка.

      – В маму… - отметила Штольц.
      Соня улыбнулась.

      – А маленькие? – поинтересовалась искренне классная дама.
      – Ванюшке пять лет с половиной, хлопот не доставляет. Мальчик умненький. Малышке Дине два года. Уже стремится к самостоятельности.

      – А как же Вы, Софьюшка, решились оставить деточек? Вашей младшей только два года! А служба в институте требует и внимания, и времени, и сил! Вы взяли так много часов!

      – Я хочу побольше бывать с девочками, чтобы создать с ними доверительные отношения!
      – Софья! А как же Ваши дочки, сыновья? Как Вы будете всё успевать? Это очень сложно! Как Вы могли решиться? Вам же не надо зарабатывать на жизнь?!.. У меня в голове не укладывается! – Эмма была в действительности озадачена и озабочена.

      Софья ответила позитивно:
      – У меня чудная нянюшка! Вроде родной бабушки! Поэтому я и решилась оставить детей.
      – Со-офья! Не полюбят ли малыши няню вместо Вас? – Эмма Оттовна вникала решительно во все мелочи. – А что сказал граф?

      Софья вздохнула.
      – Владимир… Он меня понял - что я не могу более ограничивать себя семейным кругом. Хотя сам был бы рад, если бы я всё внимание направила на дом, на детей и на него.

      – И Вы всё же настояли на своём и выбрали наш институт?!
      Дама была поражена. Но Софья только подняла подбородок повыше.
      – Эмма Оттовна! Я сама принимаю решения!
      – Ох, Софья, мало мы Вас наказывали! Я бы Вам уши надрала за Ваше своеволие!

      Отношения между ними были такими, что Эмма наедине могла себе позволить подобную реплику. Хотя эти слова немного напоминали Софье мадам Соколову. Соня ответила Эмме улыбкой. Дамы обнялись по-родственному.

      Инспектриса переменила тему. И тон её переменился - стал деловой, холодноватый, немного отстранённый, как будто она хотела стряхнуть с души все свои частные сомнения, говоря уже как должностное лицо.

      – А теперь, мадам, поговорим о деле. Вы выходите с первого дня, и у Вас сразу и русский, и словесность, и французский. Зачем Вы взяли французский? Мадмуазель Орловская вполне могла бы вести часы в своём классе!

      – Если она желает, я ей отдам их, мадам!
      – Я уточню этот вопрос, и либо я, либо мадам Можайская сообщим Вам решение. Я думаю, в этом классе Вам не стоит брать французский. Кстати, Лилии Николаевне дополнительный доход лишним не будет. - Штольц, зная Софью, намеренно сослалась на эту причину. - Со временем, Софья Ивановна, осмотритесь – решите, какие часы ещё взять! – сказала Эмма с нажимом.

      Эмма Оттовна всеми силами хотела помочь Софье, поддержать её:
      – Софья, я в Вас верю! …Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь!.. Впрочем, я знаю: Вы со всем справитесь и без меня!

      Софья с признательностью посмотрела на свою классную даму.
      – Я знала, Эмма Оттовна, что Вы за меня переживаете! Не волнуйтесь! Все мы выросли, повзрослели, теперь наша очередь отдавать молодому поколению то, что мы получили от вас, наших педагогов!
      - Вы и сами пока ещё молоды!

      Эмма слушала Софью, кивала, глядя во все глаза ей в лицо. Она желала ей счастья! А для Горчаковой счастье немыслимо, оказывается, и без любимого дела! Эмма хорошо понимала свою воспитанницу и коллегу и была с ней согласна. Дай ей Бог, Софьюшке!


      * * *
      Когда Софья вернулась домой, она прошла на кухню и там чем-то увлечённо занялась. У неё было прекрасное настроение, и улыбка предвкушения блуждала по её лицу, обрамлённому косынкой и чуть испачканному мукой. Её нашли и позвали к графу.

      – Я попросил нянюшку посмотреть за детьми, чтобы мы с тобой могли спокойно провести этот вечер! – сказал Владимир, ласково обнимая жену.

      Нянюшка в этом году у Воронцовых новая – Офимья Офимьевна, очень добрая и талантливая воспитательница. Любит рассказывать детям сказки, петь песни, говорить о старине, о том, как жили при господах! Ей лет, наверное, под семьдесят!

      Ванюшка зовёт её Ариной Родионовной (звук Р получается у него хоррошо!).
      – Ванятка, тебя кто подучил?
      – Никто, я сам! Люба рассказывала, что такая няня была у Пушкина! А может, это наша и была?! Она же откликается, когда я её зову!

      Нянюшка очень любила детей, и дети в ней души не чаяли! Всегда они вместе! Особенно маленькие: Ваня, Динка, да и Верочка.

      Всегда слышны детские голоса там, где видна голова нянюшки в повойнике. Ходила она в тоненькой душегрейке на овчинном меху поверх тёмной кофты, в тёмной юбке и мягких домашних полусапожках, чтобы ноги не мёрзли.

      Кстати, у кого получалось усмирить маленькую воительницу, так это у Офимьевны! Только что Вера бушевала, – глядишь: а уже сидит, учится носок вязать… А няня ей что-то шепчет, рассказывает.

      * * *
      Воронцов проводил супругу в столовую. Он был в штатском: чёрный костюм с ворсом ему необыкновенно шёл! Софья тоже успела переодеться. Владимир усадил свою даму в сиреневом буклированном платье за стол. Граф надеялся, что сегодня никто не помешает им.

      В доме давно уже газовое освещение. Но сегодня трепетный огонь свечей делал всю обстановку призрачной и как бы тающей.

      – По какому поводу романтический обед? – спросила Софья с особенным выражением лица.
      Глаза её светились, впрочем как всегда, когда она смотрела на Владимира.
      – В честь события, произошедшего 15 лет назад.
      – А что это? Что было 15 лет назад, война с турками?

      Софья нарочно делала вид, что не понимает.

      – Софья, ты ведь знаешь, отчего мне дорог этот день…
      – Отчего нам дорог этот день… – уточнила она. – Так ты предлагаешь тост?

      Наконец-то она больше не кормила грудью и могла позволить себе немного хорошего вина.

      – Мой тост всегда одинаков: за тебя! – сдвинул с ней бокалы граф.
      – А я пью за тебя, – возражала Софья.
      – Я люблю тебя, – говорил граф.
      – А я тебя люблю, – отвечала ему жена.

      Он смотрел на неё нежно, она так же. «Так что, и не поужинаем?» – мысленно спрашивала Соня, чуть приподнимая внутренние кончики бровей, как это умела только она.

      «Со-офья, не подкалывай!» – мысленно же отвечал ей Владимир и улыбался. В сущности, он и есть не особо хотел. Ему хотелось отметить этот день вместе со своей Софьей, воспользоваться поводом ещё раз сказать о своей любви, о своём счастье, поблагодарить жену.

      Соня таяла под его улыбкой.
      – Но всё-таки не стоит обижать поваров! – отвечала она, обменявшись поцелуем с любимым.

      К счастью, на этот раз ничто не помешало Воронцовым оценить кулинарные таланты слуг.

      Софья вдруг сказала:
      – Владимир, подожди минуточку: здесь чего-то не хватает.

      Пошла на кухню, принесла тарелку, накрытую чистой салфеткой. Слугам не доверила, хоть и графиня.
      – Ммм… Твои блинчики! Как я их люблю!
      – А ещё что ты любишь? – игриво поинтересовалась.
      – Софья, я не могу устоять, когда я вижу блинчики... и тебя...
      Продолжать фразу граф не стал, а принялся целовать свою жену…


      * * *
      Соня пригласила классных дам своего класса в институтскую столовую, чтобы вместе попить чаю. Самой ей уютнее было бы в кухне, у Пелагеюшки. Но Пелагея больше не служила в институте, да и приглашать классных дам вниз ей было неудобно.

      Лилия Николаевна Орловская, классная дама французского языка, – и впрямь была похожа на француженку: чёрные узкие, удлинённые глаза, чёрные, высоко поставленные, тонко очерченные брови, причёска вольная, с использованием щипцов, чёрные волосы развеваются вокруг головы, когда она идёт по коридору.

      Амалия Карловна Эшке – барышня с белыми прямыми волосами, собранными в пучок, с цепким взглядом серых глаз. Настоящая классная дама. Похоже, что Лилия Николаевна будет «доброй» классной дамой, а Эшке – «строгой». Немки вообще больше дисциплины требуют.

      Софья сидела с недавними своими знакомыми за давно привычным столом, покрытым белой крахмальной скатертью, и разговаривала.

      Черноглазая Лилия, полная собственного достоинства молодая дама, рассказывала о себе:
      – Я окончила Тамбовский институт благородных девиц и пепиньерский класс, но моего отца перевели в Москву, поэтому мы тоже переехали сюда. Моя начальница в Тамбове написала мадам Можайской, и Елена Александровна взяла меня в этот институт. А вы, Mesdames ?

      Немка ответила:
      – Наша семья давно уже живёт в России. Я окончила Николаевский сиротский институт, знаете – на Солянке?

      Софья кивнула: знаю!

      - Меня тоже рекомендовали мадам Можайской на свободное место классной дамы.

      Теперь обе смотрели на Софью. Та раскрыла пошире серые глаза и воскликнула с воодушевлением:
      – А мой институт – здесь! И родной мой дом недалеко, и живу я уже много лет по соседству, вон там! Восемь лет училась, потом три года служила учительницей, и опять пришла. Не могу без девочек!

      Классные дамы в силу воспитания, конечно, не спросили её, почему она оставляла службу на несколько лет. Зато им было интересно узнать, какие порядки здесь в институте, чего можно, чего нельзя.

      – Mesdames , меня самой не было на службе… – Соня посчитала, отведя глаза в сторону, – …семь лет. Так что я сама не знаю, какие тут новости. А вообще порядки у нас обычные. Строгость без жестокости. Я рада, что буду с вами вместе служить в нашем институте. Мне бы хотелось, чтобы наши требования к девочкам не расходились.

      Молодые дамы смотрели на Софью и гадали, насколько серьёзно мадам говорит эти слова. А ей приходилось брать инициативу в свои руки. Впрочем, Софье не привыкать.

      – У нас с вами в этом году младший класс, - продолжала она. - Это ещё дети. Они пришли из дома, они впервые в казённых стенах. Я думаю, главное – чтобы мы любили их, любили как своих детей.

      Фройляйн Эшке ответила:
      – Главное – порядок и дисциплина!

      Соня чуть не рассмеялась.
      – О! Так вы легко найдёте общий язык с нашей инспектрисой, Эммой Оттовной. Она всегда говорит то же самое.
      – Да, я познакомилась с этой милейшей женщиной!
      – Амалия Карловна, в действительности мадам Проскурина очень любит девочек, и она не мыслит жизни без нашего института!

      Лилия Николаевна сказала, что согласна поддерживать установленные порядки.

      - А я считаю: порядка и дисциплины надо добиваться любой ценой, во что бы то ни стало! - ответила Эшке.

      Софью такая безапелляционность немного покоробила. Она сказала:
      - Через любовь и уважение всё же легче установить порядок, чем через муштру и насилие.

      Собеседница промолчала. Лилия Николаевна беспечно заметила:
      - Поживём - увидим.

      Софья подытожила:
      - Так или иначе, будем готовиться к встрече с воспитанницами.

      На этом и распрощались, имея в виду каждая свои планы и представления о будущем.


      * * *
      Граф всё же чувствовал сомнения, одолевающие Софью, и снова заговорил с ней об институте и о её роли в семье.

      - Софья! Так ты всё же твёрдо решила возвращаться на службу в институт? - спросил он, сидя с книгой в кресле напротив камина.
      - Да, милый!

      Соня сидела рядом с ним. Она вышивала бисером какую-то фенечку по просьбе Любы. В то время была мода на балы в русском стиле, и в гимназии тоже собирались устроить такой же бал. А старшая дочь Воронцовых больше дружила с книжкой и с фортепиано, чем с иголками и нитками.

      - Софья! Ты - ангел-хранитель нашего дома! - сказал Воронцов.

      Он любовался супругой, занятой таким женственным делом! Он немнножко искушал её. Но Софья не поддавалась!

      - Ну что ты, я тебе уже говорила, что я не ангел! Я обычная земная женщина!

      Она это говорила давно - ещё до свадьбы. Но сейчас Софья имела гораздо больше оснований так высказываться, когда она стала женой и мамой.

      - Ты так ангельски-небесно это говоришь, что поверить трудно, Софья! Ты хранишь наш очаг, наш уют, наших детей!
      - И опять собираюсь покинуть дом ради института!
      - Зачем?
      - Чтобы чувствовать себя общественно полезным человеком!
      - Софья! А тебе не кажется, что рождение и воспитание детей - это общественно очень полезное занятие?!

      Глаза Владимира улыбались, хотя сам он был как никогда серьёзен. Софья воскликнула:
      - Мы с тобой обсудили этот вопрос два года назад! И ты не возражал!

      Софья помнила, как быстро супруг согласился и что это удивило её.
      Она встала и положила рукоделие в рабочую коробку.

      - А тогда мне казалось, что этот день никогда не наступит! - ответил граф несколько растерянно.

      Софье стало смешно. Всё-таки привычка прятать голову в песок может сыграть с человеком достаточно неприятную шутку. Она знала за супругом такую особенность, и ей было немного обидно за него, хотя она любила Владимира со всеми его привычками и изюминками!

      - Владимир! И всё же этот день вскоре настанет! - она подошла поближе к мужу.
      Он обхватил её за талию и прижал к себе, она тоже приникла к нему, как к надёжной защите.

      - Я вижу, любимая, какая ты вернулась сегодня из института: вся в колебаниях. Что случилось?

      Софья быстро улыбнулась, вспомнив давешний разговор со Штольц.

      - Владимир, тебе Эмма низко кланяется. Она собирается мне уши надрать, что тебя не слушаю и рвусь в институт вместо того, чтобы сидеть дома!

      - Но ты сама решаешь, что тебе делать в жизни!
      - Как я рада, что у меня самый любящий и понимающий муж!
      - По правде говоря, я понимаю, что ты уже больше десяти лет дома. Я езжу, строю дороги, у меня командировки, я дышу свежим воздухом! Я бы не смог так жить, в четырёх стенах!

      Софья это знала отлично!

      - Ты - мужчина! Офицер, выполняющий приказ. Я всегда знала, что ты будешь делать то, что ты должен. Долг - превыше всего!

      - Нам даже в отпуск съездить некогда!..

      Владимир почувствовал укор совести, что оставляет всё время свою жену, свою любимую женщину, без перемены обстановки. Софья ответила, будто услышав его мысли:

      - Кстати, Тата давно приглашает в гости! Но я обещаю тебе: я буду ждать, когда это станет возможным!

      Граф улыбнулся ласково:

      - Кто умеет ждать, тот дождётся! Ты - умеешь!

      - Может быть, тебе нужна была бы другая жена: домоседка, которая растворилась бы в муже и его делах, - сказала Софья задумчиво, будто бы про себя.

      - Софья! Нужна мне только ты!

      Воронцов понимал, что без полезного обществу дела его жена не будет чувствовать полного счастья. А её счастье было для него превыше всего.

      - Милая моя! Я желаю тебе успехов! И не разочароваться!
      - Благодарю тебя, Владимир, за то, что ты меня поддерживаешь, что ты меня понимаешь!

      Взаимопонимание с мужем и его поддержка было для Софьи наилучшим подарком! Она ценила этот дар судьбы выше любых драгоценностей.