Великолепное Рождество

      Так совпало впервые за много лет, что в семье не было малышей, которых страшно вывозить зимой за город, у Воронцова появилось свободное время и даже Бутовы оказались в Москве!

      Поэтому в рождественские каникулы 1894 года Владимир Сергеевич предложил поехать в деревню, в подмосковную.

      Соня, дети, Евгений и Надежда обрадовались и согласились.

      Только Воронцовы очень удивились, увидев, что родители не взяли Манечку.
      - Почему? Где Манечка-то?

      Наденька слегка покраснела и объяснила:

      - Её на каникулы отпустили из института, но Елена Васильевна собралась к себе в Пензу - у неё там какое-то дело, - и Манечка попросилась поехать с бабушкой.

      - Она говорит, - добавил Евгений, - что в институте устала от большого количества людей, детей, а с бабушкой вдвоём она побудет с удовольствием.

      - Жаль, - опечалились Воронцовы.

      Что-то тут было не то! Но Софья и Владимир не то что с Бутовыми, - они между собой не будут обсуждать дела друзей. Если, может, только Серёжа с Любочкой пошепчутся.

      - Странная она какая-то, эта Манечка!
      - Отказалась ехать в деревню!.. Институ-утка!
      - Тш-ш, что ты, Люба! Не говори так! - торопливо, словно боясь, что кто-то услышит, зашептал Серёжа. - Наша мама тоже институтка! И её подруги! Смотри, они какие весёлые, общительные, дружные!

      И Люба призадумалась над словами Серёжи.

      - Пожалуй, братец, ты прав! Ну, её дело!

      * * *
      Ехать было недалеко, на северо-запад от Москвы. Называлось имение Воскресенское - просто по церкви, которая там стояла.

      Кстати, церковь была необычная: каменная с шатровым навершием, как в деревянном зодчестве. Она была чем-то похожа на храм в знаменитом селе Коломенском. Побелка местами стёрлась (Воронцов заметил и ругался, велел весной тотчас побелить!), обнажился рыжеватый кирпич, но зима пыталась запорошить все изъяны снежком и инеем. Поэтому на шатровой крыше получился такой необыкновенный нерукотворный орнамент, что все любовались!

      Дом в Воскресенском был небольшой, двухэтажный. На первом этаже парадные комнаты, на втором - спальни. Зимой хотелось подольше бывать наверху: там теплее. Но ёлочку поставили в нижней летней зале. Дольше простоит! А чтобы не замёрзнуть, когда дамы будут танцевать в лёгких платьях, граф обещал разжечь камин!

      Воронцов сам ходил в лес выбирать ёлочку, с ним были Бутов и Серёжа. Мальчик был очень горд: его причислили к взрослым мужчинам! Ещё с собой взяли Петра для помощи.

      Евгений фыркал, взглядывая на Петра. «Прости, но ты в этом зипуне - как партизан в 1812 году! Гроза французов!» Пётр помалкивал. Что ни говори, но этот друг барина - непонятный человек! Чего ему от Петра надо?

      Воронцов повёл на поляну с красивыми деревцами. Выбрали ёлку до потолка, более трёх аршин высотою, с правильно расположенными зелёными лапами, срубили, перевязали и потащили. Серёжа старался не показывать, что боится уколоться, - отец точно сделает замечание за неподобающее поведение.

      Когда граф с Петром установили деревце в комнате, позвали Любу, Софью и Наденьку - наряжать! Миша, Николка, Вера, Ваня и Дина остались с нянюшкой. Им в залу нельзя было заходить до поры!

      Наденька и Софья увлечённо мастерили игрушки. Вскоре к ним заглянул Серёжа и присоединился к работе. Какие красивые и разноцветные получались шарики из папье-маше, ангелочки и клоуны из проклеенной ваты, покрытой блёстками, орешки, завёрнутые в золочёную бумагу с бантиками! А Любочка развешивала игрушки на ёлку.

      После долгих уговоров Воронцов разрешил укрепить на еловых лапах маленькие свечи.
      - Сам буду следить за огнём, чтобы не было пожара, - задали вы мне задачу! - заворчал он.

      Софья подумала: «Ого! Стареет наш папенька! Раньше и помыслить было невозможно, чтобы Владимир - ворчал!»

      Она подошла к нему, легонько обняла и поцеловала в щёку.

      Когда ёлка была украшена, Софья сказала:
      - Сегодня в церкви Рождественская служба. Я иду. Кто со мной?

      Любочка, конечно, захотела пойти. Владимир Сергеевич и Серёжа собрались за компанию со своими женщинами. Наденька сказала:
      - Люблю Рождественскую службу: она очень красивая.
      - Одевайтесь понаряднее: крестьяне будут на вас смотреть! Надо выглядеть празднично! Мы же из Москвы приехали!

      В церкви яблоку негде было упасть. Свечи горели вовсю, так что было жарко стоять в зимних шубах! Золотом горели одеяния священника и служек. Люба обратила внимание, как все расступились при виде графини. Софья прошла вперёд и внимательно слушала, что читал священник. Спас Нерукотворный смотрел чёрными печальными глазами с образа, покрытого позолотой. Софья клала земные поклоны.

      Любочка тоже молилась вместе со всеми и радовалась. «Христос раждается, славите!» - пел хор. Дьякон провозглашал историю рождения Спасителя нашего Иисуса Христа. Общее радостное настроение царило в храме.

      Но стоять всю ночь на службе было невозможно: дома ждали гости и дети. С сожалением Софья уходила из церкви. «Нехорошо так!» - думала она. Софья положила солидное пожертвование на поднос. Крестьяне за ней следили внимательно.

      На следующий день, в Рождество, когда выспались, все пошли гулять в парк.

      Это был обычный усадебный парк: одна половина, ближе к дому, - французский регулярный, с cour d'honneur*, с куртинами, подстриженными кустами и деревьями, с площадкой "Солнечные часы", с беседками, а подальше - английская дикая часть. Пруды простирались и на этой, и на той половинах парка.

      Сейчас парк был весь засыпан снегом. Дети нашли склон, с которого было очень удобно скатываться. Серёжа где-то сразу отыскал фанерку, усевшись на которую, можно было ездить с горы! Девочкам, конечно, подавай санки, и Пётр побежал искать этот предмет зимних забав в сарае. Вера тоже завладела фанеркой, и оттащить её от горки было невозможно! Только обещание прокатить на лошадях в настоящих деревенских санках умерило её стремления.

      Миша с Николкой сразу начали кидаться друг в друга снежками: снег был липкий, и его было много! Серёжа и Евгений Петрович тоже присоединились к ним.

      Детям хотелось попробовать все деревенские забавы. Было холодно, и, проверив лёд на пруду, отец разрешил покататься на коньках. Коньки привязывали прямо к валенкам. Мальчики катались очень хорошо - было видно, что не впервые стоят на коньках. Вера на удивление быстро научилась. Маленькая, юркая, она шныряла между катающимися. Софья с Наденькой решили тряхнуть стариной и покататься. Они попросили всех взяться за руки и крутили на льду очаровательную змейку.

      Только Люба не осмелилась встать на коньки. Зато она катала маленькую Диночку и Ванюшку на санках.

      Дома их ждал праздничный обед, который был съеден с большим аппетитом, потому что все проголодались после прогулки на морозе.

      Затем водили хоровод возле наряженной ёлочки, и Люба села за фортепиано, заиграла вальсы, польки и краковяки. Все танцевали. Офимьевна обещала показать, как пляшут русского. Любе тоже захотелось попробовать сплясать с нянюшкой.

      Но Офимьевна сказала, что под рояль русского не пляшут. Воронцов ответил, что знает в деревне одного умелого балалаечника - Семёна Семёныча.
      - Пётр! Пойди в деревню, найди Семёна Семёныча!
      - Будет сделано! - отрапортовал верный Пётр.

      Вихрастый балалаечник с пшеничными усами, в красной рубахе, в чёрных портах, заправленных в сапоги, сидел у ёлочки и играл русские плясовые мелодии. Люба с нянюшкой танцевали, все хлопали в ладоши. Наденька заметила:
      - Любочка, к этому танцу надо широкую русскую юбку и шаль!

      Конечно, конечно, тут же захотелось сыграть в ряженых! Ну куда же Святки в деревне - и без ряженых! Начался подбор костюмов. Софья и граф вспоминали танец Маши Кутайсовой и Лизы Шереметевой, Машин неудавшийся побег... Молодость, молодость!..

      - А куда же мы поедем? К кому?
      - А какие есть здесь соседи?
      - Соседка Прасковья Петровна Черноглазова и её две дочери в имении Черноглазовка.

      Туда и отправились, и Верочке было катание на лошадях. Она внимательно смотрела по сторонам, на белые покрывала полей, чёрные силуэты деревьев, а когда ехали по деревянному мостику через речку, то на лёд, похожий на толстое стекло.

      Владимир Сергеевич подумал о том, что этой зимой погода сносная и урожай озимых обещает быть высоким. Значит, голоду конец, слава Богу!

      К Черноглазовым заявились ряженые! Это была кудрявая чёрная барыня в шлафроке на вате, держащая всё время под руку печального Пьеро с нарисованными слезами. Затем явился Кощей Бессмертный в чёрном костюме, расшитом серебряной фольгой, изображающей кости скелета. Его сопровождал целый отряд чертенят с рожками и размалёванными рожицами! Диночка была одета маленькой крестьяночкой в красном сарафанчике до пола, белой кофточке, нагольном полушубочке и красном в цветочек шерстяном платочке! С ней была юная русская красавица в длинной широкой юбке, в набивной полушерстяной шали и с толстой белой косой!

      Граф и графиня рядиться не захотели, сопровождали разноцветную свою компанию в цивильном виде. Пальто у них были городские: у Владимира Сергеевича чёрное драповое, а у Софьи Ивановны - неснашиваемое овчинное, облицованное сине-лиловым плюшем.

      Ряженые стали колядовать:

            Коляда, коляда! Отворяй ворота!
            Дайте коровку, масляну головку!
            Кто даст пирога - тому сена во стога,
            Кто не даст пирога - мы корову за рога!

      Дамы обрадовались гостям, подыграли им. Хозяйка, крупная барыня в сиреневом платье - модный цвет в этом сезоне, - представила своих дочерей: Долли (Дарью) и Полину. Все трое были тёмно-русые. У Полины взрослая причёска, подобранные наверх волосы, а у Долли пока ещё длинная коса с шёлковой лентой, как и у Любы. Любе тринадцать, Долли - пятнадцать, а Полине уже шестнадцать!

      Приехавшая молодёжь обратила внимание на вертеп - макет сцены Рождества Христова, установленный около ёлки. Хозяйки рассказали, что делали всё сами: и фигурки Марии, Христа и Иосифа, и ягнёнка, и осла, и бычка, и ясли, и волхвов, и Вифлеемскую звезду, и ангелов.

      - Давайте разыграем представление! - предложила Софья.

      Она хорошо знала Писание, подсказывала слова. Впрочем, те, кто постарше, знали свои роли, а малыши сидели, слушали и смотрели сказку. Затем попили чаю. Воронцовы пригласили Черноглазовых к себе. Те согласились.

      * * *
      На следующий день Черноглазовы приехали в гости в Воскресенское. Разговаривали о гаданиях. Вообще-то, в курсе гаданий была Офимьевна, заинтересованной аудиторией, пожалуй, были только девочки: Любочка, Долли и Полина.

      А мамы - Надежда Николаевна, Софья Ивановна и Прасковья Петровна - уже вышли из этого возраста. Но Наденька, пожалуй, так не считала.
      - Расскажите, Ваше сиятельство, как Вы гадали! - попросила она Софью, лукаво улыбаясь.

      Девочки, услышав это, горячо поддержали мадам Бутову!

      - Ну пожалуйста, маменька! Расскажи про гадание! - просила и Люба.

      Софья отнекивалась, говоря, что она не верит во все эти гадания... Но барышни очень просили.
      - Хорошо, расскажу! Только обещайте мне, что не станете лазить в чужой дом!..

      Девочки страшно удивились.

      Софья рассказала, что надо посмотреть в полночь в зеркало в заброшенном пустом доме, и там... суженого увидишь!
      - Ай, ай! - закричали девочки.
      А Воронцов, разговаривавший с Бутовым в другом углу гостиной, кинул взгляд на женский кружок и усмехнулся.

      - Ну и как, мадам, неужели у кого-то это гадание сбылось? - спросила скептическая Долли.
      - Я бы предпочла не отвечать на этот вопрос!
      И так Святки в деревне породили очень много вольности.

      Офимьевна объяснила, как гадали с кольцами на подблюдные песни. Девочки решили попробовать. Так можно не только на суженого гадать, но и на урожай, на богатство и на всё, что важно для крестьянина. Принесли миску с водой, чистую тряпочку из белёного полотна, у всех женщин взяли по кольцу или серёжке и сложили в блюдо с водой под тряпочку, чтобы не подглядывать. Офимьевна пела обрядовые песни, под которые вынимались вещички из блюда. Год сулил перемены - интересно, какие? И только Софье вышла... потеря.

      Она опечалилась.
      - Соня, не обращай внимания! Это всё ерунда! - сказала Наденька.

      Нянюшка ещё рассказала девочкам, что можно выйти за околицу и послушать, какие будут звуки раздаваться. Если песни и гармошка - год будет весёлый, а если похоронный плач и скрип деревьев в мороз - то к несчастью. Барышни загорелись бежать немедленно слушать!

      Отговорить получилось, только принеся петуха и мешочек зерна, которое было разложено по пяти кучкам, по числу незамужних барышень. Петух побродил вдоль кучек зерна и выбрал одну, которую и клюнул! Первой замуж, значит, должна выйти старшая девочка, Полина. Она закраснелась от смущения.

      Мише и Николке все эти девичьи бредни уже порядком поднадоели. Они подбивали Серёжу пойти побегать на дворе. Однако юный Воронцов не мог лишиться общества девиц Черноглазовых! Обе были примерно его ровесницы. Он прямо даже не знал, какую выбрать! На одного кавалера сразу две дамы!

      Долли и Полина бросились показывать Сергею Воронцову свои таланты! Они играли на рояле, они танцевали с Серёжей по очереди, они загадывали загадки, они делали своими веерами какие-то загадочные движения. Серёжа всё равно в них ничего не понимал.

      Вечером он, как давно уже не делал, пробрался в мамину комнату.
      - Маменька! Можно с тобой поговорить?
      - Я очень рада, Серёжа, что ты пришёл ко мне!
      - Маменька! Что это было?
      - Ты о чём?
      - Ну вот Долли эта, Полина... Барышни...
      - Тебе они понравились?
      - Знаешь, маменька, они бы мне понравились, если бы они... не старались понравиться... Они... Извини, мама... Они какие-то провинциалки!

      Ну вот, оказывается юный граф Воронцов у нас - сноб! Софье было несколько неприятно это слышать.
      - Что ж! Они свежие как розы, румяные как яблочки. Они здесь в деревне живут, не видят столичного лоска, - объяснила мама.
      - Избавь меня, пожалуйста, от дальнейшего общения с ними!
      - Хорошо, Серёжа, мы с папой учтём твои пожелания. Но всё же надо к людям относиться более снисходительно!

      * * *
      Бутов всё порывался пойти на охоту. Воронцов отвечал ему только одно: «Уволь, уволь, друг!» Граф вообще не увлекался охотой, да и хозяйственных дел в имении накопилось очень много, и он все дни был занят: счета, документы, смета на ремонт и строительство, разработка эскизов и прочее.

      Удалось заставить Петра составить компанию охотнику. Двух зайцев загнали, добыли. Собака бегала, лаяла почём зря. Воронцов смеялся: «Опростоволосился твой сеттер!»

      Бутов рассказывал, как всё прошло:

      - Мы почти дошли до посадок, рассредоточились. Я поставил Петра на номер и пошёл вперёд. Расхватай бежал передо мной. Саженях в семидесяти от меня, ещё дальше сеттера, из посадок выскочил заяц и сел. Огляделся - и вновь исчез в посадках. Спустя некоторое время, слышу: вдалеке раздался выстрел. Наверное, Петруша твой постарался, думаю! Пустил собаку. Расхватай то появлялся из посадок, то вновь исчезал. Загон получился длинным, но выбирать, знаешь, не приходилось. А когда до номера, ну, в смысле - до Петра, - осталось чуть более пятидесяти саженей, из посадок, саженях в пятнадцати от меня, заяц каак выскочит! И рванул в поле!

      - И сбежал заяц? А добыча-то откуда?!

      Воронцов улыбался. Бутов продолжал:

      - Я его отпустил подальше и - выстрелил! А зайчишка, перевернувшись в воздухе раз, наверное, пять...
      - Да не может быть! - вставил Воронцов. - Это циркач какой-то, а не заяц!

      -...Ну, пару раз...
      - Так-то оно правдоподобнее!
      - Нет, ты послушай! Короче, перевернулся заяц, а потом растянулся на снегу. Тут Расхватай подскочил к добыче и начал терзать её. Пёс буквально насел на зайца!

      - И как тебе удалось отобрать его у собаки?

      - Да уж отбил как-то! Не без усилий, не скрою, но отбил! Я ведь, как истинный легашатник, знаю специальные слова! Как заору на него: «Отрыщь!!!», «Даун!!!»** Вольдемар! Это была неравная борьба! У него знаешь какие зубы! У меня таких нет!

      Воронцов захохотал, представив, как Евгений зубами рвёт у собаки зайца! Но Бутов продолжал самозабвенно:

      - Пока приторочил его к широкому ремню, пока похвалил Расхватая и вернулся к посадкам, прошло какое-то время. А там, у посадок... Твой обычно сдержанный Пётр, смотрю, улыбается и демонстрирует мне приличного русака! «Интерресно!» – думаю. Ну, я его поздравил с полем. Так что будет нам сегодня жаркое из дичи!

      Верочка была счастлива, что папа дал ей покататься на лошади. Это была не Белоножка, а другая, местная лошадь. «Будь осторожнее! Смотри, чтоб она у тебя не поскользнулась!» - предупреждал он. Однако осторожность и Вера - две вещи, в общем-то, несовместные... Тут папе надо быть внимательным за двоих!

      Вера держалась как заправская наездница. Она вцепилась в шею лошади, а ногами обхватила её бока. На обледенелой дороге животное шло неровно, но тряску Верочка выдержала. Папа её похвалил.

      Когда вернулись в дом, все дети получили сладкие подарки от кондитерской фабрики Эйнем (граф заказывал в Москве).

      Любе достались вместе с шоколадом ноты «Шоколадного вальса», и она тотчас же побежала разбирать его на рояле. Серёже подарили коробочку со сладостями под названием «Ампир», но он сделал вид, что не любит сладкого: мужчина же! И угостил своими конфетами маму и Надежду Николаевну Бутову.

      А когда Вера открыла свою коробку с сюрпризом, она увидела, что там кукла! Вера закричала: «Мне не нужна кукла! Я не буду играть в куклы!» И чуть не швырнула её. А швырять куклу нельзя было: у неё ручки, ножки, личико фарфоровые - разобьются! Мама сказала: «Хорошо, я положу пока эту куколку в шкаф, до Динки. Подрастёт девочка - будет играть. А ты-то, Вера, без подарка останешься!»

      Софья не наказывала детей. Не считала нужным. Родители Воронцовы всегда делали то, что, по их мнению, необходимо детям, но сюсюкать и потакать капризам тоже не собирались.

      * * *
      Граф уже лежал под пухлым одеялом и смотрел на Софью, которая завивала на папильотки длинные светлые волосы и сидела перед зеркалом в серо-голубом стёганом домашнем капоте (накидка с прорезью для рук или с маленькими рукавами).

      - Спасибо тебе, Владимир! Рождество прошло великолепно! Я такого даже не ожидала! Я никогда в жизни не испытывала подобного удовольствия! Зимой в деревне так хорошо!

      Воронцов был рад угодить жёнушке. Сейчас, казалось, он замурлычет! Но сказал он немного о другом.

      - Софья! Хорошо, что мы успели! А то наши дети скоро уже вырастут, а зимой в деревне ни разу не бывали!
      - Да, любимый, скоро вырастут. На Серёжу уже барышни начали заглядываться...
      - Разве?

      Владимир, как всегда, ничего не замечал и ничего в женском поле не понимал. Он видел только Софью, только она существовала для него в мире. Софья засмеялась, разделась и тоже улеглась в кровать.

      - Как я люблю твой смех! - воскликнул граф.

      Муж любил в Софье всё! И смех тоже. Поэтому он тут же начал целовать её.



Примечания:

* Парадный двор - часть типичной дворянской усадьбы.

** «Назад!», «Лежать!»

Фабрика Эйнема - это сейчас «Красный Октябрь».