Часть I Безумие. Глава 1-Беззаботное студенчество

                ОДНАЖДЫ В РОССИИ

                Я знал одной лишь думы власть,
                Одну, но пламенную страсть:
                Она как червь во мне жила,               
                Изгрызла душу и сожгла.
               
                М.Лермонтов «Мцыри»


                Часть I

                БЕЗУМИЕ


                Глава 1
                Беззаботное студенчество

                Я ждал это время, и вот это время пришло,
                Те, кто молчал, перестали молчать.
                Те, кому нечего ждать, садятся в седло,
                Их не догнать, уже не догнать.

                В.Цой «Спокойная ночь»

Россия. Острогорск. Ближайшее будущее

Жизнь – штука сложная. Постоянно преподносит разные сюрпризы. И веселые, и грустные. И порой невольно думаешь – а есть ли смысл в жизни? А в смерти? Настораживает только один факт. А что, если эти два взаимоисключающих параграфа оба бессмысленны? А почему? Да все потому что, как бы жизнь не била, но пока ты не выполнишь свою миссию, с тебя не будут сняты обязанности данные свыше. А они есть. Ибо, если не поймешь, зачем ты послан в этот мир и что ты обязан выполнить, все твои действия будут до боли простым банальным очевидным бредом, через который проходит каждый. А что смерть? А смерть еще более бессмысленна. Можно неоднократно дезертировать из жизни, неоднократно приближать свою кончину, неоднократно пытаться закопать себя и просто медленно ожидать в тишине и спокойствии своего срока за простым повседневным делом… Нет. Ты еще не однократно вернешься, и даже после смерти, пока не решишь поставленную перед собой задачу.
Эти мысли еще долго меня не покидали. Не покидали днями, неделями, месяцами… Они еще долго кружились как безумный осенний листопад в моей уставшей голове. Они еще долго мне мешали спать, постоянно донимая меня, словно ночные кошмары – те самые побочные действия, которые вызывали у меня препараты и прочая хренотень, которой меня неоднократно накачивали. Мне довелось все это пережить, и я пережил. Но выводы, исходя из этой ситуации, я делал еще долго, очень долго. Начиная с того самого дня, с той самой минуты, когда меня все таки выпустили из психиатрической больницы…
А началось все это несколько лет назад, в годы беззаботного студенчества, когда моя неотесанная душа еще просила какой-то глупой романтики. Хотя, что тут говорить. Держать себя в каких-то рамках и зарывать куда-то все свое вдохновение, которое зачастую прет из тебя куболитрами – это не здорово. Этого мне не понять…
Медленно наступавший на наш город по чьему-то беззаботному приказу октябрь выдался на этот раз еще не таким холодным, как казалось. Однако утренний студеный дух осени уже не покидал нас в старых квартирах, общагах и аудиториях того самого ВУЗа, где я учился. Конечно, ранняя осенняя прохлада давала слабую надежду на то, что скоро мои стильные подружайки сменят летние юбочки на кожаные брюки и обтягивающие леггинсы, что плавно подчеркивало их изящные формы. Но были и минусы. Зачастую осень отбивала всякое чувство романтики, отзываясь неистово не по-осеннему глубокой болью в горле и выливаясь впоследствии расквашенным простудным гноем в неуспевающие высохнуть носовые платки.
Чтобы хоть как то облегчить комфорт нашего мерзнущего населения, один из моих близких друзей, обучавшийся на два курса младше, воспользовался этим случаем, приспособив его для собственной же пользы. Он устроился работать машинистом в нашу котельную, которая автономно отапливала весь наш студенческий городок. Но из-за нехватки трудолюбивых добросовестных рабочих, отопительный сезон зачастую запаздывал на добрых два, и даже три календарных месяца.
Моему другу эта работа давалась легко. Он быстро облюбовал себе небольшую каморку в здании кочегарки, где мог проводить после занятий все свое время, параллельно работе. И зачастую даже ночевал там. Володька, или «Добрый кот», как прозвали его близкие друзья за бесконечный оптимизм, беспечность и всестороннюю приспособленность, справлялся с заданиями довольно быстро. Да и учился он в принципе посредственно. Первым по успеваемости студентом быть даже и не думал. Просто старался понимать учебу и брать самое главное. Потому, наверное, так и приспособился быстро к жизни. С работой по специальности работать у него получалось не всегда. Да и как то не особенно брали на работу студентов первых и вторых курсов. Но Володьку это как-то не сильно пугало, и он пытался хотя бы немного, хоть одним боком прибиться поближе к профессии, которая впоследствии должна была стать его хлебом. Кем он только не работал. И верстальщиком, и оформителем, и даже сторожем в одной архитектурной компании, где он мечтал получить в скором времени повышение, но не получил. Прошедшее лето он проработал полностью на стройке. Туда, конечно, его взяли с руками и ногами. Согласитесь - молодой, крепкий, сильный, голова есть, руки есть, спиртным не балуется, на работу не опаздывает. Просто идеальный пример молодого строителя светлого будущего. Но новый элитный дом в центре нашего родного Острогорска был достроен раньше срока, ничто больше Владимира на объекте не держало, и он, увы, очередной раз попал под сокращение. Но и это его сильно не дрогнуло, и уже в конце июля сего года Вова стал заниматься разработкой дизайна мебели, зарабатывая средства для обустройства своего беззаботного быта. Правда и с той фирмой Вовочка про дружил всего пару месяцев, и опять оказался на улице. Данный случай с кочегаркой стал для него новым спасением, и, возможно, надолго. Вовке была по душе эта работа, несмотря даже на небольшую зарплату. Ему много и не надо было. Котлеты в студенческой столовой стоили копейки, а крыша над головой у Вовки и так была. Хотя дома в кругу семьи он любил проводить мало времени, если только по выходным. В каморке ему как-то было выгоднее работать и ночевать. Администрация нашего ВУЗа и завхоз ему доверяли. Я зачастую наведывался вечерами к Володьке. И не только я. У него собирались многие наши друзья, кому была небезразлична молодость, которая, как вы знаете, увы, не вечная.
Вечера в дружной компании, что то вроде квартирников, гитара под рукой… Что может быть круче? Наверное, ничего. Наверное, так думает тот, кто постоянно этим живет. А таких было немало в те прошедшие времена. Были такие, которых на все время запомнила наша страна и наша современная история и культура. А ведь и они тогда жили тем же, чем и мы.  Цой, Гребенщиков, Науменко, Башлачев… Каждый мечтал нести свою философию в массы, пробиваясь сквозь нелегкие времена перестройки и преследований, подпольные концерты и попытки хоть как то пролить свою душу на свет, что бы хоть один услышал… И, наверное, каждый ожидал то время, когда его песни станут не нужны. Не потому что уставал от творчества или хотел сменить поле деятельности, а потому что просто верил что вот – настанет то самое заветное время, когда их слова уже будут не актуальны, потому что то, о чем они пели, закончилось. И что теперь обязательно для людей, уверенных в завтрашнем дне, перед тем, как шагнуть в новую эру, наступит спокойная ночь, когда можно смело абсолютно всем пожелать друг-другу спокойного сна.
Вот только когда наступит это время, пока никому неизвестно. Хоть и прошло уже не мало с тех пор, даже очень. А все равно, до сих пор думаешь – а все ли люди вокруг меня счастливые? А всем ли я могу пожелать спокойного сна перед завтрашним днем, когда «сегодня» уже станет «вчера»? Не, как то с трудом верится…
И мне с трудом верилось в ту осень – правильную ли я выбрал стезю, что из всех творческих направлений выбрал именно профиль архитектора? Правильно ли я сделал, что вообще начал этим заниматься? А вообще, стоило ли мне начинать заниматься творчеством? С учебой я кое-как справлялся с большим, правда, трудом. Первый год особенно. Теперь искал работу. Но, к сожалению, все попытки найти работу по своей специальности для меня обернулись неудачей. То руководители попадались бестолковые, то вакансий не было, то просто рожей не вышел. Да, наверное, не один известный музыкант, или поэт, или художник не работал по своей специальности, которой он обучался в своем учебном заведении. Многие были вынуждены первое время зарабатывать дворниками или кочегарами. И только потом, когда кому-нибудь улыбалась удача, он вдруг становился легендарным музыкантом и собирал целые стадионы. А потом, внезапно, словно погасшая звезда, падал с небосвода в вечность. Наверное, такова судьба многих гениев. Сперва приходится долго скитаться, искать себя, неистово трудиться. Потом достигать неприступных высот, становиться чуть ли не одним из самых признанных, активно пытаться жить и совершенствоваться… А потом в самый непредсказуемый момент быть отозванным на тот свет, якобы выполнив свое задание доказывая всем о своем бессмертии. Наверное, так оно и есть. Было и будет. С давних времен…
А мне очень хотелось заниматься тем, чем я хотел. Но многие были безразличны к моему творчеству. А все, потому что у меня просто не было возможности хоть как-то немного заявить о себе, хоть как-нибудь высказаться. Друзья еще немного меня понимали. Большинство не понимало меня вообще.
Все равно, я никогда не пытался уходить куда-то в сторону, зарывать себя, терять свое лицо. Я пытался проявлять себя активно во всех университетских делах, учебе и общественной жизни. Преподавательский состав относился ко мне более ли менее нормально. Наверное, это позволяло мне быть какой никакой, а все же клеткой одного нашего большого университетского организма. Хотя мало кто из творческих людей желал жить в системе. Многие мечтали ее ломать всеми способами. Постепенно и я начинал понимать, что жить в системе – значит, опять загонять себя в определенные рамки.
Выходом из ситуации стала обыкновенная столярная мастерская, которая находилась на окраине Острогорска. Небольшое здание затерялось среди старых двухэтажных домов довоенной постройки. Здесь я и начал зарабатывать свою копейку. Работа была такая, что не похвастаешься. Но, как известно, у народа нет плохой работы. Это мне неоднократно подтверждал мой старый добрый знакомый, который еще когда то давно жил в нашем доме. Он был далеко не молод, и теперь, выйдя на пенсию, подрабатывал в столярной мастерской оформителем и резчиком по дереву. Благодаря нему, там я и оказался. Анатолий Маркович, как звали того человека, был как и Владимир, очень добродушным открытым человеком с таким же безбрежным оптимизмом. Теперь же, когда после сорока плодотворных лет в школе физкультурником, Анатолий вышел на пенсию, для него началась самая плодотворная жизнь. Многие пожилые люди воспринимают уход на пенсию как двери в старость, один из завершающих этапов жизни, пору, когда неоднократно приходиться переосмысливать прожитую жизнь, задумываться, в чем же был ее смысл. Анатолий все принимал по-другому. Несмотря на то, что учителем он уже не работал, он все равно нашел способ, как часто видеться с любимыми учениками. Теперь он открыл в нашей старой средней Острогорской 111-ой школе кружок по занятиям гитарой и небольшой бардовский клуб. Школьники к нему тянулись. И не только… Студенты, молодежь, все кто не безразличен к музыке и гитаре – все тянулись к нему. И это стоило того. Еще Анатолий очень любил рисовать, дружил со многими Острогорскими художниками, включая наших институтских художников-предметников, а в свободное время занимался, как я уже сказал, резьбой по дереву и любил мастерить различные поделки. Потому и уход на пенсию для него был не как принятие статуса пожилого человека, доживающего последний этап своего существования, а наоборот, как новый жизненный виток, когда самое время посвятить себя творчеству, любимым делам и просто заслуженному отдыху. Авторская песня и игра на гитаре были для Анатолия каким-то отдельным занятием, я бы даже сказал, отдельной историей. Я сам зачастую заглядывал в его клуб и предпочитал зависать там подолгу. Были у меня там и свои отдельные, вне университетские друзья-товарищи. Их общество оказало на меня влияние, достойное отдельной истории…
Так вот значит и устроился я в мастерскую. Когда мы заводили с Анатолием разговор о работе, где и как можно устроиться по специальности, он с присущей ему улыбкой и рассудительностью любил повторять одну и ту же фразу: «Ну, Демьян, надо все делать просто и последовательно. Находишь любую архитектурную фирму, там, компанию, и просто устраиваешься к ним. Сперва, дворником, потом сторожем, потом лаборантом, потом настройщиком компьютеров и аппаратуры, потом, потом, потом… Ну, в общем, так до самого архитектора». Фраза вызывала у меня улыбку. Конечно, мой старший, но близкий товарищ подразумевал все в утрированной форме. Но вышло все на самом деле один в один к сказанному. Я работал сторожем в мастерской, и только иногда мне удавалось работать у Анатолия подмастерьем. Резьба по дереву мне нравилась. Именно этим занятием я и хотел в данный момент заниматься. И, наверное, больше всего.
Ко всему постепенно привыкаешь. Деятельность хоть и была не лучшей, но все-таки  как-то немного меня оправдывала. Лучше хоть чем-то заниматься, пусть и не самым престижным, чем вообще быть никем. Вернее,  тунеядцем и спиногрызом, сидящим на шее собственных родителей.
От берега я вроде отчалил. Но о своих успехах было хвастаться еще очень и очень рано. Университетская жизнь шла своим чередом, собственно, как и должна была идти. Ничего нового, но на одном месте и не топтались. Какой никакой, а учебный опыт постепенно накапливался. Если только пока на теории… О работе я пока сказать ничего не мог.
Единственной отдушиной для меня оставалась музыка, и все, что было с ней связано. Именно оно мне казалось еще не паханым полем для деятельности. Творчество всегда мне было по душе. Но чтобы творить, надо постоянно совершенствоваться. Как ни крути, а профессионализм везде нужен. Хотя я всегда считал, что достичь опыта можно только тогда, когда не перестаешь делать то, что ты должен. Я пытался. Не всегда конечно получалось. Да и как то совесть подсказывала, что я не должен заниматься этим, или хотя бы оставлять всю творческую деятельность на второй план. А я не мог. Потому что самое страшное, когда тебя кто-то пытается лишить любимого дела, которое ты готов делать всегда, при любых обстоятельствах. Намного страшнее оказалось то, что лишить меня любимого дела пытался не кто-нибудь, а я же сам. Точнее моя совесть. Вот и возникла перед моими глазами дилемма – или заниматься тем, чем мне действительно хочется, но оно может оказаться просто невыгодным, либо, же продолжать следовать постижению своей солидной профессии, чтобы хоть немного, но все-таки устроиться в этой жизни. Я не говорю, что мне не нравилась моя специальность. Я ее предпочитал, даже очень. Вот только зачастую выполнять поставленные задачи приходилось абсолютно из последних сил. Больше пугало то, что после пяти лет усиленного обучения может не найтись подходящей работы. Конечно, за последнее десятилетие в нашем государстве рабочий вопрос стал решаться в лучшую сторону. И я верил, что непременно смогу найти достойное место. Вот только с нашей специальностью, как и со всеми другими творческими профессиями, вопрос по поводу распределения обстоял более сложно. Да и представителей элитных профессий, в том числе и архитекторов, было теперь как собак нерезаных. Конечно, государство пыталось облагородить пролетарские профессии, поднимая им заработную плату, пытаясь всячески сделать их востребованными. Почтальон, водопроводчик, электротехник или даже простой заводской работяга. Стереотип пьяного убогого быдла, навязанный простым смертным людям еще при Совке, постепенно начинал рассеиваться, словно туман, в голове нынешних поколений. И просто, потому, что пролетарские профессии всегда при любом строе были актуальны и востребованы. А именно всегда матушка Россия держалась на таких людях – простом рабочем классе, который готов был трудиться всегда не покладая рук. Вот только очернение рабочего класса и приравнивание его к нищему пролетариату и нарисовало портрет того самого люмпинского отребья, который работящий народ безобидно позволил признать, как ярлык, нацепленный всякими вольнодумными современными философами и вшивой интеллигенцией. В данный момент я был небольшим представителем того самого рабочего класса. Но даже это хоть немного меня радовало. Плохо, когда у человека нет своего дела. Плохо, когда он ничего не умеет делать. Плохо, когда он вообще не хочет работать…
Больше всех понимал меня, наверное, один из моих лучших друзей, который был меня незначительно старше, но это нам абсолютно не мешало дружить. Он был очень загадочной личностью, увлекался музыкой, писал стихи и постоянно склонялся к чему то более неформальному, непонятному для простого человека. Перебрался он в Острогорск из Харькова к родственникам, в надежде, что, как следует, обосновавшись в нашем городе, сможет позже переметнуться в более крупный город – Воронеж, а там может быть и в ту же Москву. И даже работал, и даже женился, и даже дитем обзавелся. Но надолго не хватило. Развелся из-за трений с тещей, но назад в Харьков не поехал. Так и окопался в Острогорске. Кем он только не работал. И по специальности, и не по специальности. Когда совсем с работой приходилось туго, то он, как и я, славил рабочий класс, пребывая сначала на должности дворника, а потом и старшего дворника. Но и это ни сколько не было для него преградой, чтобы заниматься творчеством и всячески совершенствоваться. Даже периодически оставаясь на ночь в дворницкой, он не переставал писать песни. А когда под руку попадала гитара, всячески пытался записать свои новые сочинения на диктофон, в надежде, что и это все когда-нибудь, и, возможно, даже кому-нибудь пригодится. Звали моего приятеля Павел Чилига. Я догадывался, что Чилига, это украинская фамилия. Как мне объяснял Павел, чилига – в переводе, якобы, такой куст, из которого согласно фольклору ведьмы себе делают метлы. И как утверждал мой друг, фамилия ему подходит, как нельзя, кстати.
-«Я и есть ведьма», – сообщил мне однажды Павел.
-«Это как понять то?» - спросил я его.
-«Все очень просто – ответил он мне – я постоянно провожу большую часть времени наедине сам с собой. Как и все ведьмы. В постоянном гордом одиночестве и тишине. Многие сразу думают, что ведьма – это старуха на метле… Но тут ничего удивительного нет. Дворники делают метлы, чтобы мести, а ведьмы – чтобы летать… Для меня ведьма, может быть, всего от слова «ведать». Вот и вся и соль».
Паша писал очень своеобразные песни, которые, соответственно, нельзя было, слушая, не ассоциировать с такими жанрами, как отечественный панк, хардкор, готик-панк и эмокор. Для меня было все понятно. Тем более, сам Павлик был еще тот неформал. Периодически любил блуждать в тихие осенние деньки по улицам Острогорска в черном плаще, полы которого, развеваясь по ветру,  ассоциировали моего друга с летучей мышью. Зачастую, многие, кто хотя бы маленько сталкивался с творчеством Паши, задавали ему вопрос – на какую аудиторию рассчитаны его песни. Пашка обычно открещивался стандартной фразой: «Ну, скорее всего для школьной подростковой аудитории, которым не терпится самовыражаться – готы, эмо и прочие позеры». Я это сам наблюдал, когда Паша дал свой первый концерт в музыкальном клубе «PULSE». Аудитория малолетних ряженых девочек в черном и черно-розовом, которых простая школота и серая масса именует «херками» и «педовками», просто готовы были ссать кипятком в потолок от восторга. Конечно, их это очень впечатляло! «Какой милый трогательный юноша! Какая ранимая у него душа!» - вертелось в головах у этих недозрелых девчонок. Но Паша писал совсем для другого неформального направления…
-«Я на самом деле пишу для панков – поведал мне он одним сентябрьским вечером, когда мы сидели вдвоем в чайной – и то, даже это неправда… Потому что в отечественном панке всегда были клеевые тексты. А для меня тексты – деталь второстепенная. Мне больше нравится музицировать. Я всегда был больше музыкантом, пусть и ужасным…»
Несмотря на это, Пашкино творчество мне почему то было по душе. Я как то сразу его понял. Да и интересы в музыке у нас во многом совпадали. Хотя, я за свою жизнь слушал многих музыкантов, пусть даже – только отечественных. Потому интерес к музыке у меня всегда был на высшем уровне.
Пашка жил не так далеко от столярной мастерской, где я подрабатывал. По окраине, через усадебный городок, который был достроен в прошлом году, можно было попасть на заводскую площадь завода «Великий Октябрь», который в тяжелые годы постперестроечного периода прекратил свою работу и пустовал несколько десятилетий, став излюбленным местом бомжей, гопников, неформалов и всяких там «сталкеров». Однако все когда-то возвращается на свои места, потому что в этой жизни всему обязательно настает предел, даже самому плохому. На смену черным полосам приходят белые. Всегда после дождя просторное расчистившееся небо озаряет лучезарная радуга! Настают времена, когда и страна стремится к обновлению, воскрешая себя во всех духовно-социально-научно-технико-экономических параметрах, несмотря на то, что путь к полному и истинному совершенству еще очень долог и труден. Дожил до этих времен и наш старый, полуразрушенный завод, который в прошлом году наконец-то закрыли на полную реконструкцию. Всему свое предназначение. А значит – и ему была гарантирована новая достойная жизнь.
Недалеко от завода начинались гаражи, хозпостройки и дворы, опоясанные старой довоенной застройкой Острогорска. В одной из этих трехэтажек Паша и снимал комнату у одной старушки. Бабуля, конечно, воспринимала своего квартиранта довольно непривычно. Конечно, для пожилой женщины любой чересчур креативный, но вызывающий молодой человек, особенно, неформал, покажется странным. Такова философия старшего поколения. Но, несмотря на это, относилась бабуля к своему постояльцу довольно гостеприимно, часто даже кормила с собственного стола. Но, не обошлось и без курьезов. Да, что курьезы? Без них жизнь была бы очень скучной.  Не было бы эмоций, а лишь одна жизнь по единой системе – нашему, и без того, деградированному, человечеству была бы гарантирована окончательно терминальная стадия разложения… Один из курьезов озарил однажды Пашины задумчивые будни своей до боли яркой нелепостью и неожиданностью. А все потому, что он один раз случайно оставил свою рокерскую черную бандану в белых «черепках» на трюмо в коридоре. Так, видать, и посеял, не смог найти, а после, и забыл о пропаже. И все бы ничего, да вот однажды померла у бабки соседка. Старая уже была, что сказать. Подвело, видно, сердечко. Когда Паша шел домой на обед, он видел, как у подъезда накопилась масса народу. В основном, пожилые все. Собрались проститься с усопшей. Когда Павлик подошел к толпе, он встретил бабульку, у которой квартировался. Но когда он внезапно разглядел на черном бабушкином платке мелкие белые «черепки», то, наверное, только ситуация, в которой он находился, строго заставила его замолчать и сдержать неистовый смех. А тот буквально за одну секунду накопился в Паше куболитрами, и готов был в любую минуту громогласно хлынуть наружу, разносясь бесшабашным эхом по опустевшим дворам. Паша попытался как можно скорее удалиться, скрывшись в подъезде дома. Да, подумать только… А ведь все потому, что бабулька собираясь второпях на похороны, забыла, куда положила платок, и нечаянно нацепила сослепу попавшуюся под руки бандану, которую мой друг не мог отыскать уже несколько месяцев. Еще одно событие, пусть, далеко не из веселых, помогло решить мелкую проблемку. Так оно в жизни всегда. Произойдет что-то, потом забудется, а потом в самый непредсказуемый момент да решится. Нет, какая-то закономерность тут все-таки есть!
Но больше всего я удивился, когда познакомился совершенно случайно с одной девушкой, которая помимо того, что была очень интересной личностью, да еще ко всему прочему имела прямое отношение к моему приятелю. Случилась наша встреча в моей до боли родной столярной мастерской, которая для меня была хоть маленьким, но все же источником, который мне приносил в карман какую никакую копейку. В один хмурый задумчивый день, когда я очередной раз размышлял, как дальше жить то, в художественную мастерскую зашли девчата с нашего ВУЗа, дизайнеры, как я понял. Они учились на два года младше, потому я их знал не так хорошо. Но вот мы встретились вне ВУЗа. Они пришли в мастерскую для художественной резьбы по дереву, по всей видимости, для каких-то практических занятий. Наверное, делали графические эскизы для декоративного оформления деревянных изделий. А я был свободен – сидел недалеко у входа за небольшим столом и перебирал свои почеркушки. Рисовать я обожал с детства. И до сих пор беспощадно не переставал пробовать себя в этом деле, чтобы, наконец, хоть одно свое увлечение довести до профессионализма. Пусть, я не стану гением, но хотя бы смогу похвастаться своими творениями на уровне закоренелого любителя.
В процессе пересмотра своих работ я случайно обратил внимание на миловидную пышнотелую девочку с длинными кудрявыми темно-русыми волосами, которая сидела почти рядом со мной и делала на альбомном листе наброски угольным карандашом. Не помню, с какой фразы я вступил с ней в диалог, но в скором времени я поинтересовался, как зовут особу.
-«Лана – дружелюбно представилась девушка – вообще, мое полное имя – Светлана. Но Лана мне как-то ближе. Поэтому – Лана Корман».
-«Немка, небось?» - усмехнулся я.
-«Вообще, у нас в роду предки – румыны. Потому Румыния меня по сей день привлекает – начала мне рассказывать Лана – надеюсь, скоро обязательно туда отчалю. В Румынию! Прямо в саму Трансильванию. Согласно историческим источникам, в Трансильвании находилась резиденция самого графа Дракулы. Это меня особенно и интересует! Конечно, во мне не только румынская кровь. Хватает и украинской, и даже татарской немного есть. А вот русской – не капли».
Диалог постепенно набирал обороты. Я тогда понял, что в большом сером поле, где растет много цветов и ягод мне снова посчастливилось встретить еще одну ягодку, которая, как видно, была с нашего общего куста… Это и была Лана.
-«Если честно, то мое имя в оригинале даже не Лана, а Лаана – продолжала мне ведать истории моя новая приятельница – румынское имя, между прочим. Ну, просто в моем кругу как то звучит непривычно, потому и нарекают меня все Ланой, а то и Светой. Но Лана все-таки ближе к душе!»
Диалог дружно закипал. Периодически Ланочку я встречал в универе, перекинувшись парой слов. А уже потом, когда мы совершенно случайно встретились в просторах интернета, наши беседы участились, и мы сдружились еще крепче. Постоянно делились впечатлениями о прошедшем дне. Самое интересное, что спустя несколько месяцев, когда мы уже с Ланой были закадычными друзьями (а в том, что дружба между мужчиной и женщиной существует, я тогда уже убедился) я узнал не менее интересную историю. И опять-таки встретились мы с Ланой на просторах интернета. Когда я спросил свою приятельницу, какие у нее планы на ближайшее время, Лана мне поведала:
-«Да вот скоро с братишкой двоюродным хотим перебраться на квартиру… С работой дела налажу, он наладит, и, может быть, уже через пару месяцев снимем большую комнату в одном старинном особняке. Знаешь, замок графа Кнабенгофа. Около костела. Там до революции шикарное имение было. А потом при народной власти все передали государству, и сделали в замке огромную коммунальную квартиру. Вот и повезло пролетариату с комнатами. По квадратуре они огромные. В одной комнате семья спокойно разместится!»
Замок графа Кнабенгофа действительно был в нашем Острогорске буквально местной достопримечательностью. Старинный готический особняк располагался на краю города, где сохранилась дореволюционная слобода около католического костела. Особняк напоминал старинный замок и одним своим архитектурным стилем не мог остаться незамеченным. До революции здесь в имении жил некий богатый граф Кнабенгоф, который, по словам острогорцев в свое время держал большую кондитерскую фабрику в нашем городе. Но вскоре, когда вместе с революцией страну захлынула вся поднявшаяся чернь, и кондитерская фабрика, и имение – все досталось победившему классу, а после – государству. Кнабенгоф бежал в Германию, а его фабрика, ставшая теперь собственностью государства рабочих и крестьян, была переименована в Острогорскую конфетную фабрику «Алая заря». Особняк же был переделан по решению жилтреста в огромную коммунальную квартиру. Народу в нем можно было разместить предостаточно, с жилплощадью проблем не было. Однако, везде есть и свои недостатки. В готическом дворце были настолько высокие потолки, чуть ли не в пять метров, что, например, для того, чтобы вкрутить элементарно лампочку, приходилось постоянно носить стремянку. Однако на первое время дворец был в нашем городе чуть ли не самым престижным жилищем, до боли привлекавшим весь наш пролетариат. Но когда наш город со временем оброс новостройками, и жилищный вопрос был частично решен, особняк постепенно стал терять свою популярность у новоселов. На сегодняшний день в замке графа Кнабенгофа проживало от силы пять-шесть семей. Часть комнат по сей день продолжали сдаваться, что и привлекло мою приятельницу задуматься о новом жилье.
-«Пора бы уже как то самостоятельно обживаться – говорила мне Лана – а то дома с родоками как то тесновато. Все в одной квартире, толкаемся постоянно… Уже пора бы и уединиться! Хорошо, что мой братан тоже собирается на новую жилплощадь. А то он все снимает комнату у бабульки, но там свои проблемы. Особо не порепетируешь, не посидишь допоздна. Хозяюшка то старая уже, спать ложится рано. Потому, и братану моему будет намного проще жить и работать на новом месте».
-«Это здорово – поддержал я мысль Ланы – конечно, я живу с мамой, тьфу-тьфу, проблем нет. Потому, отделяться пока не собираюсь никуда. Но больше всего времени мне нравится проводить либо в универе, либо в мастерской. Всегда чувствую, что чем то занят. И это хорошо. А то дома зачастую погружаюсь в безделье…»
-«Мой брат – личность загадочная – продолжала Лана – пишет стихи разные готические, песни… Не каждый его поймет. А вот мы с ним единомышленники. Потому и мое предложение насчет совместного переезда он одобрил с большим удовольствием. Самое подходящее место для меня и для него. Да и просторно там. Есть хоть где развернуться!»
-«Здорово. Познакомишь с братом?» - заинтересовался я.
-«Непременно – усмехнулась Лана – конечно, если ты с ним действительно не знаком. А то он мне упоминал про некого друга Демьяна!»
-«Надо же – удивился я – Демьян, имя редкое. Думаю, в нашем Острогорске не так много Демьянов расхаживает!»
-«Так вот слушай внимательно – мой брателло рассказывал, что его друг Демьян якобы бард. Ну, там песенки пишет, на гитаре играет, и еще рисует вроде».
Я понял, что Лана точно имеет кого-то из моего близкого окружения. Вот только кого именно? Приятелей «в теме» у меня было не так уж и мало. Но лучших друзей можно было сосчитать по пальцам. Однако, что бы еще немного продлить интерес над разгадкой, я решил сам угадать, кто из моих друзей все же был братом Ланы.
-«Значит, Лан, говоришь, он очень загадочная личность?» - продолжил я дискуссию.
-«Очень! Говорю же, мало кто его понимает. Но я так думаю, что общее у вас точно есть».
Я решил немного шуткануть.
-«Лана, а тебе брат случайно не рассказывал курьез из жизни, о том, как он свою бандану рокерскую посеял?»
-«Кажется говорил что-то… А о чем там было? Можешь подробнее?» - поинтересовалась Лана.
-«А вот слушай. Бандану то он потерял. А потом и нашел. Причем благодаря бабушке, у которой он комнату снимал!»
-«Ну-ка, ну-ка, подожди, - улыбнулась Лана – это случайно не та история, когда бабулька в второпях на похороны вместо платка одела черную бандану в белых черепах?»
-«Именно! – ответил я с вырывающимся из груди бестолковым восторгом – Я так и знал, Лана, что Паштет твой братуха!»
Нас вдвоем с Ланочкой разразил дурной гомерический хохот. Да, я действительно, начал догадываться, что Паша и Лана – родственники. По словам Ланы, Паша был сыном сестры ее отца, которая жила в Харькове. Мир всегда оставался тесным. Зачастую встречаешь старых знакомых, зачастую, кто-то кому-то оказывается родственником, мужем, женой, братом, сватом. Оказались и мои лучшие друзья родственниками между собой. Причем, не только по крови, но и по духу. И мне они, пожалуй, на сегодняшний день были ближе всего по душе!
Таким образом, и всплывают единомышленники. Потихоньку, помаленьку, а постепенно завоевываешь друзей, с которыми тебе всегда хорошо, и с которыми ты готов бесконечно делить и радости и горести… 
А еще я предпочитал делить свои радости и горести со своей старой школьной приятельницей, которая училась на год младше и тоже предпочитала все черное и необычное. К сожалению, мы с ней не так часто виделись, как хотелось, потому, что она училась в Питере, в медицинской академии. В Острогорск она приезжала буквально на лето, иногда – зимой. Но, тем не менее, это мне как-то не мешало общаться с человеком, с которым у нас было немало общего. К тому же мне очень нравилось, как моя подруга делилась со мной впечатлениями о жизни в городе моей мечты. Я в Питере бывал эдак раза три. И каждый раз приезжал оттуда каким то окрыленным. Я уже не говорю про самый первый раз. Именно моя первая поездка в Санкт-Петербург и перевернула все мое сознание, заставила заглянуть себе глубоко в душу и начать в кои-то веки пробовать себя в творчестве. А было это давно, когда я был простым, слегка озорным мальчишкой, лет двенадцати от роду. И вдруг такое монументальное событие меня словно подбросило высоко в небо… Я, наконец, понял, к чему мне стоит стремиться. А любовь к искусству и прекрасному во мне возрастала. Однако, когда я вернулся беззаботной осенью того далекого года в школьные серые будни, я чувствовал, что будто упал с высокого облака на нашу вечную землю, где все идет так, как и шло прежде. А люди все остались такими же серыми и безликими. Из моих одноклассников практически меня никто не понимал. Многие даже посмеивались надо мной. Непонимание моего окружения ко мне постепенно стало тучей заслонять солнечный свет вдохновения, который согревал восходящие в моей душе молодые ростки прекрасного. В душе начинала накапливаться ненависть ко всей системе, которая меня окружала. Учителя, одноклассники, ребята со двора. Я окончательно убедился, что я не такой, как все. Но что мне делать, я не знал. Вся чернота, которая переполняла мою душу, в один момент все-таки полилась через край. Я начал ломать систему, я начал конфликтовать с учителями, готов был один идти против всего коллектива. Последствия были ужасающие. Учителя просто были в шоке от меня. По их словам я из «примерного, прилежного, любознательного мальчика» превратился в «злостного хулигана и оторвилу», который окончательно перешел все границы, постоянно учиняет драки с одноклассниками, кидается учебниками, рисует на партах, бьет стекла, пишет на школьных стенах всякие дурацкие надписи…
Да, был и такой период. Немало пришлось мне краснеть. А еще больше пришлось краснеть моей маме. До сих пор стыдно за себя и за то бестолковое время, когда я допустил себе такое позволить. Но, такое в моей жизни было. И, наверное, должно было быть. Потому что, переходный возраст еще никто не отменял, и соответственно, побочные действия оставались присущими необратимому процессу.
Однако вскоре все поменялось опять, только теперь в обратную сторону. Тем далеким летом мы с мамой были вынуждены переехать по семейным обстоятельствам на новое место. Соответственно, и школу пришлось сменить. Вовремя я тогда ушел с Острогорской 15-ой школы. Еще чуть-чуть, и меня, наверное, точно бы оттуда выгнали. Хотя, когда в годы беззаботного студенчества я прошелся по родным местам, и заглянул в родную «пятнашку», я встретил свою директрису, которая запомнила меня как прилежного ученика, а мой «сорванцовский» период как то удивительно прошел мимо нее. В основном, больше всего мне доставалось тогда от класснухи. Иногда от завуча. А вот тогда, когда мы встретились, директриса рассказывала, что даже как то немного ей было жаль, что я ушел тогда в другую, 111-ю школу. Все-таки о себя я оставил ей хорошие воспоминания…
 Мама долго мне читала жизненные нотации перед переходом на новое место. Я впитал все в себя, как губка, и теперь из «оторвилы» опять стал прилежным учеником-тихоней. Но от этого мое положение стало не лучше. Наоборот, первые два года на новом месте для меня проходили еще сложней, чем до этого. Я снова остался «белой вороной». Но моя упертость, титанический запас терпения и спокойствие меня, наверное, и выручили. Конечно, я очень многое тогда понял. Понял, где друзья, где враги. Пережил свою первую любовь, которая всегда несчастна. Неоднократно думал о смысле своего бытия, и старался прикладывать немало усилий, чтобы хоть частично найти ответ на заданный себе вопрос.
То время прошло. Я закончил успешно школу и как  все выпускники, подобно стаи белых голубей, выпорхнул в новую жизнь. Там были трудности  и посерьезней. Но давали они о себе знать не столько в плане своего места в социуме, а скорее, в плане учебы (особенно, на первом курсе), и своего предназначения как личность, будущий специалист. Я проходил через все испытания, однако продолжал неистово думать, а правильный ли я выбрал путь? Смогу ли я стать тем, кем должен? Я верил, что у меня все получится… Однако, как ни странно, но ушедшие проблемы отрочества начинали опять давать о себе знать, словно посеянные клетки тяжелой затяжной болезни. Я по прежнему чувствовал, что я одинок, и люди меня понимают с трудом. Были, кто понимал, но очень мало. Наверное, потому что у них была такая же судьба…
Девочка-студентка медицинского ВУЗа случайно за общалась со мной, когда я доучивался свой последний школьный год. Так и подружились. Конечно, с ней, как и с Ланой, я придерживался более платонических отношений. Наверное, потому что чувствовал себя с ними очень спокойно, почти, как с родными. И, наверное, в них я видел больше друзей, нежели девчат, с которыми хотелось завязать более серьезные отношения, с которыми мне, увы, больше всего не везло… Была первая школьная любовь, четыре года ухаживал, заигрывал, потом на одной гулянке сошелся, да под чарами Бахуса и «замутил»… Потом и разошлись как в море корабли, после долгой и бесполезной игры в одни ворота. Вторая любовь меня настигла на втором курсе, когда, благодаря Анатолию Марковичу, я попал в его творческую среду, где было немало творческих людей, пацанов и девчат. Одна исполнительница мне присмотрелась. Я надеялся, что с новой струей в моей жизни начнется какое-то обновление на личном фронте, но, увы, произошло все как всегда, даже хуже. Моя избранница, которая сперва относилась ко мне вполне дружелюбно, и даже — слегка с интересом, меня тут же забраковала и всячески закрыла к себе доступ со всех сторон, когда до нее только только стало доходить, что я неровно к ней дышу. Конечно, с ней я смог разойтись с миром, расставшись друзьями. И, наверное, потому что я ей откровенно признался в своих чувствах, когда лично вручил в руки домотканый сборник стихотворений и песен, которые с замиранием сердца я писал для нее по ночам, чувствуя, что ее корабль все дальше и дальше отдаляется от моей гавани... Так вот и отпустил, оставшись сам не с чем. А все произошло только потому, что я слишком быстро захотел отношений…
Теперь о личной жизни хотелось думать меньше всего, хоть и вопрос для меня был самым больным. Я просто не знал, что мне делать, в какую сторону идти. Ситуация была похожа на безысходность. Однако, надежда, словно солнечные просветы сквозь тучи, продолжала озарять мою запутавшуюся душу. Голову не покидала мысль снова взять да рискнуть присмотреть себе кого из прекрасного пола…
Студентка-медик в школьные годы, как и я, любила постоянно участвовать в общественной жизни. Это нас и объединяло зачастую. Однажды Наталья Сергиенко, как звали девочку, даже написала в нашу молодежную газету «Зеленый апельсин» про меня статейку. Потому, постепенно мое положение в общественной молодежной жизни кое-как было нормальным. Меня многие знали, и я знал многих. Однако в плане личной жизни и связи с внешним миром, я чувствовал, что у меня что-то идет неправильно. Вот только что именно, я так и не смог до сих пор понять, хотя догадок было много, и я пытался всячески удержать себя и хоть немного изменить ситуацию. Но в итоге топтался на одном и том же месте, что меня, увы, огорчало больше всего. Единственное, что меня удерживало от впадения в глубокую депрессию, это капелька здорового оптимизма и чувство юмора, которого, по словам моего окружения, у меня на самом деле не было…
Не знаю, какое положение занимала в своей жизни Наталья, но почему то сразу я с ней нашел общий язык. Действительно, по моему мнению адекватных людей, которые постоянно пытаются искать что-то новое, вносить в массы хоть какую-то частичку свежей волны, пытаться донести до душ простого люда хоть капельку правды, достойны уважения. Наталья была из их числа. Ну, и поюморить тоже любила немного. Что придавало ей какую-то особую миловидность. Вообще, Наташка мне нравилась, но опять-таки, скорее как друг. О более серьезных отношениях я пока представить как-то не мог, увы…
Наталья неплохо играла на гитаре и пела. Конечно, студенчество ей урезало на это время, но на каникулах такая возможность выпадала. Мне просто до боли нравилось проводить с Наташкой июльские вечера в нашем любимом солнечном Острогорске. Очень приятно было где-нибудь сидеть на трубах или крыше, посыпая голубям семечки, любуясь уплывающим во вчера сиреневыми облаками вечером и распевая друг-друг под гитару «Пачку сигарет»… Наверное, это были самые лучшие летние дни в моей жизни. К сожалению, ничто не вечно. Лето проходит, начинается учеба. Наташа уезжает в Питер, я остаюсь в Острогорске… И так до лучших дней.
Одним из самых больших желаний для меня было желание наконец-то собрать всех своих лучших друзей в одну тесную компанию. И так идти вместе по жизни одной группой. Но, и это невозможно. Потому что возраст со временем тоже течет как вода. Для всех настает время занимать свою нишу в жизни, заводить семью и вступать на другой жизненный уровень. Вот только когда для меня это время настанет – абсолютно неизвестно. А настанет ли оно вообще… Это больше всего меня беспокоило.
Хотя, мои лучшие друзья тоже особо не спешили. Вовка активно учился и работал, живя сегодняшним днем. Паша занимался творчеством, периодически витая в своих мечтах, словно в небе, и параллельно зарабатывая потихоньку свою копейку на разных работах. Света постепенно решала вопросы с работой, активно училась и посвящала себя своим творческим увлечениям, пытаясь добиться хотя бы небольшого прогресса в своих победах. Наташа полностью уходила в учебу, и только в свободное время посвящала себя либо домашним делам, либо беспечному отдыху.
С одногрупниками у меня были, более ли менее, приятельские отношения, коллектив меня принимал таким, какой я есть. Но закадычных друзей не было. Наверное, потому что со всеми были разные вкусы. Единственная, с кем я общался, была Олеся Райн. В прошлом она была явно неформалкой, как и Наташка. Ее стиль слегка угадывался. Ну, и интересы соответствовали. Любовь к непопулярной музыке, начитанность, эрудированность, свой взгляд на мир. Это нас и объединяло. Олеська еще неплохо играла на синтезаторе, однако это было всего лишь ее хобби. Первое время я хотел даже привлечь Олесю к совместной деятельности в плане музыки и творчества. Но к тому времени моя коллега уже выскочила замуж, и теперь у нее интересы были совершенно другие…
Такое вот и было мое окружение… А жизнь шла своим чередом, все дальше и дальше. А обновления периодически случались. Что-то было стоящее, что-то не очень. Но даже не смотря на то, что я, как белка крутился в колесе, жизнь все равно шла полным ходом. Мне еще предстояло немало знакомств, судьба для меня заготовила уже немало событий. Событий, которые должны были кардинально изменить меня и мою жизнь.
Но вернемся к тому моменту, с которого я и начал свой рассказ. В ту самую осень, когда все еще было совершенно по-другому. В тот самый день, когда мой беззаботный приятель Володька заступил в очередную рабочую смену в котельной, подготовив топливо и приведя в действие новую печную систему котельной, которая была этим летом установлена в нашей старенькой кочегарке. Парень был доволен своей работой. Благодаря его труду, отопительный сезон начался заблаговременно, и наша автономная котельная уже смело отапливала весь студенческий городок, включая все общаги, общественные здания и учебные корпуса. Батареи жарили беспощадно даже в коридорах. Можно было ходить по корпусам хоть в шортах. Вот только институтский устав и соответствующий дресс-код это запрещал. Ведь теперь благодаря имперским строгим замашкам нашего самодержавия даже в ВУЗах ввели определенную форму. А может оно и к лучшему. Конечно, любая система, пусть даже самая справедливая, будет ограничивать волю простого народа. Но, как говорил мой прапрадед, любая власть от Бога. И это хоть немного, но все же радовало. В годы юношеского максимализма, да и сейчас, частично, я был ярым приверженцем самодержавия и единых патриархальных традиционных устоев государства Российского. Ждал я это время, и оно пришло… Пришло даже намного раньше, когда я только осознал на самом деле, что к чему.
Конечно, в любое время свои идеалы и свои герои, своя мораль, свои плюсы и минусы. И даже сейчас, когда в души многострадального народа, пережившего революции и войны, застой, перестройку,  демократическую смуту, лучами света начало пробиваться озарение и стремление к светлому будущему, вера в новую счастливую жизнь, все равно, оставалось еще немало актуальных нерешенных проблем, которые, увы, нельзя решить за год или два. Порой такие проблемы могут решаться веками, из поколения в поколение. И, разумеется, стоит отметить, что всегда во все времена народ оказывается под давлением системы. Но, видно, и это закономерно. Даже под гнетом власти озаряет душу надежда, что не напрасно существующий строй по многим параметрам объединяет людей в единую действующую систему, которая прививает обществу высший менталитет – равенство!         
Тема политики была излюбленной темой у меня для дискуссий с моим другом, который в данный момент любовался пышным бушующим пламенем, резвящимся в большом жерле печи, согревая своим бесконечным теплом наш универ. Желтый отблеск пламени игриво отражался на румяном от жара Володькином лице. Вовка по прозвищу «Добрый кот» получил еще от меня прозвище «Великий демократ». За то, что придерживался равенства, мира и справедливости везде и во всем. И вот теперь Добрый кот и Великий демократ, довольный своей работой, расплылся в добродушной улыбке. Воздух в кочегарке стремительно нагревался. Володька перепроверил все приборы, вентиля, клапаны, и, напевая «Протопи ты мне баньку по-белому», отправился в свою каморку у входа, немного остыть и отдохнуть, а после — провести остаток своего свободного времени за ковырянием в электронном планшетном компьютере…
Наша история началась именно с того момента, когда мой друг отправился на перекур. В тот самый час, далеко от кочегарки, в самом центре города к большому зданию с колоннами и башней, где располагалось городское самоуправление, подъехал новенький, блестящий на солнце автомобиль. Дверь щелкнула, из автомобиля вышел немолодой генерал-губернатор Острогорска при полном параде, в начищенном темно-синем мундире и лакированных туфлях, опираясь на трость из красного дерева. Недалеко от здания губернатора уже поджидал рослый человек в черном плаще и шляпе. Губернатор его сразу приметил, и, подойдя ближе вместе с сопровождающими его подчиненными, жестом позвал неизвестного.
-«Свободны! – скомандовал губернатор подчиненным – ждите меня у входа. Я подойду через время!»
Подчиненные удалились. Губернатор поздоровался с неизвестным, и, отойдя немного в сторону, продолжил:
-«Ну, рассказывайте, с чем вас сегодня послали. Думаю, наша губернская охранка просто так не посылает своих агентов в мое распоряжение».
-«Дело очень важное – с легким волнением начал человек в плаще – потому я и послан к вам с важной программой. Окружная контрразведка Острогорской губернии срочно издала приказ о том, что надо повысить бдительность в нашем регионе, дабы пресечь всевозможные диссидентские и крамольные выходки со стороны разных групп населения, в частности, особенно стоит понаблюдать в этом плане за молодежью и представителями различных партий, сообществ и организаций».
-«Ну, это для меня ничего нового не говорит – произнес своим неторопливым баритоном губернатор – все меры приняты, жандармея всегда начеку, разные преступления и выступления против прав человека пресекаются…»
-«Все на самом деле обстоит сложнее – продолжил агент – просто, копать надо глубже. Надо в кулаке держать не только криминальный мир, но и прослойку!»
-«Вы хотите сказать, что интеллигенция – потенциальный враг народа и государства?»
-«Почти – продолжил агент уже без первоначального волнения – я не говорю, что нам дано задание устраивать массовые репрессии и всех вольнодумных поэтов да журналистов тащить в охранку. Я должен отметить, что нам надо просто присмотреться, взять под наблюдение всех, кто может быть к этому причастен. Согласитесь, лучше сразу при первых болезненных симптомах начать принимать таблетки, нежели ждать, когда болезнь укрепится в организме и, возможно, приведет к необратимым последствиям…»
-«А разве уже какие-то четкие симптомы замечены? – поинтересовался губернатор – за последний месяц вроде все спокойно, если не считать несколько небольших криминальных происшествий, которые, опять же, были раскрыты».
-«Симптомов нет – ответил агент – но и профилактику болезней тоже никто еще не отменял. Потому и вышел приказ о заблаговременном взятии под контроль ситуации и пресечении всевозможных опасных проявлений. Согласитесь, оно всегда так спокойно. А потом какие-нибудь вольнодумные радищевы, чернышевские, плехановы да ульяновы в самый подходящий момент взбаламутят сознание общества да призовут народ к топору. Вот так вот и начинаются революции и терроры. А наша держава итак почти с колен поднята. Потому – любое волнение опасно. Не дай Бог, опять кому то захочется подрубить корни нашего государства. Приказ должен быть осуществлен на полном серьезе. Ко всем подозрительным – повышенное внимание и непрерывная слежка!»
-«Да, звучит убедительно – задумался генерал – что же, начнем действовать!»
Агент передал губернатору документацию, объявив о своем полном вступлении в распоряжение губернаторского отдела охраны. Приказ, соответственно, тут же вступил в свою силу. Агент еще долго вел диалог с губернатором, и вскоре они скрылись в высоком дверном проеме здания, где располагалась Острогорское самоуправление. С этого момента и началась вся наша история…