Балкон и веточка

   Возле нашего дома в три этажа стеной растут клёны. Пышные кроны их вздымаются над прохожими, они выросли почти вровень с крышей и надежно защищают нижние этажи от уличного шума, пыли и всего прочего, чем так богат город. Моя комната – на третьем этаже университетского общежития, окно с балконом выходит к клёнам. Я часто отдыхаю на этом маленьком балконе с широкими бетонными перилами и такими же балясинами. Особенно приятно отдыхать в пору, когда Кишинёв начинает потихоньку успокаиваться и отходить от дневной суеты, когда всё вокруг погружается в приятную истому летних сумерек. Здесь, на балконе, мне довелось наблюдать развитие удивительной истории, которая длилась больше года.
А происходило всё так.
   Прошлой весной, когда почки деревьев больше не могут выдержать солнечных атак и напора соков, лопаются и распускаются, на верхушке ближней к балкону ветки, достигавшей площадки балкона, появились три побега. Дружно тянулись молоденькие веточки вверх к солнцу, навстречу ветрам, но им не было страшно: их же трое, а вместе всегда легче выстоять. В грозу на них с крыши лились целые потоки воды и падали крупные капли, но веточки всеми своими листочками только посмеивались над ними и легко отряхивались от влаги. Нет, дождю их не одолеть – их же трое! Когда поднимался освежающий ветер, они только весело раскачивались и даже заигрывали с ним. И ему не сломать их, их же трое! Когда временами устанавливалась невыносимая жара, и всё вокруг никло от соприкосновения с испепеляющим воздухом, веточки прятались в тени своих сестричек с более высоких веток. И жаре их не одолеть, их же трое! Так и росли они дружной красивой семейкой.
А потом случилось что-то непонятное. Одна из веточек, ближняя, почему-то стала тянуться к балкону, всё более и более отдаляясь от своих сестер-подружек. Две другие веточки по-прежнему росли вместе и дружно попрекали свою сестрёнку, которая, по-видимому, стала неравнодушной к красавцу-балкону. Вначале как только они не уговаривали её, но ничего не помогало. Тогда они отвернулись от неё и начали осуждать свою прекрасную, воздушную и свежую подругу за привязанность к старому, серому и облезлому старику, к тому же вечно холодному и угрюмому. Но влюблённая веточка даже не внимала им. Всё лето с каким-то слепым и отчаянным одиночеством поклонялась она своему божеству, всё тянулась и тянулась к нему. А старик даже не замечал её. Он был холоден, высокомерен и неприступен...
   А потом пришла зима. Ещё с поздней осени веточка самой себе казалась ужасной без великолепного летнего наряда, на короткое время ставшего было красивым, нарядным и ярким – с жёлтыми и красными тонами. Но он вскоре потемнел и осыпался,  и теперь в своей беззащитной наготе она еще больше трепетала и замирала перед своим возлюбленным.
По весне веточка одела новый ярко-зелёный наряд и с ещё большей силой продолжила тянуться к балкону. Но тот оставался холодным и гордым. К лету веточка сильно выросла. Теперь она могла временами осторожно, с дрожью прикасаться к своему божеству. Когда лёгкий июньский ветерок нежно баюкал её с бывшими подругами в своих теплых струях, она гладила балясины балкона ласково, с трепетом и благоговением. А тот всё не замечал её.
   Сёстры-подруги ругали и временами даже жалели веточку. Но она их не слышала, совершенно не хотела внимать их советам. Иногда, пребывая в нирване, она пыталась рассказать своим сёстрам, каким необыкновенным является её возлюбленный. Но те только смеялись над ней и осуждали всё сильнее и злее. Однажды они поссорились окончательно, и бедняжка осталась совсем одна. Между тем, она всё так же быстро росла, и её верхушка сравнялась с перилами балкона.
Балкон по-прежнему был замкнут, весь обращен внутрь себя и видел только свои проблемы. Он гордо выступал из стены и зорко посматривал по сторонам, чтобы никто из его собратьев-близнецов не поднялся выше него в своём величии и красоте. Надо признать, что балкон действительно был красив. Его массивное, украшенное барельефными опорами основание было оторочено целым рядом стройных балясин, напоминающих изящные вазы. Они поддерживали массивные, ступенчато возвышающиеся перила с закругленным верхом, чтобы на них не собиралась вода.
Видимо, две отверженные подруги решили отмстить влюблённой веточке: каждая из них давно уже и тайно завидовала ей и её любви к красавцу-балкону. Они подло сговорились против неё, и, когда поднимался сильный ветер, зло швыряли свою бывшую подругу к балкону. Из-за этого она не гладила его нежно, как раньше, а только больно ударялась. Со временем на нежной коже её появились ранки, а прическа стала изрядно потрёпанной. На солнце ранки обгорали, и ужасные шрамы покрыли прекрасный торс веточки. На фоне нежно-зелёного цвета здоровой кожи они выделялись зловещими белёсыми струпьями. Часть изящных, нежных листьев была разорвана, а то и сломана в черешках. Веточка выглядела нищенкой в сравнении со своими элегантными сёстрами. Теперь они открыто насмехались над бедной веточкой, называя её уродиной и дурой. Смущалась веточка ужасно, но всё же жалась к балкону, прося у него защиты. Бесполезно: он оставался глух и нем. А подруги ещё больше смеялись над ней за то, что она так унижается перед этим холодным и обрюзгшим стариком. Веточка совсем отчаялась...
    Мне очень нравилась эта самозабвенно влюблённая в балкон веточка. Я любовался её красотой, ласкал её больные листья и сожалел, что соседство с балконом очень опасно для неё. Хотелось, чтобы она скорее выросла повыше, окрепла и тогда балкон будет не страшен. Ведь пока она такая тоненькая и слабая, может случиться непоправимое. И как в воду глядел.
Прошёл ещё месяц, и однажды вечером началась сильная гроза. На юге такое бывает часто. Взбеленившееся небо надрывалось в неистовстве, с жутким треском и молниями разрываясь на огромные куски и низвергая целые водопады, наполненные жгучими и колючими  градинами. Осатаневший ветер со всей силой бросался на деревья, таскал их за шевелюры из стороны в сторону, пытаясь, как отчаянный борец в схватке со своим соперником, оторвать их от земли и смачно хрястнуть оземь или хотя бы сбить с ног. Свирепствуя, он даже завывал от натуги. В доме стало темно, холодно и страшновато. А небо продолжало свою дикую свистопляску. Там что-то оглушительно взрывалось и с грохотом перекатывалось с края на край. Молнии слепили своей бешеной пляской, их невероятные пируэты следовали один за другим. Ошалеть и оглохнуть можно любому – какой там сон! Я с тревогой наблюдал за картиной за окном. При каждой новой вспышке было видно, что сильнейший порывистый ветер беспощадно треплет кроны деревьев. Как их с корнем не вырвало той ночью – уму непостижимо. Окно и дверь на балкон были плотно закрыты: с прохудившегося неба хлестало, как через размытую плотину водохранилища. Долго не могла успокоиться гроза. Ветер и дождь то приутихали, то вновь набирали немалую силу.
   В тот вечер поневоле пришлось раньше лечь спасть: после грозы на балконе отдыхать не хотелось. Но из-за продолжавшихся вспышек молний, от которых не спасали даже плотные шторы, уснуть удалось далеко не сразу. Зато к утру сон был довольно крепким, и проснулся я, когда солнце выступило из-за угла общежития: наше окно выходило на юго-восток. Воздух был свежим, я хорошо выспался, и погода за окном сулила чудное утро.
Я бодро встал и вышел на балкон. Какая вокруг красота открылась! Чисто вымытые кроны клёнов сверкали изумрудами: на листьях не успели ещё подсохнуть дождевые капли. От газонов, клумб и даже от тротуаров веяло удивительной свежестью. Вправо обзор улицы Садовой перекрывали смыкающиеся кроны высоких ясеней, таких же чистюль в это время, как и наши клёны. Зато слева, за поднимавшейся вверх Измаильской улицей, открывалась прекрасная панорама свежевымытой Малой Малины и парка в Долине Роз. Не утро – идиллия! Только и радуйся чистоте, красоте и теплу!
   И всё же в этой поистине райской гамме цвета, света и звуков что-то вызывало обеспокоенность, чего-то явно не хватало. Я не сразу понял причину дисгармонии, все оглядывал небо, горизонт и доступную взору перспективу, но там не было никаких зацепок. И тут я глянул на перила балкона...
   Случилось непоправимое. Ночная стихия для влюблённой веточки не прошла бесследно. Возможно, в страхе и отчаянии она пыталась найти у балкона защиту. Но тот не принял совершенно не нужную ему обузу, которая, к тому же, могла нарушить совершенство его красоты. Тогда в каком-то невероятном порыве, и, может быть, здесь не обошлось без удесятерённой помощи зловредных сестричек, веточка так сильно кинулась на грудь своему возлюбленному, что не выдержала удара и переломилась пополам. Она так и замерла в вечном поклоне. Но и сломанная, чудом державшаяся всего на нескольких волокнах, она не была сломлена и не сдавалась: всеми листочками прильнула к гладкой поверхности перил, застыла в вечном поклоне и ни за что не хотела отпускать возлюбленного из своих последних объятий.
Две её сестры красиво и надменно возвышались рядом, но выглядели они явно встревоженными и время от времени о чём-то перешёптывались листочками. Видимо, как и что ни происходило бы при жизни, смерть вызывает смирение и единение близких: умирать всегда страшно, и никому этого не хочется.
Я с печалью смотрел на душераздирающую картину: солнце подсушивало перила, и только под листочками оставалась ещё влага, что крепко связывала веточку с балконом. Листья сломанной веточки не отличались уже той свежей сочностью, которой так и блистали листья ее сестер. На пригревающем солнце веточка обезволила, поникла, часы её жизни были сочтены... Мне оставалось только взять нож и срезать отломанную часть. Выбросить веточку в мусорное ведро у меня не хватило сил: разве можно так поступать с любовью и преданностью? Я аккуратно обрезал место слома и поставил ее в молочную бутылку с водой, убрал подальше в тень – на стол посреди комнаты.
   Свежий срез на нижней, уцелевшей части веточки, сиротливо белевший на зеленом фоне двух её выживших сестер, вызывал грусть. Весело и беззаботно шушукались они на лёгком ветру, забыв совершенно о своей сестре-неудачнице, которая своей смертью спасла их от ран и возможной гибели. Я не мог осуждать их. Они правы – правы своей молодостью и жизнелюбием. Их можно понять: как можно было променять любовь к светлому, тёплому и ласковому солнцу на высокомерное презрение старого и жестокосердного балкона? Они любили воздух, небо и солнце, поэтому выдержали испытание в ту страшную ночную грозу, стали ещё пышнее и красивее. При этом накрепко усвоили печальный урок недальновидной сестры и определили свой дальнейший путь: стремиться только вверх к чистоте и свету, презирая всё серое и холодное. Да, эти веточки-красавицы правы! Я встряхнулся, отбросил прочь грустные мысли и вошёл в комнату. На душе стало легко и возвышенно-умиротворённо.
   Некоторое время моя веточка боролась за жизнь, её листья наполнились влагой и вновь стали упругими. Каждый день утром и вечерам я выносил её на балкон – на свидание с любимым. Но летняя жара незаметно делала своё подлое дело. Через неделю листья поникли, частое обрызгивание их и смена воды в бутылке не помогали. Веточка умирала на глазах. Мучить её дальше было невмочь. Как-то поздно вечером я достал веточку из бутылки и положил на перила балкона: пусть она с ним попрощается.
   Наутро веточки не было ни на балконе, ни под ним: я специально спустился вниз и тщательно осмотрел газон возле общежития – веточки не было нигде. Она словно испарилась, исчезла. А может быть вознеслась?..

апрель 1982, г. Кишинёв – декабрь 2014, г. Бологое