Сказ о тройке. Глава 3

ГЛАВА 3.




Коли едешь - едь,
Коли пьешь - пой,
Коли бьют - не вой.
Коли воешь - не пей.

Отход от генеральной линии данного романа не  исчерпан, но вернемся к нашим девчатам. Как они там  поживают? Да неплохо вроде бы. Едут по дороге, песни поют. Если бы у девиц не было лошадей, то они бы просто шли и пели, а поскольку лошади в наличии под ними присутствовали, то девицы ехали и пели.
 Масти коняшки имели следующую суть: серую, бурую и малиновую. Или какую другую? Что-то с памятью моей стало. То, что было не со мной, эх, не  помню я. Надо будет картину, посмотреть, которую Вася Нецов нарисовал. На этом художественном полотне под названием «Три горе-тыря» (слово «горетырь» означает - воин, несущий людям добро, освобождающий и защищающий их от горестей, напастей и богатырей) все лошадки отчетливо просматриваются и непосредственно предстают перед взором внимательного наблюдателя картины. Пока же будем придерживаться предыдущей версии относительно расцветки средств передвижения. Кони были добротными, шустрыми и выносливыми. Правый конь, относительно смотрящего на картину, отличался изящными чертами лица и строения туловища, а также высокими скоростными качествами. Средний иноходец, по породе тяжелонос, блистал своей крепостью и выносливостью. Необузданность и упрямость убедительно обозначены художником на его лошадином челе. Левый скакун имел некие скрытые качества, не менее достойные, чем у первых двух, но скрытые от пристального взгляда этих самых двух.

Девицы ехали на данных замечательных лошадках и самозабвенно пели.
Песни (пропойки и запойки по-простонародному) в основном напевала Лейся Попса, остальной хор только подтягивал: «А-А-А, У-У-У, ГЫМ-ГЫМ». Песни были в духе времени, искони усские, а не какие-то там уржуинские, типа «Маня маманю мани».
В настоящее время Лейся лихо выводила рулады да боли знакомого напева о гибриде комара и осы:

Ой, кМар-о-осс, кМар-о-о-сс
Не кусай мяня-а-а.
Не кусай миня-а-а,
Маяво  каня-а-а.
Маяго-о-о коня-а-а-а,
Бурогри-ва-ва-а
Покусай жену-у-у,
Ох, ревнивую-у-у.
Как возьмет ряме-е-ень
Поднатужится-а-а
Шлепнет по башке-е-е
Ух, как  кружится-а-а

Пропойки на Уссии были и всякие, и разные, и не особо развратные. Непременно следует отметить вклад народного творчества в дальнейшее становление отечественной лесодобычи. Песен про разные ценные породы деревьев, как то: передка, рахита, оссина, облома, туп ясный, рябая, клен-тлен, просто палка-елка, было достаточно.

То передка, то рахита
То облома под окном.
Край родной завсегд  любимый
Я вернусь к тибе потом.

Или

Клен ты мой пропавший,
Тлен ты мой единый.
У реки широкой
Весь покрылся тиной.
Был  и я когда-то
Вот таким же кленом
Только не опавшим
А вовсю опавшим.
Может быть зеленым.

Ой, калина кудрявая,
Ой, калина моя.
С ходу трахнулась в яму я,
Не  узрела края.

Что стоишь наклонно
Голая, рябая?
Мужика мавово
Явно совращая.

С попойками и пропойками время летит быстро. Вот и вечер наступил. Земля помаленьку приходила в остытое состояние. Желтый карлик, освещавший весь день небесные просторы, придвинулся поближе к краю леса и уже вознамерился побыстрее смыться от надвигающегося похолодания.
- Пора от-до-хаты, - сказала самая старшая из девиц, Илия. - А хаты то на горизонте не наблюдается.
- Не впервой, лошадей в поле травку жевать отпустим, да и сами в поле  повалимся, - не стала особо унывать Лейся. - Попоной укроемся, сон будет недолгим, но глубоким.
- Чья лошадь первой в стороже стоять будет? - спросила Допрынчич, насторожено оглядывая парнокопытных и сидящих на них непарнокопытных. - Впрочем, это они сами договорятся.
- Перекусить надо малость, врагов по близости не видно, некому свой ужин отдавать. Тебе Лейся, не отдам, ты мне не враг, - Икита легко соскочила со своего игривого буро-малинового скакуна, остановившегося у  раскидистого ясного дуба.
- Костерчик разведем? - Илия  неспешно спешилась со своего могучего и угрюмого малиново-бурого и, не дождавшись ответа, удалилась к ближайшим кустам. И ......, и за дровами.
Коняшки освободились от своего ездового снаряжения и тоже удалились в приближающееся ночное для поиска пропитания.
Пока кони и люди обустраиваются на привале можно пояснить и описать  действующих героинь. Масти лошадей мы упомянули. Хозяйки были им под стать. Илия представляла собой объемистый, среднего росту субъект с мощными бицепсами, трицепсами и иными зацепами. Забегая вперед, уточню, что рост у всех поленниц приближался к среднему, а средневесами считались только Икита и Лейся. Средний рост заключался приблизительно в 68 дюймах с допуском и посадкой +- 2. В дюйме, как всем известно, два с половиной сантиметра. Исходя из этого, нетрудно прикинуть длину (ввысь естественно) всего присутствующего народа. Если быть точным, то дюйм равняется 2 сантиметрам и 54 его сотым, но для упрощения подсчетов в те времена четверочку отбрасывали. В течение трех лет эти четыре сотых набегали помаленьку, поэтому каждый четвертый год измерения производили в «високосных» дюймах - 2,7 см. В этот год все оказывалось более высоким, широким и длинным. Даже время несколько растягивалось, поскольку время и пространство взаимосвязаны между собой. Можно конечно пересчитать рост в  шинах или в саженях, но не будем себя утомлять. Шина была длинной от локтя до кончиков пальцев руки некоторого эталонного человека, проживающего в палате мер и весов в городе  Рже, что в стране Уржуинии. На поломатую с умыслом или по неосторожности руку как раз такие шины и накладывали, откуда и название меры. Сажень - это такое устройство для удаления сажи из печек, он  подлиней шины. Имелся и косой сажень. Размер у него такой же, как и у простого, только измеряли им  габариты предметов по диагонали, к примеру, от кончика левого уха до середины правой пятки. Измеряли расстояния и конными переходами, да не будем о них, по телу на коне  долго не поскачешь, оно в месиво от несправедливости такой превратиться, а месиво и измерять нет необходимости, кому оно это нужно, разве тестомесам  или кожемякам.

Относительно личной наружности. Все девицы были и не кривы и не перекошены - простые, привлекательные усские лица. У Илии несколько широки скулы. У Икиты чуть раскосы глаза. У Лейси - несколько широки глаза, но чуть раскосы скулы. Так что не перепутать днем, и ночью. Ночью лица не щупают, за другие места хватаются.

Между тем, дело на привале спорилось.
Икита деловито приспособила на зеленую травку под развесистым деревом клееночку, расправила на ней скатерть-самобранку.
Костер горел и освещал окружающие пространства весьма не тусклыми сполохами. Присутствие ветра отсутствовало. Ненастье еще не пришло. Хляби небесные не разверзлись. Ночь пока еще не наступила, но была на подходе.
- Ну, скатерка, - предложила Икита. - Выкладывай, что там у тебя есть. Хоть и не в ночи - все на себя мечи.
Скатерть порадовала едоков супом харчо. Суп быстро исчез, но не в желудках девиц.
- Недостаточно горячий, - заявила самокритично скатерть-самобранка.
- Я вот вам икорки дам. Икра красная для икр ваших белых, - быстро ликвидировала заминку скатерть. - А вот заморская икра, дефицитная, блекло-жановая.
Деликатесы появились, но тут же, вслед за супом растворились в неизвестном направлении.
- Ах, я непутевая, беспутная, - забранила себя скатерть. - Песку в икорке многовато, не промыла в реченьке.
Да не беда, исчезнувшие продукты мигом были заменены новыми, еще более аппетитными на вид и возможно даже питательными на вкус.
Но скатерть не унималась.
- Ой, какое-то вино непонятное, не белое и не красное, черно-белое объявилось, - причитала самобранка. - А хвосты-то телячьи  коротковаты, у сковороды с яичницей изъян есть, колбаска больно не мелко нарезана, первач, мутноват, торговцы не подвезли свеженького вара. Это что невзрачное? Ах, это раки. Да какие там раки? Это и не раки вовсе. Вчера под пять были да во-о-от такие, а сегодня что - срам один подтри. Пиво опять же недушевное, неправильное и «не то, от которого пойдешь под клен».
Расшитый цветочками и птичками плат постепенно освобождался от посуды, вместе с начинкой и содержимым. А самобичевание осталось.
- И нечем попотчевать то, - скатерть начала себя бранить по всякому и по разному.
Начала с продуктов неправильных, потом перешла на собственную персону - и неровная она, и несвежая, и к кулинарскому делу неспособная.
- Что это она у тебя? - обалдело спросила Мура. - Что это она поносит на ночь глядя? А еду уносит.
- Кушать-то будет подано? - задала второй вопрос Лейся и подвела итог. -  Похоже - нет, вот и компот провалился в Тартары.
- Говорила я себе, не бери ты ее, не будет толку, -  запричитала вслед за скатертью Икита и тоже занялась самобранством. Затем бранение перешло на купца, всучившего наивной девице непутевое обеденное обслуживание, и на его отродье.
- Я его сиротой оставлю, деткам другого папаню искать придется, - не унималась оскорбленная Икита. - Наплел мне невесть что, от рук отрываю скатерку, мол: и варенье соленное у нее есть, и гусь слоеный, и марины томатные, и уши свиные в лапшу закатанные. У-у-у. Руки поотрываю, лапшу ему и его свинье в уши закатаю.
- Это у них надолго, - вздохнула Илия. - А кушать хочется.
Порывшись в своем походном бауле, Илия случайно наткнулась на приобретенные, на рынке продуктовые припасы. Все обрадовались такому удачному стечению продовольственных обстоятельств, так что заморить червячка немного удалось. Червячок остался не шибко довольным, но тут уж ничего не поделаешь, чему рады - тем не богаты.
Покушали поленицы окорок куриный, из буша завезенный. Окорок был хороший, видно при жизни не одно сено с соломой жевал. Маслице как по маслу в желудок забежало. Смочили горла горлицы наши доброй чаркой самосадного пива ядреного, что из ядерных бомбейских плодов и овощей изготовляют. А скатерть решили обронить по дороге. Была скатерть бранящаяся - будет обронетая.

Чудесные вещи, коих немало водилось на Уси, не все такие бестолковые. Ну, иголка зашивка-стежкометка от скатерки мало чем отличалась, даже еще хуже была. Хозяйка выдаст своей иголочке на ночь задание - сарафан сшить. Утром проснется баба, глазки откроет: где это я? Темно-то как в глазах - ни зги не видать, ни светлого будущего. Иголочка постаралась - все перепутала, в сарафан, как в саван, плотненько и крепенько хозяйку зашила, хорошо хоть не пришила.

Однако, встречаются нередко и полезные вещи, толковые. Например,  тулуп чинный, самобновляющийся. Вообще говоря, бережного и бог бережет, но не все таковыми бывают. Особенно мужики отличаются небрежностью по отношению к своему и чужому имуществу. Мужик по весне в шинке налижется с зелеными человечками до чертиков, домой поползет от забора к забору, исцарапает одежу, тулупчик то есть, в грязи вываляет. Не беда - тулупчик сам себя зашьет, постирается в речке, на заборчик подвесится, посушится,  снова готов грязи где поискать. Иногда и на него затмение находит, пропадет гулена на ночь, к утру заявится - свинья свиньей, да пусть простит меня не виноватая в этом хавронья. Мужику приходится за тулупчиком ухаживать - очищать, рассолом огуречным опрыскивать. Подобное редко происходит. Самообновляющийся тулупчик - вещь в целом (и по частям) ответственная. Тот, кто такой одежкой разжился, нигде не пропадет.

Ночка намечалась изрядно звезданутой. А если звезды зажигаются - значит это ... кому-то нужно (в нужник). Часть девиц принялась укладываться ко сну. Седла для удобного положения под голову приспособили поленицы, попоньки свои на попону пристроили, глазки закрыли и погрузились в приятные сновиденья.
Остальная часть девиц (Илия) маленько почитать решила на сон грядущий. Пока костер окончательно не загорел, достала Мура книжку. Книжки у нее полуволшебные были, с наперсток величиной, а в руки возьмешь - вырастают до достаточно увесистых размеров. У Муры бицепсы отменные, две ночи напролет могла такую тяжелую книгу одним пальцем перелистывать. Книжек у поленицы имелось несколько. Все различные и писатели различные, объединенные в один творческий коллектив: Шило, Мыло, Мотовило, Ляпкин, Тяпкин и Сопелкин, да и  Разругацкие тоже имелись.
Удобно сочинять, если много помощников. Пока один конец книжицы дописывает, другой уже начало придумал, а третий над серединой размышляет. Остальные автографы рисуют на титульном листе.
Надо будет кого-нибудь тоже присоединить для сочинительства. Да вот хоть брата меньшого. И польза проявится и поколотить можно, если любимого героя в своей версии преждевременно пристукнет.

Прошлым летом занимательную историю мне братик поведал:
«Была это давным-давно - тогда, когда абреки были маленькими, а грузины большими. У маленьких абреков в больших горах водились большие тигры, а у больших грузин никаких тигров не водилось - ни больших, ни маленьких. Да и гор у грузин в то время никаких не было. Однажды убили маленькие абреки на охоте большого тигра и подарили его шкуру грузину по фамилии Руставели. Шатался он  в их местах одно время. По поводу этого неординарного события Шота и сочинил поэму «Витязь в тигровой шкуре». В отместку за убиение и создание поэмы большие тигры загрызли одного маленького, небольшого абрека и подарили его шкуру снежному барсу. Так появилось предание - «Барс в неброском человеческом одеянии».
Выходит братика к чистописанию привлечь можно, да и на обложке книги авторство  более солидно зазвучит: Дашок  и Донец Поляковы-Незнамские, к примеру.

Илия предпочитала почитывать ночно-фосфатические романы. По духу этот жанр был Муре весьма близок  и недалек, особенно, если в содержании повествования муры было достаточно поналяпано. Ночно-фосфотические рукописи и читать нужно было ночью, при свете фосфатическом. Мура свою библиотеку не так давно собирать стала. По названиям произведений, подчеркнуто интригующим и многообещающим, Илия и приобретала ночное криминально-драматическое чтиво (в основном произведения братьев Разругацких):

«Путь по-матери»
«Попитка у беса»
«Трудно пить боком»
«Хищные вши в пекле»
«Подельник кончается в субботу»
«Казка  кройки»
«Лидка в наклоне»
«Втрое на шее Мерси-Анн»
«Отъел  у прогибнутого пианиста»
«Пикник на обоих в овчине»
«Пара в исподнем»
«За миллиард пней до конца Светы»
«Повесь  нужных и ненужных»
«Градом» по  обрученным»
«Хрумая судьбу»
«Жук с веником»
«Полные квасят в вертепе»
«Отягощенные взломом»
и другие.

Илия фосфата подбросила в костерок, как  предписывалось, и углубилась в созерцание книженции.
На данное время изучалось произведение под названием «Пара в исподнем». В нем описывалась жизнь двух дружных семейных общин: Ронцеток и Кабулеток. Поначалу хорошие отношения между семействами складывались, сообща работали, ели, пили, других били. Но, всему хорошему, рано или поздно, наступают на конец. Под этот самый конец и произошла между Салфетками-Табуретками крупная ссора. А все из-за дочерей - Джулии и Ромеи. Джулия происходила из Ронцеток, Ромея из Таблеток. Или наоборот? Да какая разница - ром любить, али водку пить. Джу и Ро тоже во первых главах романа любили друг друга трепетно и бесповоротно. Нескромное, но занимательное повествование взаимной приязни Илия перечитала не один раз. Приязнь разрушила гадкая Черная кошка разлучница. Нашептывать стала то одной девочке, то другой всякие кляузы, подозрения нехорошие. Перед Ромеей Джулию Черная чернит: «Вот пошла вчера твоя незабвенная Джулия на день рождения к бедному Йорику, принцу отдатскому. А когда вернулась? Обещала в десять, а пришла гораздо позже. Аж в две минуты одиннадцатого! Да что же это такое? Что за безразличие к твоей вселенской любви?» В неокрепшую душу Джулии сомнения вносит кошечка: «Как ты думаешь, как разумеешь, милая Джу? Ромея по какому такому случаю задержалась у Лены за чаем? Душа то, у тебя Джулия горела. Где там, что? Не побило ли Рому громом? Не случилось ли погрома? У-у-у, подруга твоя неблагодарная. Не кручинься Ромеюшка, вот рома испей, полегчает».

Поссорились подруги. Наступила драматическая развязка криминально закрученного сюжета. Отравила Джулия Ромею нечаянно, а Ромея нечаянно Джулию кинжалом заколола и в качестве контрольного выстрела кипятком облила. Семейство Ронцеток и Кабулеток от отчаяния сначала приказали городскому голове Йорика с кошкой в бассейне утопить как собак, а потом друг друга принялись в количестве уменьшать.
С того самого времени люди Черную кошку  и побаиваются - если дорогу перебежит, жди беды или кляузы. Оберег против надвигающейся бедовой неизбежности нашли методом проб и ошибок. Если кошка чем-то помешала, то надо просто сплюнуть себе на плечо, и на правое и на левое. Или пуговицы у прохожего оборвать с мясом. Но в те времена до этого простого защитного способа еще не додумались и Черную кошку жутко побаивались.
Перед второй сменой лошадиных страж заснула и Илия. Ее сон отличался беспокойством. Долго ворочалась девица, переживая за главных героинь прочитанного романа, переиначивая события под свою стать и суть.