Два зеркала. глава 22

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ДРУККАРГ (КВАЗИ-МОСКВА)

Вскоре город уже простирался под ней – мрачный, весь словно бы вытесанный из множества глыб черного мрамора, - и этот зловещий город, как показалось Ане, являлся искаженной копией Москвы, но словно бы построенный в манере художника-кубиста, а может, футуриста начала века. По крайней мере Аня, летевшая на высоте около двух сотен метров, сумела узнать многие постройки центра (окраины были такие же безликие, как и в реальной Москве). Московский кремль был  так же весьма узнаваем, но несопоставим по размеру с прототипом, поскольку посреди Красной площади, как раз в том месте, где в настоящее время стоит Ленинский мавзолей – строение форматом не столь уж грандиозное -возвышалась гора, возможно даже настоящая, но которой немыслимым образом придали форму многогранной пирамиды несколько километров как в основании, так и в высоту . Эту суперпирамиду циклопической змеей обвивала спираль, застроенная многочисленными, куда уже более скромными зданиями, по форме – правда чудовищно утрированно – напоминавшими храмы самых разнообразных религиозных конфессий, при этом каждый ярус спирали был посвящен какой-то одной. Разумеется, Аня не могла быть знатоком по части архитектуры культовых сооружений (напомним, что во время путешествия по изнанке она ощущала себя восьмилетней девочкой, живущей в середине 60 годов, правда в теле 20 летней металлизированной демоницы), однако была уверена, что реальные прототипы этих квази-храмов вполне могли существовать на территории Советского Союза. В частности она узнала и русские православные церкви, словно бы изуродованные чем-то деструктивным сознанием, и такие же исламские мечети Бухары и Самарканда, и буддийские пагоды Бурятии и Тувы. Можно было так же разглядеть средневековые костелы Прибалтики, и более поздние кирхи Финляндии, сохранившиеся на территории Ленинградской области и Карелии после Советско-Финской войны. Некоторые  сооружения Аня и вовсе не могла идентифицировать.
Когда наша героиня подлетела ближе, то обнаружила еще одну особенность этой горы-пирамиды, издали чем-то напоминавшей гималайский Кайлас. Ее фасад, вокруг которого вилась «храмовая спираль» не представлял собой целостного массива, а был испещрен сплошным глубочайшим горельефом, изображавшим уже какие-то светские здания, но не жилые, а административные, как Ане показалось – правительственные, причем среднего и нижнего звена. Это были всякие горкомы, обкомы и прочие партийные сооружения, выполненные в духе лжеклассицизма и лжеантичности, и которые венчают собой центральную площадь (как правило им. Ленина) любого провинциального городка нашей необъятной страны, и в зависимости от степени партийной иерархии (городской, районной, областной, республиканской) отличаются от своих собратьев размером, пышностью декора и прочих архитектурных изысков. Такими вот обкомами, горкомами, райкомами и прочими иже с ними были усеяны все грани пирамиды, искусными горельефами вгрызаясь в мраморную плоть бывшей горы, покрывая ее от основания до вершины. Вершину же венчала гигантская статуя, и теперь Аня видела ее достаточно отчетливо: на шпиле был водружен символический рарруг с суровым, но одновременно благородным лицом, как у советского воина-освободителя на плакате времен второй мировой войны, а на нем восседал чрезвычайно интеллектуального вида игва, держащий в руке факел с высоким, сильно чадящим пламенем. Как уже было упомянуто, весь этот квази-кремлевский комплекс был совершенно невообразимых размеров, поскольку только центральное здание-гора своим основанием во много раз перекрыло бы реальный московский кремль, поэтому и стена, и сторожевые башни, и прочие постройки, расположенные за кремлевской стеной поблизости Красной площади были гораздо больших размеров и раскинуты на территории десятков квадратных километров, но в каждом из квази-кремлевских сооружений угадывался реальный прототип. Еще одна особенность архитектуры и планировки квази-Москвы, на которую обратила внимание Аня это заметное уменьшение размеров зданий по мере удаления от центра, хотя в каждом продолжал угадываться прототип, и Аня, родившаяся и выросшая в Зарядье – той части Китай-города, которая почти вплотную примыкает к кремлю, вдоль и поперек исходившая весь центр, постоянно находила это сходство.
На глаза девушке попались несколько строившихся в отдалении домов, и она с удивлением отметила, что те части зданий, которые только предстояло достроить, были видны в реальности в виде совсем прозрачных бесцветных голограмм. При этом поблизости строек не было видно ни одной машины, ни одного подъемного крана, Аня только сумела разглядеть несколько гигантских человекообразных фигур, которые что-то укладывали, поднимали, переносили, но кроме их человекообразия, она ничего не смогла дополнительно разобрать. На улицах во множестве виднелись кирпичные фигурки игв, в небе парили несколько рарругов, и хоть Аня несомненно должна была быть хорошо видна и с верху и с низу, на нее никто не обращал внимания. Игвы сновали без видимой цели, рарруги словно бы патрулировали воздушное пространство, а где-то вдалеке человекообразные великаны, напоминавшие эрмитажных атлантов, что-то строили и им, похоже, не было никакого дела до того, что происходит вокруг. В заключение можно отметить отсутствие транспорта и вообще какого-либо эквивалента земной техники.
Тут Ане, которая продолжала парить на высоте птичьего полета, неожиданно пришло в голову, что если здесь есть кремль и Китай-город, и явно угадывались кварталы Зарядья, то и не исключено, что присутствует и ее дом! А что это значит? Впрочем, это может и ничего не значить, ведь этот квази-город никак нельзя было назвать точной копией Москвы. Да, прослеживалось и сходство планировки, и знакомые здания явно соответствовали здешним, но это не значило, что в доме, возможно соответствующем на изнанке Аниному, должно присутствовать нечто, касающееся лично ее  (даже вообразить сложно, что именно – ведь не маму же с папой, или, допустим, семью игв, похожую на ее семью? Вопрос в том, есть ли вообще у игв семьи в нашем понимании, или их семья – нечто вроде муравейника)? Даже не факт, что она найдет здесь дом, соответствующий ее дому, может она вообще все эти сходства за уши притягивает! И все же что-то ей подсказывало, что следует разыскать именно свой квази-дом, а там сориентироваться на месте: а вдруг именно там находятся те самые ворота, о которых писал Варфуша? А что? Вполне логично, иначе к какому именно признаку привязывать их поиски. Определившись с дальнейшими действиями, Аня сместилась немного в сторону, зависла над квази-Зарядьем, вычислила, где должна находится крыша ее дома и спустилась во двор старой довоенной постройки, которая общими формами напоминала ее пятиэтажный кирпичный дом, но больше походила на некую модель в натуральную величину, словно бы выполненную из черного мрамора. На самом же деле за этим массивным фасадом ощущалась какая-то подделка, словно это был и не мрамор, а картон или пенопласт, тщательно выкрашенный под мрамор. Да и формы все были какие-то слишком ровно-геометрические,  как на техническом чертеже. Впрочем в реальной жизни Анин дом был тоже достаточно правильной прямоугольной формы, без архитектурных излишеств, и если не считать облупленного покрытия, общими очертаниями весьма походил на эту постройку квази-Москвы. А еще – оконца с занавесочками и какие-то совсем земные предметы на подоконничках, вроде горшка с цветами! Вот эти-то милые детали никак не вписывались в понятие технического чертежа, поскольку выглядели на удивление живыми. Анино сердце тревожно забилось, на нее словно бы дохнуло милым хаосом московских коммуналок, в одной из которых она провела все свое детство. (О том, что в настоящий момент она проживает в отдельной квартире на проспекте Мира Аня не помнила, да и не понятно, что считать на изнанке настоящим моментом)! К тому же во дворе не было видно ни одного игвы или рарруга, а ведь по улицам игвы сновали достаточно оживленно, и это так же создавало иллюзию чего-то земного, родного. А скамеечки со столиком! А детские качельки и песочницы! Бог мой, тут и травка на газончиках и клумба с цветочками! Впрочем в здешнем амфитеатре, который она не так давно посетила, так же фигурировала очень похожая на земную распаханная почва, а оказалось, что это инкубатор по выращиванию игв!
- Так что, - напомнила себе Аня, - не дадим обмануть себя иллюзиями. Наверняка за этим милым двориком, до боли напоминающим мой дворик в настоящем Зарядье, стоит что-то совсем иное. Ясно одно, если здесь все так похоже на мое, настоящее, то надо зайти в квартиру и посмотреть, что будет там. Если здесь все словно для меня подготовлено, то наверняка и в квартире найдется что-то необычное.
Аня присела над газончиком:
- Да, конечно, - убедилась она, - трава не живая, какой-то макет травы, причем весьма искусный, а цветочки на клумбе – словно из пластмассы. Странно, зачем воссоздавать эти макеты? Тем боле, если бы город копировал Москву на 100%, тогда бы еще была логика, а это здание-гора – совсем не Москва, да и большинство старых зданий, представляющих в реальной Москве сложные архитектурные композиции, здесь, при сохранении основных пропорций, превращены в кубы, трапеции и параллелепипеды, и ни одной скругленной формы, ни одного круглого купола. Ну, а что касается моего дома, то в нем трудно что-либо исковеркать, он как был параллелепипедом, так и остался – но вот дворик – достаточно точный макет.
Аня поднялась с земли и направилась к своему подъезду, где на непривычно высоком первом этаже (в современных зданиях он скорее соответствовал бы второму) располагалась ее квартира. Мелькнула абсурдная мысль: « у меня ведь ключей нет», но тут же Аня внутренне улыбнулась: если даже она не сможет пройти сквозь стену, то уж по крайней мере без труда дезинтегрирует непрочную астральную материю, которая больше энергия, чем масса. Испытывая некоторое волнение (на изнанке сильных чувств у нее никогда не возникало), она поднялась по ступеням и остановилась около своей двери. Тут ей почему-то показалось, что проникновение в эту квартиру обычным астральным способом – просто пройдя сквозь дверь или стену, это нарушение правил какой-то игры, в которую ее кто-то втягивает, а иначе – зачем подобное копирование? Тут ей пришло в голову, что материализация ключа здесь, на изнанке, не представляет для нее никакого труда – и она быстро соорудила ментальную модель двух ключей – от общей входной двери и от ее комнаты, которые тут же материализовались на ее ладони. Как Аня и предполагала, ключ точно подошел к замку, и она оказалась в свое коммунальной квартире… это действительно была ее точная копия: и длинный коридор, заканчивающийся общей кухней, ванной и туалетом, и четыре двери вдоль этого коридора (вторая справа была Анина). Наша героиня напряженно прошлась вдоль коридора, вышла на кухню – да все, как у них: газовая плита той же матки, колонка, расположение стола, полок, раковины, да и посуда вроде бы та же. Правда – ни души, а кухня в их квартире редко пустует. И тишина, что так же не типично. Правда сейчас не понятно, какое время суток, может ночь? Здесь все время полумрак, похоже дня и ночи – вообще не существует. Может все на работе? Так тетя Сима пенсионерка, да и мама не работает. Кстати, дядя Жора тоже большую часть времени дома ошивается. Впрочем, что за глупые мысли! Откуда здесь взяться тете Симе и маме, в смысле их душам! Все живы-здоровы, да и Друккарг – не страдалище для грешных душ, а шрастр антироссии, где проживают отнюдь не антиподы людей, а эгрегоры муравьиных и пчелиных сообществ. Но отчего эта схожесть, кому все это нужно?
Аня заглянула в общую кладовку, ванную комнату и туалет. Естественно, никого там не оказалось, а все предметы выглядели в точности, как в ее доме. Тогда она решила посетить комнату, где в реальной Москве проживала ее семья. Итак, ее дверь… два поворота ключа… дверь открывается… мелькнула мысль: «Наконец-то я дома…» - так здесь все было похоже на ее скромное жилище: единственная комната (правда довольно большая), перегороженная шкафом и ширмой, где спали мама с папой. Увы (или – слава Богу) – никого. А на что она, собственно рассчитывала? Это же не настоящий ее дом, а копия, непонятно с какой целью искусно воспроизводящая ее квартиру. А вот людей – хотя бы каких-то похожих манекенов или – что здесь чаще бывает – голограмм – воссоздать не получилось. И зачем это надо она не знает, а ее справочник-информатор замолк и не желает разъяснять смысл и авторство окружающего морока. Она обошла всю свою комнату, даже вытащила несколько игрушек из ящика – это были действительно ее игрушки, причем в той кондиции изношенности, в которой она видела их в последний раз – убедилась что вся мебель, все предметы стоят на своих местах, вот только дома никого нет. И тут ее взгляд упал на их фамильную реликвию: большое, почти до потолка зеркало середины 18 века в палисандровом багете, по легенде изготовленное личным краснодеревцем одного из французских королей Людовиков мастером Булем (имени по-видимому никто не знал). Если бы у Ани в ее нынешнем облике существовало бы перегоняющее кровь сердце, то, очевидно, было бы уместным написать: «сердце ее забилось так, словно собиралось выпрыгнуть из груди», поскольку в зеркале этом отражалась большая часть комнаты – та, где красовался большой обеденный стол (здесь он так же имелся в наличие, там где обычно стоял в ее реальной московской квартире). Правда в «изнаночной» квартире он пустовал, хоть и был накрыт словно бы к обеду на четверых: на белой крахмальной скатерти стояли пустые тарелки, рядом с которыми аккуратно располагались вилки, ложки и ножички – не хватало разве что кастрюли с супом и хлебницы с хлебом, словно мама ушла на кухню и вот-вот должна была принести обед, а папа и Юра ушли мыть руки. А она сама? Возможно пошла помогать маме что-то поднести. Но в зеркале напротив стола ситуация была несколько другая: вся семья сидела за столом и мирно обедала… нет, скорее ужинала, поскольку папа приходил с работы после шести и всей семьей они собирались за столом только к вечеру. Все выглядело чрезвычайно обыденно, зеркало словно бы отражало естественные события - хотя в действительности в «изнаночной комнате никого не было – семья мирно трапезничала и время от времени о чем-то переговаривалась, хотя никаких звуков из глубины зеркальной поверхности не доносилось. Стоит ли говорить, что за столом так же присутствовала Аня Ромашова в своем земном облике, столь не похожем на сверкающую инфраметаллом прекрасную двадцатилетнюю демоницу а-ля Борис Валеджио, в коем облике пребывала сейчас ее вторая половинка. Правда Ане показалось, что здесь ее недостающая часть выглядит старше, чем когда она покидала свое тело. Да, и Юре здесь уже лет 16.
Время от времени то Юра, то Аня машинально заглядывали в зеркало, но на астральную девушку, застывшей перед этим отражением земной идиллии никто не обращал внимания, хоть время от времени кто-то из семьи и встречался с ней глазами. Нет, разумеется, обзор был только в одну сторону, как в потайных комнатах какого-нибудь старинного замка, Аня видела такие перегороженные зеркалом помещения в каком-то фильме, где из потайной коморки видно, что происходит в соседней комнате, а там можно наблюдать только свое отражение.
- Ну вот, - подумала Аня, с умилением глядя на маленький кусочек своего, Бог весть на сколько времени утраченного мира, - вот я словно бы и дома побывала. Слава Богу, у нас все в порядке, все живы-здоровы и никто, в том числе и я сама в земном обличье, не подозревают, что со мной что-то не так, что на самом деле я не полная, и что в действительности существую не только в обычном плотном мире, но и на изнанке земли, откуда сейчас гляжу на саму себя, как на кого-то постороннего. Впрочем, это ведь даже не я, а отражение в зеркале. Странно, неужели на земле уже год прошел или даже полтора-два, ведь я явно выросла, а на изнанке – по ощущениям – дай Бог недели две.
Аня попыталась мысленно связаться со своим земным двойником и тут, сама не ожидая этого, ощутила едва заметное сцепление с «девочкой из зазеркалья». Нет, она не стала читать ее мыслей и тем более видеть мир ее глазами, просто астральная Аня вдруг поняла, что ее земная половинка что-то ощущает, что ее уже два года преследует чувство какой-то параллельной жизни – вернее зыбких теней этой жизни, которые, кажется, вот-вот всплывут из подсознания и раскроют свою сущность, однако в последний момент ускользают, оставляя неприятное чувство только что забытого причудливого сна.
- Ну, хоть так, - подумала наша героиня, - по крайней мере есть надежда, что если когда-нибудь я вернусь в свое тело, то это не будет для моей половинки неожиданностью, и станет ясна природа этих состояний. Другое дело, поверит ли она в то, что ей удастся вспомнить, или решит, что все это был просто причудливый сон. Впрочем, что мы знаем о снах, теперь то я понимаю, что обычные сны тоже путешествие в иную реальность, просто в это время наше сознание не работает полноценно.
Неожиданно в выражении лица Аниной половинки что-то изменилось, она начала тревожно озираться, затем, словно бы поняв источник тревоги, стала внимательно вглядываться в зеркало, вернее в лицо астральной Ани, наблюдающей за ней с той стороны. Аня за столом явно что-то видела, она даже  отложила ложку и попыталась встать из-за стола, но мама ей что-то сердито сказала и, положив руку на плечо заставила снова сесть на стул. К сожалению астральная Аня не слышала голосов и мыслей с той стороны зеркального стекла, и могла лишь догадываться о том, что за разговор состоялся за столом обычной Московской коммунальной квартиры но разговор явно шел о том, что земная Аня увидела в зеркале нечто необычное. Она несколько раз показала в сторону астральной Ани рукой и что-то стала возбужденно говорить, причем ни мама, ни папа ни брат этого «нечто» явно не видели: папа тревожно качал головой, мама сердилась и что-то раздраженно говорила дочери, а Юра явно потешался и делал явно недвусмысленные жесты около виска, однозначно имея в виду сестру, после чего уже папа сделал ему замечание на повышенных тонах, после чего брат вобрал голову в плечи и перестал паясничать.
- Ты меня видишь, - с грустью подумала астральная Аня, - а они – нет. Два года назад ты вышла из психушки, и все естественно считают тебя малость (а может и не малость) ку-ку. Знали бы они, насколько их дочь права, и насколько не правы они. Боюсь, ни мама, ни папа, ни Юра никогда не поверят, что их дочь и сестра отнюдь не безумна, а просто раздвоилась. Впрочем, насколько я знаю, шизофрения и есть раздвоение, так что с точки зрения земной медицины патология налицо! Другое дело, что я-то знаю истинную природу этого феномена.
Не известно, чем бы закончилось проишествие за столом, скорее всего девочку бы в очередной раз убедили, что в зеркале ничего необычного нет, Аня помнила, что и раньше ей не раз приходилось соглашаться с родителями и соглашаться, что она в действительности ничего не видела а все придумала, чтобы лишний раз их не расстраивать, но тут события начали развиваться по несколько иному сценарию.
Неожиданно откуда-то издалека, со стороны кремля, раздался звук, напоминающий сирену «воздушная тревога», но еще более протяжный и тоскливый, словно бы олицетворяющий какую-то фатальную неизбежность. Собственно, сам звук вскоре перестал восприниматься, скорее это было уже что-то с воздухом, который словно пар над гудком парохода вибрировал в унисон тревожному звуку. Вскоре первичная монотонная сирена уступила ритмичным клацаньям «рженгл, рженгл, рженгл», которые вскоре обрели форму музыкального рисунка – шумового аккомпанемента неведомого массового танца… всенародного камлания. Ане почему-то показалось, что этот ритм чем-то напоминает ритм шамана, бьющего в бубен в состоянии транса, правда тембр звучания был другим (хотя в жизни она никогда не видела шаманского камлания, однако это была уже какая-то другая память, к тайникам которой подключалось ее сознание). Девушке показалось, что она даже слышит массовое топанье, какой-то хор, подпевающий неясную мелодию в ритме этого невидимого массового танца, но звук здесь воспринимался по-другому, скорее в виде ритмичных воздушных колебаний, когда воздух становится видимым и вибрирующим. Такими же вибрирующими казались и предметы в комнате и было не ясно, то ли этот эффект создавала вибрирующая атмосфера, то ли все предметы присоединились ко всеобщему ритму-камланию. Не стало исключением и зеркало, и Ане показалось, что в зеркале-то и произошли максимальные метаморфозы, поскольку, если вся комната и вибрировала, то не меняла своей основной формы, а фигуры в зеркале выглядели так, словно Аня очутилась в комнате смеха, где кривые зеркала изображают все в уродливо-комичной форме. Впрочем и здесь наблюдалась динамика, словно из беспорядочных комичных образов постепенно отливалась закономерность, некая преобладающая форма, где карикатурные лица постепенно приобретали зловещие черты, все время переходящие из одного порочного образа в другой. Так лицо Юры прошло через целую серию метаморфоз от явного обжоры, жадины, завистника и труса, до более скрытых, неявных, в которых, тем не менее, угадывались черты мучителя и садиста. Не намного лучше выглядели и мама с папой, хоть их пороки и не столь явно проступали на менее подвижных, чем у сына масках лиц, и лишь одно лицо никак не затрагивалось этими постоянно меняющимися аберрациями – это лицо Ани, которое словно бы оказалось заключено в прозрачный кокон, позволявший ему все время оставаться в зоне неискаженного пространства. Было заметно, как деструктивные волны постоянно бьются о прозрачное силовое поле и отскакивают от него, словно мячик от стенки. Эта игра продолжалась довольно долго на определенном этапе продемонстрировав устойчивую систему трансформации человеческих образов в нечто хоть и человекоподобное, но уже с явной тенденцией к чему-то бронированно-ящерообразному, но еще достаточно неустойчивому. За столом сидели все те же мама, папа и Брат (Аня, как мы знаем в метаморфозах не участвовала), и в какие-то мгновения больше напоминали обычных карикатурных людей, а в какие-то – человекообразных дракончиков, заключенных в чешуйчатую оболочку кирпично-красного цвета. Уже отчетливо виделся хвост и когтистые мышиные крылья то складывающиеся, то разворачивающиеся за спиной – впрочем образы были крайне неустойчивы, и превращение людей в драконов скорее угадывалось, чем фиксировалось. И словно этого не замечая, родители и дети продолжали трапезничать, время от времени вступая в непродолжительную беседу, явно не подозревая, какие занятные изменения претерпевают их отражения в зеркале. 
Сколько продолжалась эта непрерывно сменяющаяся фата-моргана  Аня затруднилась бы сказать, но окончилась она так же внезапно, как и началась. Неожиданно прозвучала еще одна, гораздо более короткая сирена, как Ане показалось, означавшая отбой и всеобщее расслабление. Вместе с ней прекратились колебания воздуха, а так же предметов и изображений в зеркале. Семья закончила ужинать, папа и мама с посудой вышли из комнаты, куда ушел Юра было неизвестно – зеркало не показывало с этого ракурса всю комнату, и только Аня с той стороны зеркального стекла осталась в поле зрения, мало того, подошла к самому зеркалу, предварительно настороженно оглядевшись, и напряженно стала вглядываться в его поверхность, в упор глядя в глаза своей астральной половинки. Тут и астральная Аня подошла поближе со своей стороны реальности.             
 - Может, - подумала она, - тогда моя половинка сможет меня лучше рассмотреть. – При этом своего собственного астрального отражения она не обнаружила, хотя все предметы в комнате выглядели в точности  как в зеркале, даже тарелки и вилки, которые унесла из комнаты мама, таинственным образом исчезли. Когда она подошла совсем вплотную, над отражением ее двойника вспыхнуло золотое сияние, быстро сгустившееся в образ маленькой коронетки, и в это мгновение образ девочки пропал, а плоскость зеркала покрылась густым слоем конденсированного пара, и вслед за этим словно бы чей-то невидимый палец написал на запотевшем стекле: «ЭТО И ЕСТЬ ВОРОТА ПОРТАЛА».
Машинально Аня протянула руку, словно хотела поймать невидимый палец, коснулась холодной поверхности, и в то же мгновение поверхность превратилась в зеркальную воронку, и девушка, теряя сознание, почувствовала, что безудержно падает в этот яркий, играющий тысячами солнечных зайчиков водоворот.