Бальзам

Всё хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю...
Быстро лечу я по рельсам чугунным,
Думаю думу свою...


Н. А. Некрасов
«Железная дорога»



Дорога до Москвы из российской чернозёмной глубинки занимала пять часов.

Пять часов на скором поезде.

Пять часов после летнего месячного отпуска, после отдыха, после пребывания в родном доме.

После воспоминаний, смеха и балагурства.

После сладкого сна в саду в сени трёх высоких клёнов на сене под огромным звёздным августовским небом в начале семидесятых.

После шуток:

– Смотри! Спутник!

– Где?

– Да вон! На Кумарёвку пошёл! А дальше – на Лапоток.

Каждую ночь братья разглядывали космос и ждали, когда в этой бездонной чёрной бесконечности, усыпанной несметным количеством разнокалиберных звёзд, появится одна большая светящаяся точка и проследует на север – на Кумарёвку.

Но отпуск у обоих закончился. И они, переделав в родительском доме все необходимые работы, поклеив обоями комнату, напилив отцу с матерью гору дров, возвращались домой к своим семьям, младший – в Москву, а старший – в Ригу, где нёс «трудную службу» «вдали от России».

В свежей утренней прохладе сосед довёз их на пыльном зелёном грузовике до железнодорожной станции, где они с трудом взяли билеты в красном кирпичном здании вокзала. А потом ждали поезда у ног выкрашенного серебрянкой вождя мирового пролетариата, указывавшего вытянутой по обыкновению вперёд рукой на видневшийся вдалеке кусок родного поля, где отец убирал когда-то комбайном рожь, пшеницу и ячмень, а они подростками помогали ему.

Поле в лучах поднимавшегося яркого алого солнца было огромным, простираясь жёлто-золотым великолепием и ширью до самого горизонта. И там почти за самой кромкой между небом и землёй остался дом родной с яблоневым садом, кустами смородины, бревенчатым колодцем напротив окна и малинового цвета лазоревыми цветами, как в тех бунинских лесостепных местах называют мальвы.

Насмотревшись в преддверии годовой разлуки с разрывающей и ноющей тоской в сердце на родной пейзаж, братья дождались наконец поезда.

Людей в вагоне было много.

Несколько часов до Москвы по российским масштабам – пустяк, рукой подать.

А уж в начале семидесятых люди легко преодолевали это расстояние и ездили в столицу. Они её «кормили», работая на полях и фермах, и в неё вынуждены были ездить за покупками. В эпоху дефицита за любой ерундой надо было отправляться в Москву.

Братья нашли себе места в купе общего вагона и, переговариваясь, смотрели на мелькавшие за окном поля, овраги, перелески и речушки.

Ближе к Москве стали появляться залитые солнцем зелёные леса с ослепительно-белоствольными берёзами.

После того, как поезд пересёк границу Московской области, по вагонам пошли торговцы. Они воровато озирались и с озабоченным видом быстро предлагали пассажирам дефицитные товары.

Прошла организация «глухонемых».

Отрешённый торговец автоматически-деловито выложил на столики самодельную печатную продукцию – небольшие буклетики-фотографии – календари, травники, сонники.

От нечего делать братья пролистали их, посмеявшись над тем фактом, что увиденный во сне табурет сулит неминуемую тайную печаль.

От покупок они отказались и смотрели, как худой и неопрятный молчаливый индифферентный негоциант собирал свой товар по столикам и складывал его обратно в хозяйственную сумку.

Вскоре после «глухонемого» в вагоне появился мало похожий на торговца пассажир в сером пиджаке. Идя по проходу и увидев двух молодых мужчин, он остановился.

– Рижский бальзам не желаете? – конфиденциально спросил он, распахивая полу пиджака и демонстрируя стильную керамическую коричневую бутылку.

Младший брат посмотрел на старшего – тот по сложившейся уже традиции привёз такую отцу в подарок.

Время в пути надо было скоротать, и старший брат из праздного любопытства поинтересовался:

– И сколько такая стоит?

Человек назвал цену, в десять раз превышавшую официальную.

«Ого!» – подумал старший и взглянул на младшего.

Обоим стало интересно. Да и почему не поболтать в пути?

– А что это такое? – просто включился в игру младший.

– А это напиток такой, – тотчас среагировал на спрос торговец.

– И что же такого в этом напитке, раз он столько стоит? – ещё проще поинтересовался старший.

– Это спиртной напиток, целебный, бальзамом называется, очень полезный, – с нотками снобизма и превосходства в голосе смерил его взглядом незнакомец.

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака блестящую бутылку с сургучной пробкой и показал её потенциальным покупателям. Спекулянт почувствовал добычу. Объект был найден, оставалось только втюхать этим простакам бутылку. Заработок по тем временам был очень неплохим. Нужно всего-навсего как следует разрекламировать товар. Интерес уже разбужен, это торговец определил сразу.

– А чем же он так полезен, что столько стоит? – медленно и основательно разглядывая знакомые золотые буковки на чёрной этикетке, спросил старший.

– Это лекарство, очень редкая и дефицитная вещь, только в Риге продаётся, – напыжился продавец.

– А где же ты его взял-то, мил человек? – подал голос младший.

– Я рижанин, – изобразил на лице причастность к высшей расе попутчик.

– А сюда тебя каким ветром занесло? – полюбопытствовал старший.

– Да вот, к родственникам на Волгу ездил, – небрежно бросил делец.

– А-а-а, – понимающе протянули хором старший и младший братья.

– Ну, и как там в Риге живётся? – очень органично поинтересовался старший.

Ехать ещё надо было немало, а тут подвернулась увлекательная тема.

– Да уж получше, чем здесь, – хвастливо изрёк торговец и презрительно махнул рукой на мелькавшие за окном тонувшие в зелени яблоневых садов деревянные домики пристанционного посёлка.


Он, предчувствуя непростую и долгую, но выгодную работу, уселся на полку рядом со старшим и принялся расхваливать товар:

– Вы здесь ничего не знаете. А это рижский бальзам, его весь мир пьёт! И на вкус он, кстати, очень приятный, – покровительственно, как двум Иванушкам-дурачкам, начал свысока объяснять торговец, демонстрируя при этом шоколадного цвета бутылку, – известное лекарство. Им весь мир лечится!

– А от чего же им весь мир лечится? – полюбопытствовал младший брат.

– Да от всего! – нагло фыркнул торговец.

– Ну, так не бывает. Как же может быть лекарство от всего? – раздумчиво протянул младший.

– Да вот так. От разных недугов. Он от очень многих болезней помогает! И от сердца, и от печени, и от давления, и для кровообращения хорошо, – терпеливо и надменно популяризировал товар продавец, поглядывая на попутчиков, как на идиотов.

Но те уже надели предложенные им маски и с удовольствием, не сговариваясь, играли роли простачков и недотёп.

Младший, почувствовав, что сидящий напротив него рядом с негоциантом старший скоро удивит его хорошим сюрпризом, в предвкушении возможности похохотать, подыгрывал ведущему артисту.

– А вот, скажем, от суставов поможет? – спросил он.

Торговец серьёзно посмотрел ему в глаза и по-докторски строго сказал:

– И от суставов.

– А от желудка? – с миной первоклассника любознательно опять поинтересовался младший.

– Так им же Екатерину Вторую вылечили! – наставительно воскликнул продавец.

– Это как? Саму царицу? – ахнул младший.

– Ну, конечно! Она тогда в Ригу приехала и коликами захворала. А этот бальзам один рижский аптекарь придумал ещё в середине восемнадцатого века, – с нотками пренебрежения к собеседникам вещал продавец.

– А что же такое это за колики? – вошёл в раж младший.

– Ну, это желудок у неё болел, – пояснил продавец. – Вы, молодой человек, не отвлекайтесь, а лучше слушайте, что вам говорят!

В его голосе появились нотки раздражения.

– Да я слушаю. Спросил только, – извиняющимся тоном начал смиренно оправдываться младший.

– Ну вот, сбили. О чём я говорил? – торговец на секунду задумался и продолжал. – Так её этим бальзамом и вылечили! И с тех пор в Петербург во дворец вагон ежегодно отправляли.

– И что же, она его вагонами пила, что ли? – простодушно поинтересовался, в свою очередь, старший, решив не разочаровывать визави упоминанием о том, что железных дорог в те времена не было и в помине.

– Ну, не одна же, молодой человек! Там двор был! Свита! Вы это должны понимать! – аристократически вальяжно произнёс продавец.

– Да, интересно. Но так ведь нельзя, наверное, лечиться. Это же алкоголь. Спиться можно, – озабоченно задумался старший.

– А его надо понемножку пить. Не больше 100 граммов за один раз. Можно на завтрак, обед и ужин. И лучше с кофе, – вразумил слушателей торговец.

– Ты гляди! А с чаем можно? – опять ахнул старший, замечая краем глаза задорные смешинки в глазах младшего.

– Можно и с чаем! Ну, как, берёте? – купец не чувствовал театральности действа и активно продолжал торговлю.

– Да, это, значит, по столовой ложке почти и три раза в день… Ну что ж! Взять-то можно. Только уж очень дорого, – наивно-вопросительно посмотрел старший на младшего.

– И не сомневайтесь! – проследил за его взглядом продавец. – Его сама английская королева пьёт.

– Что, сама Елизавета Вторая? – переспросил младший.

– Вторая-вторая! Каждый год по 40 бутылок в Англию отправляют! Для неё и всего окружения! И Шарль де Голль любил. И советское правительство тоже. Все им лечатся.

– А как же он так действует? Что в нём такого? От всех болезней! – восхищённо произнёс старший.

– Это настой на травах, там и мята, и липовый цвет, и валериана. А ещё черничный и малиновый морс, мускатный орех, мёд, корица, почки берёзовые, спирт. Всего 24 ингредиента, 16 трав. И берёза должна быть только латвийская – с местных болот, никакая другая уже не годится, – сварливо принялся поучать недотёп продавец.

– Ты смотри! Надо же! – удивился младший.

– И настаивают его в дубовых бочках, а потом в керамических кувшинчиках. И разливают только в керамические бутылки, чтобы свет солнечный не проникал. Секрет его производства только несколько человек знает, – поучительным тоном продолжал торговец втолковывать высшую премудрость в простодушные мозги.

– А вы, наверное, его знаете? – с уважением спросил старший.

– Ну, немножко, самую малость, – свысока глядя на собеседника, важно и напыщенно изрёк жулик.

«А про Гёте забыл сказать!» – подумал про себя старший.

Негоциант, словно прочтя его мысли, с энтузиазмом продолжал:

– Его сам Гёте, слышали такого?

– Ну, вроде слышали, – подтвердил старший. – Ты Гёте знаешь? – по-свойски спросил он младшего.

Тот быстро кивнул головой.

Спекулянт с увлечением продолжал:

– Его Гёте в «Фаусте» эликсиром молодости называл.

– Ух ты! – восхитился младший, месяц назад прослушавший подобную ознакомительную лекцию из уст старшего брата, когда вся семья собралась за столом по случаю приезда сыновей.

– И как же его принимать надо? Вы говорите – по столовой ложке? – продолжал допытываться младший.

– Вот именно. Вы угадали! Как раз по столовой ложке! – продавец с чувством собственной значимости посмотрел на покупателей. – Его даже в мороженое добавлять можно. Вот попробуете – не пожалеете. Очень вкусно!

– Ну что, берём? – спросил старший младшего, предчувствуя заключительную триумфальную мизансцену, но всё ещё откладывая её.

– Берите-берите, вы его больше нигде не найдёте! У него одних медалей больше тридцати штук с разных выставок!

– Что, и в Москве не продаётся? – старший оценивающе повертел в руках гладкую приятного шоколадного цвета блестящую бутылку.

– Да какая там Москва! Только в Риге! – высокомерно сказал продавец.

– Ну, тогда ой! – униженным тоном сказал младший и полез в карман.

«Что бы ему сказать-то?» – подумал старший, увидев в глазах младшего ожидание эффектной развязки.

Спекулянт ещё раз озвучил заоблачную цифру и принялся ждать.

И тут старшего осенило.

– Ka Jus jutaties, mans dargais draugs? – хорошо поставленным дикторским голосом, с чистейшей дикцией, чётко разделяя слова, повторяя все латышские интонации и при этом строго глядя в глаза собеседнику, серьёзно и участливо спросил он.

Бальзамопродавец, в долю секунды оценив немодную короткую причёску, красноречиво указывающую на возможную причастность его визави к определённым структурам, замер, побледнел, выхватил бутылку из рук потенциального покупателя, суматошно сунул её во внутренний карман пиджака, вскочил и быстро побежал по качающемуся проходу под ритмичный скорый стук железных колёс о стыки рельсов.

– Что ты ему сказал? – посмотрев беглецу вслед и смеясь, спросил младший брат старшего.

– Как вы себя чувствуете, мой дорогой друг? – засмеялся тот в ответ.

Произнесённая им тирада была одной из фраз вежливости, которую он освоил, начав недавно изучать латышский язык.

Младший заразительно, как умел это делать только он, добродушно расхохотался во всё горло.

До Москвы оставался час езды.


(«Портреты, прелести, причуды», Рига, 2014.)