Картошка

Старенький велосипед «Урал» легко катился по лесной тропинке, обнимая изношенными шинами каждый бугорок на дороге. На камушках заднюю шину пробивало, и Шурик Гореванов чувствовал это своим тощим задом. «Подкачать надо было!» - каждый раз вспоминал Шурик, получая толчок в копчик.

Шурик – Александр Петрович Гореванов – ехал копать картошку. Хотя было ещё рано. Никто не копал. У картофеля ещё кожура тонкая – плохо храниться будет. Но дома просто есть нечего, и Шурик решил привезти домой хотя бы мешок картошки.

За полоской высокой травы располагались прямоугольники картофельных участков. Одни были ухожены – без травы, и даже невысокие кустики картофеля были аккуратно окучены. Другие – наоборот, сплошь  заросли сорняками, даже ботвы не было видно. Можно было только по наличию колорадского жука в неимоверном количестве догадаться, что когда-то здесь посадили картошку.
Гореванов точно не помнил, где их участок. Он ездил только на посадку. Три месяца прошло. Пололи картошку жена с сыном. Поэтому Шурик слез с велосипеда и, ведя железного коня в поводу, пошёл вдоль участков, поглядывая на колышки. На некоторых из них ещё видно было надписи. На поле никого не было кроме двух мужиков, которые, видимо, тоже решили снять урожай «второго хлеба» пораньше. Рядом с ними стоял синий «Москвич».

Шурик, оглядывая каждый участок, приблизился к ним. Посмотрел на лежащий на земле колышек с прибитым обрезком фанеры и опешил. Это был колышек с его фамилией. Они копали его картошку! У Шурика от неожиданности пересохло в горле и дёрнулся кадык. Он стоял как столб, не в силах выдавить из себя застрявшие в горле слова возмущения.
Один из мужиков посмотрел на него:
- Ну, чё глаза вытаращил? Ходишь по полю, нюхаешься… Копай давай, пока хозяев нету. Тут на всех хватит.

До Гореванова наконец дошло – они не ошиблись, нет. Они воры! Он оглянулся вокруг. Ни души. Что толку возмущаться. Два таких бугая. Закопают его вместо картошки – и всё. Вон по телевизору передают – люди каждый день пропадают.
Шурик вздохнул, положил велосипед и … стал копать. Хоть что-то домой привезёт. А то эти сволочи всю картошку заберут.
Однако мужики, накопав два мешка и бросив их в багажник, уехали, бросив на прощание:
- Покедова, доходяга! Копай побольше, а то худой больно.
Гореванов с отчаяньем воткнул лопату в землю. Эти наглые гады даже допускали, что именно он хозяин этого участка!

Шурик уселся на траву, закурил. Пальцы дрожали. Его трясло от возмущения, обиды и унижения, которое он испытал. Да что же это за время такое! Работу не найдёшь, а если найдёшь, так зарплату не платят. Детей одеть не во что. Картошку воруют… Шурик даже не заметил, как по щекам покатились слёзы. Вот этого ещё не хватало! Смахнул слезу тыльной стороной ладони. Ничего, переживём и это. Всем сейчас тяжело. Третий год уже как Советский Союз прекратил своё существование. В каком государстве они сейчас живут? В СНГ? В РФ? Не живут, а выживают. Двое детей. Денису десять лет, Катюше всего два годика. Жена техничкой работает в трёх конторах. С высшим-то образованием. Постарела прямо на глазах, а ведь Вале ещё и тридцати нету. Он и вовсе без работы. Завод остановили. Отправили всех в отпуск без содержания. На сколько времени – неизвестно… Эх, да ладно! Чего попусту горевать. Делать что-то надо. А что? Во-первых, конечно, картошку всю выкопать и увезти. Шурик поглядел на поле. Из шести соток только три осталось. Вале он ничего пока не скажет, а то расстроится и будет молчать два дня. А ему молчание жены хуже ругани, давит на плечи ему Валино молчание тяжёлой железобетонной плитой и гнёт к земле. Лучше б ругалась.
Положил мешок с накопанной картошкой на раму велосипеда, поехал домой. Дома выгрузил картошку, положил лопату на место. Обида не проходила. Вымыл руки и написал заявление в милицию. Даже не переодеваясь, снова сел на велосипед и поехал в РОВД. Там подошёл к дежурному, спросил, как пройти к начальнику.
- Зачем тебе?
- Заявление хочу подать. У меня картошку украли.
- Давай, посмотрим.

Шурик Гореванов подал бумагу дежурному капитану. Тот прочитал внимательно.
- Так картошку-то не из дома украли, а в поле выкопали?
- Ага, в поле.
- Ну, знаешь… Это тебе к участковому инспектору надо. Начальнику не до твоей картошки. В районе три убийства за неделю. Знаешь своего участкового?
- Знаю. Карпушин.
- Вот иди к нему. Он примет заявление и займётся.
Шурик молча повернулся к выходу. Капитан был в настроении:
- Эй, Гореванов! А ты пугало там поставь, а то всё разворуют.
Шурик не ответил. Ему шутить не хотелось. Поехал в опорный пункт к участковым. Их было всего двое в рабочем посёлке. Задняя шина ещё слабее стала, и Шурик на каждой яме приподнимался на педалях, чтобы не получать удары по копчику. Старшего лейтенанта Карпушина в опорном пункте не было. Его напарник сказал, что он сейчас дома мотоцикл ремонтирует. Гореванов поехал к дому Карпушина.

Калитка была не заперта. Вошёл. Прямо посреди двора стоял милицейский мотоцикл с коляской. Карпушин в одной майке с измазанными в мазуте руками вкручивал свечи зажигания.
Гореванов поздоровался. Участковый не ответил. Закрутил свечу, повернулся:
- Вот видишь, Саня, даже свечку купить не на что. Ночью в рейд, а мотоцикл не на ходу. Форму два года не выдавали. На службу езжу в охотничьем костюме, а? Как тебе это нравится?
Шурик не знал – нравится ему это или нет. Поэтому он сразу рассказал Карпушину про свою беду. Тот  слушал, тщательно вытирая ветошью каждый палец. Потом сказал:
- Ну хорошо – пробью  я в ГАИ по базе данных номер этого «Москвича». Хотя не факт. У них там бардак сейчас, как везде. Приеду я к этим ворам. А они  мне скажут: «Знать ничего не знаем, ведать не ведаем. Не были мы там. У нас алиби». Даже если я найду у них дома картошку, даже если мы докажем, что она твоя, хотя как – не знаю, что она особенная, что ли? – так они скажут, что ты вместе с ними копал и подарил им два мешка. А? Ты хоть словом возразил? Пытался воспрепятствовать? То-то. Нету перспективы у твоего заявления. Нет, я, конечно, его приму! Но говорю откровенно – у меня таких дел два десятка: украли два мешка картошки, пять банок огурцов, старый телевизор с дачи и так далее. А у нас сегодня ночной рейд по серьёзному делу. Убийцы ходят по земле! Так что положи своё заявление… вон, на верстак под навесом, а то у меня руки грязные, да прижми его железякой какой-нибудь, чтоб не улетело. Ну вон, хотя бы керном. А я тебе в срок ответ дам.
- Зачем мне твой ответ, если сделать ничего нельзя?
- А это положено так, Саня, по закону. Есть заявление – надо писать отказной. Знаешь, сколько писать приходится? А картошку ты быстрее выкапывай. Если повадились мародёры – ещё придут.

Шурик взял свой велосипед. Садиться на него не стал. Задняя шина совсем спустила. Пошёл пешком. Навалилась усталость. От нервов, наверное. Надо с кем-то договориться, чтоб выкопать картошку и сразу увезти. С Василием, с кем ещё?
Василий Кузеванов, более известный в посёлке как Кузя, был его свояком. Муж Валиной сестры. В посёлке был в авторитете. Он в числе первых открыл кооператив, сразу же, как объявили ускорение, гласность и перестройку. Чехлы автомобильные их кооператив шил. Проработали года три нормально. А потом случилось так, что не рассчитался с ними заказчик за крупную партию. «Кинуть» решил. Василий заставил долг вернуть. Но методы, которыми он выбивал долг, были, мягко говоря, незаконными. И после этого инцидента пришлось Кузеванову возглавить бригаду по пошиву рукавиц. Но уже в колонии общего режима. Три года ему тогда дали. Когда вернулся, с кооперативами больше не связывался. Купил с рук «Жигули» - крепкую ещё «шестёрку»- и стал таксовать.

К нему-то и приплёлся Шурик, недоумевая, почему его силы покинули, забыв, что он сегодня не только не завтракал, но и не обедал. Василий наудачу был дома. Собирался в ночь ехать «деньгу зашибать». Пригласил Шурика к столу. Тот сел, навернул с горя тарелку макарон с колбасой и поведал свояку свою беду в подробностях.
- Вот так вот, Василий, – Шурик  никогда не называл свояка Васей или, не дай Бог, Васькой, только Василий или даже Василий Александрович – подавлял свояк его своей харизмой. – Вот так вот, Василий, дежурный мне посоветовал пугало на участок поставить, а участковый велел – заявление  на верстак и положить на него керн.
- На кого?
- На заявление.
- Ты положил?
- Положил.
- Что мне в тебе нравится, Шурик, так это самостоятельность. Картошку каким-то фраерам залётным отдал сам, на своё заявление положил сам… Мне остаётся только помочь тебе пугало поставить. Ты бы у капитана-то клифт с погонами попросил для этого дела.
- Василий, давай выкопаем картошку и привезём, а то что я Вале скажу?
- Да, Валя баба серьёзная, не то что её муж. Ей сказки про пугало и про керн рассказывать бесполезно. Ладно, иди домой, ложись спать, добрый молодец, утро вечера мудренее! Приеду я завтра с ночи, посплю часик – днём я долго спать не могу – и съездим, привезём твой урожай.

Из дома вышли вместе. Василий направился к «Жигулям». Шурик к велосипеду. Кузеванов кинул взгляд на велосипед, покачал головой:
- Возьми у меня в гараже две велосипедных камеры, на стене висят, добрые ещё, не клееные. – Завёл машину, дал мотору прогреться.
Гореванов попрощался со свояком. Тот кивнул:
- Пока, Шурик! – улыбнулся, – ты бы фамилию сменил, что ли?
- Зачем?
- Не знаю. Чувствую, с такой фамилией у тебя дела никогда не наладятся.

В десять часов утра, как договорились, Гореванов уже был у Кузеванова. Тот уже успел немного поспать. Сидел, пил чай. Шурику тоже налил прямо из заварника, но Гореванов не мог пить такой крепкий, какой пил его свояк, поэтому разбавил кипятком.
После чая Василий заметно повеселел. Остатки сна как рукой сняло. Двигаться стал живее, снова начал подшучивать над Шуриком. Побросали в багажник мешки, вёдра, лопаты. Поехали.

Выехали из леса, двинулись вдоль поля. Шурик посмотрел вперёд, и его бросило в жар. Синий «Москвич – 412» опять стоял у его участка! Снова затряслись руки. Он схватил свояка за плечо:
- Василий! Вон они! Снова, эти… Гады! Это они вчера, точно, они… и «Москвич» синий.
Кузеванов только удивлённо хмыкнул, продолжая двигаться вдоль поля и тормозя на кочках:
- Вот уж действительно – жадность фраера…
- Что делать-то, Василий? Может в милицию?
- В милицию-то зачем? Китель у капитана попросить? Сиди, не дёргайся. Будешь делать, что я скажу. Понял?
- Понял… - Гореванов посмотрел на него и немного успокоился. На лице у Кузеванова блуждала зловещая ухмылка.

Остановились рядом с «Москвичом». Воры прекратили копать. Кузеванов шагнул им навстречу, сверкнув золотозубой улыбкой:
- Здорово, братва! Тоже у меня картошечки решили прикупить? Правильно! У меня картошечка ценная, сортовая. Паренёк вот купил – не жалуется. А я к вам за расчётом приехал. – Кузя запустил в карман брюк волосатую руку с золотой печаткой, вытащил пачку сигарет, стал закуривать.

Мужики, поначалу растерявшись, постепенно приходили в себя:
- Так это твоя… Это ты хозяин?
- Я. Я здесь хозяин.
- Ну  извини… Ошибочка вышла. Вот картошка, забирайте. А мы поехали…
- Как это – поехали?! А денежки? Бабки, бабки давайте!
- Ах, бабки… Сейчас, сейчас… - один из воров подошёл к «Москвичу» и открыл дверцу. Но Василий был мужик тёртый. Он раньше оказался у своей «шестёрки», у которой водительскую дверцу он и не закрывал. Поэтому когда мужик вытащил из «Москвича» монтировку и поднял глаза, на него смотрели два ствола Кузиного обреза, с которым он не расставался с тех пор как заделался таксистом.
- Ну что, потрох сучий, рассчитываться будем или дурака валять?! – У Кузи в этот момент было такое страшное лицо, каким Шурик его никогда не видел. Василий знал один непреложный закон драки: достал нож – бей, обнажил ствол – стреляй. Он и выстрелил. Картечь ударила в землю под ногами владельца «Москвича». Он, бросив монтировку, отступил:
- Ну, ладно, ладно! Успокойся, мужик. Рассчитаемся.

Однако Кузя уже вошёл в раж. Он поднял свободной рукой монтировку и хрястнул по левой фаре «вражеского» автомобиля. Шурик, стоявший с лопатой в руках и готовый ринуться в схватку, неожиданно для самого себя со всей силой и яростью вонзил штыковую лопату в дверцу синего «Москвича». Вороватые мужики в голос завопили:
- Хватит! Хватит! Держите деньги! – Кузеванову под ноги упал брошенный бумажник. Василий поднял его, заглянул.
- Вот так-то лучше! Валите отсюда, калдыри, пока я вам башки не прострелил.
Ворюги сели в машину. Заурчал мотор. Перед тем как закрыть дверцу, водитель бросил:
- Ну, погоди, паренёк, встретимся…
- Что, сука?! – Кузя бросился на «Москвич», как на вражеский дот, с обрезом наперевес. Пальнул в воздух.
Автомобиль взревел и рванулся вперёд, подпрыгивая на кочках и раскачивая пустым багажником.

Выкопав оставшуюся картошку, свояки поехали домой. Шурик был возбуждён и всё никак не мог успокоиться. Василий же, напротив, был спокоен и даже напевал какую-то незнакомую мелодию:
До солнышка, до первой травки,
До медуницы и крапивы
Дотянем мы, и на поправку
Пойдут дела, и будем живы…
Гореванов пощупал в кармане деньги, которые отдал ему свояк, и перебил его:
- А если они сейчас в милицию заявят, а?
Василий посмотрел на него жалостливо и вздохнул:
- Ну, ей-богу, торчу я от вас, от несудимых… Ну, заявят. И что? Возьмёшь всё на себя, как положено по понятиям. Картошка твоя, да и ментам всем ты уже наблагостил. Ты ни разу не судимый. Больше «трёшки» не дадут. Семье я помогу… Возьмёшь на себя? А, Шурик?
- Возьму, Вася. – Гореванов так взволновался, что назвал свояка Васей, а не Василием, как обычно.
Василий расхохотался:
- Да не парься ты, дурилка картонная! – Василий очень точно изобразил голос Джигарханяна. – Они сейчас огласки пуще всего боятся. Наверняка не только здесь напакостили. Так что не боись, бродяга, прорвёмся. Да! Жене все деньги не отдавай. Не поймёт. Скажи – два мешка картошки моем у другу продал. За них и деньги отдай. Остальные в заначку. Понял?
- Понял.

Вечером Шурик долго не мог заснуть от пережитого за день. Ворочался. Думал, что надо бы купить Денису костюм в школу… и колёса новые к велосипеду. Зазвенел над головой комар, вонзился за ухо. Шурик прихлопнул его ладошкой, размазав по шее кровь. «Нет, - подумал, - чёрт с ними с колёсами. Пистолет куплю. Газовый». И заснул.