Ненависть

Что касается ненависти впервые осознанной, могу утверждать что источником ее может стать абсолютно незначительный жизненный ингредиент - для меня это был варенный лук. Лук плавал в супе. Супом, случается, кормят детей в детском саду. Случается это каждый день, меню не предлагают. Всякий раз, присаживаясь на свой маленький стульчик я вглядывался в тарелку, надеясь на хорошую карму - естественно, не облекая свои ожидания в осмысливание неизвестных мне понятий. И, если я углядывал в тарелке здоровую, наглую луковицу - мое горло сжимала судорога, а глаза наполнялись слезами. Я доставал из кармана носовой платок и, как только выдавался шанс - вытряхивал луковицу ложкой, комкал платок наскоро и прятал в карман мокрую, противную субстанцию, от которой следовало избавиться сразу после обеда.

Еще до школы, осилив всю серию "Пионеры-герои" я возненавидел фашистов. Эта ненависть жила со мной долго, укрепляясь по прочтении "Бабьего Яра", военной публицистики Алексея Толстого - полное собрание сочинений, проглоченное за пару месяцев, еще каких-то книг. Помню, как ненависть к фашистам прошла - опять же, помогли книги - "Сашка" Кондратьева, где я впервые увидел во враге человека, а не беспощадную машину, живущую зверствами; а Ремарк мягко, с иронией и горечью убедил меня - жизнь делает из несчастных, запутавшихся людей жестоких и злобных. Другая жизнь сделала бы их другими. Я не простил, но начал понимать, а в понимании нет ненависти.

В начальной школе - обычной, московской - несколько учеников ненавидели одного мальчика за то, что он - еврей. Я помню, как проявлялась их ненависть и трусливо радовался, что я не еврей. Я этого мальчика, впрочем позже тоже возненавидел - ненадолго, на пару дней, выменяв у него на серебряный полтинник 1924 года, с молотобойцем - блистер иностранной жвачки. Жвачка была изжевана в миг и разом, по обретении ожидаемого блаженства сладкий вкус окрасился горечью осознания собственной глупости.

Я взрослел и менялся, ненавидел другое и меня ненавидело что-то новое, приближая к взрослой жизни.
Я ненавидел свою близорукость - спасибо чтению с фонариком под одеялом. Просто деталь - дожидаясь нужного трамвая на остановке, приходилось подходить к каждому проезжающему и щурясь, выглядеть номер. Если трамвай был не тот, я возвращался на остановку. Учителя заподозрили неладное. Родители проявили уместное в таких случаях беспокойство, обернувшееся визитом к врачу.
Выглядели очки чудовищно, а узнать как я выгляжу в очках мне посчастливилось один-единственный раз - заглянул в зеркало в тот момент, когда счастливая мама благодарила офтальмолога, вернувшего мальчику зрение за недорого. Мальчик-еврей к тому времени успешно эмигрировал, вакантное место мог занять рыжий, очкарик или хромой - кто угодно. Рыжих и хромых в нашем классе не было. Очки в школе я не надел ни разу. Недополученное компенсировал книгами.
Ненависть к близорукости прошла позже, благодаря контактным линзам. Я носил их больше двадцати лет, а сейчас ношу очки. Мне нравится. Но отношение к унижению, причиненному собственной ущербностью я запомнил.

Когда я занимался спортом, как-то раз меня поставили бежать дистанцию на выбывание - оставалась одна путевка в спортивный лагерь, претендентов было несколько. Я победил. И увидел мгновенно, как рождается ненависть и как она объединяет проигравших. Это читалась в их глазах, губах, сжатых кулаках. Я испугался. Нашел повод провести с тренером несколько упражнений и зашел в раздевалку, когда уже начала переодеваться следующая смена. Я не боялся физического насилия, но боялся унижения. В лагере, после месяца изнурительных тренировок я понял что никогда не попаду большой в спорт - когда хрипя, ненавидя себя за невозможность бежать наравне с ребятами из олимпийского резерва я отставал и терял их из вида, задыхаясь и чувствуя только ритм сердца и горящую печень. Вернувшись из лагеря, на первой же тренировке я рассказал об отличии спорта оздоровительного от профессионального.
- Мы знали, поэтому пропустили тебя вперед, - нагло обесценили мою победу. Так это или нет - не знаю.

Сейчас во мне не живет ненависть, да и не помню, чтобы чувствовал ее когда-нибудь к кому-то конкретному. Было, обязательно было, я благодарен своей памяти, стирающей навсегда такие моменты. Разве что, чудом избежав аварии, затормозив перед резко сунувшим морду не в свой ряд важным господином, чувствую вскипающую ненависть - и проходит тут же, потому что хоть мы и находимся в разных железных коробочках, отличающихся ценой в разы, а суть одна - мы убого тратим свои жизни в одной нескончаемой пробке.

Но самую глубокую ненависть к себе - мстительную, злобную, избирательную и жестокую - я чувствовал только от людей, предавших меня. Почему, за что... Карма. Наверное, надо было в детстве жрать лук. Плакать и жрать.