Сисимские перекаты

         Сисим – правобережный приток Енисея. На всем протяжении, от Саянских белогорий до устья, мчит он прозрачные, быстрые и холодные воды по дуроломной таежной глухомани. До недавних времен в среднем, а тем более в верхнем течении Сисим был почти недоступен.
         Заходили иногда таежники на лошадях под вьюком на богатую рыбой речку, чтобы запастись в зиму малосольным, отменно крупным и жирным сисимским хариусом – черноспинником. Но путь был труден и опасен. Запросто можно было и головушку сложить в присисимском чернолесье. В самой что ни на есть глуши, в единственной деревушке на всем течении Сисима, Медвежьем Логу, с давних времен жили нелюдимые староверы. Род их начат от беглых каторжан и разбойного люда. Жили они охотой и ловлей рыбы по Сисиму и его притокам – Сейбе и Ко – и ревностно оберегали угодья от пришлых людей, вплоть до самых жестоких мер.
         А угодья были ой богатыми! И зверем хищным, пушным и копытным. И птицей водяной и лесной. И рыбой хариусом, ленком и тайменем. И ягодами разными, и грибами для сушки и для соленья, и кедровым орехом, и черемшой. По еланям, гарям и редколесью травы вздымались в полтора человеческих роста. Когда они зацветали, густой медвяной запах плыл по распадкам такой пьянящей волной, словно Сисимской долиной не вода текла, а прозрачный, как слеза, мед. Все богатства саянской тайги щедро сгрудились по берегам Сисима и в его водах. И кормила, и одевала жителей Джотки присисимская нескудеющая тайга. Прямо за огородом куницу, соболя да и марала добывали, а медведи частенько сами под окна жаловали. С тех пор и названья мест по Сисиму пошли: Медвежья яма, Маралий брод, Соболиная падь, Волчий лог…
         Джотка беспорядочно раскинулась на отлогом южном склоне Сисимской долины, по правому берегу речки. С востока, севера и запада окружена она высокими горами и девственной тайгой. Посередине деревушки стремительно бежит к Сисиму неиссякаемый горный ручей, от которого по дворам были сделаны отводки. Вода в ручье чистая и холодная до зубной боли.
         Дома, бани и надворные постройки не отличались роскошью, изяществом и резными украшениями, но были сработаны на века из кондового листвяжника так, что и медведю не под силу разворотить хлев и задрать скотину. В каждом дворе держали лошадь, а то и две. Они были необходимы для доставки промысловику-таежнику в отдаленные охотничьи избушки зимних припасов и вывоза из тайги добытого впрок мяса: медвежатины, маралятины, сохатины, а также для вывозки дров и сена. Держали и коров, благо сенокосных угодий в тайге было вдосталь.
         В каждом дворе было несколько лютых на зверя собак. Некоторые старики занимались пчелами. Лето в этих местах хоть и короткое, но взятками богато. Жили староверы в надежном достатке, но суровой жизнью, похожей на жизнь зверей. Без лишних сантиментов грубо любили они семижильных кержачек, которые рожали кряжистых, как листвяжный сутунок, парней и ядреных девок, продолжая крепкий кержацкий род. Сильный в тайге не сгинет, слабых тайга не жалует. Не любому и каждому дарит она свои богатства. За короткое лето нужно совершить многосотверстный таежный переход, сбыть пушнину и закупить муки, соли, пороху, свинцу и мало ли еще чего по хозяйству. Заготовить на долгую зиму дров и сена, ягод и грибов, рыбы и черемши. По снежному первопутку свезти дрова и сено во двор. Добыть кедрового ореха. К осени подготовить охотничье снаряжение и забросить в таежные избушки. С наступлением устойчивых морозов сделать запас мяса, завалив крупного зверя. Лето пролетало птицей.
         В зиму, которая в этих местах длинная, суровая и многоснежная, в деревне оставались только старики и дети. Все взрослое население Джотки расползалось по таежным падям и урманам на свои далеко разбросанные охотничьи угодья добывать вызревшего к тому времени пушного зверя.
         По двое-трое жили в таежных избушках, в которых все вместе сходились нечасто: преследование куницы или соболя иногда затягивалось на несколько дней, и ночевать приходилось где придется. В течение зимы таежные охотники по нескольку раз наведывались в Джотку: попариться в бане и в тепле подвалиться под горячий бабий бок. И снова уходили за 40-50 и более верст на широченных, подбитых мехом лыжах в стылую тайгу. И приходили, и уходили крадучись, ночью: староверы скрытны и суеверны. Размеренно и однообразно, без видимых перемен, жили кержаки-староверы в таежной деревушке Джотке. Даже известие о гибели охотника от зверя или лихого человека принимали стойко, без воплей и слез, только матери и вдовы бледнели и плотнее сжимали губы. Если нет взрослых сыновей, осенью на промысел зверя пойдут они вместо погибших мужчин… Ничто не предвещало перемен...
         И вдруг в начале тридцатых годов нагрянули на Сисим геологи и стали бить шурфы, прощупывая нутро земли в окрестностях Джотки. Не один геолог остался навечно лежать в замшелых ельниках с самодельной кержацкой пулей в груди. И все же нашли они в долине Сисима богатые россыпи золота, и заохала, загудела, застонала, завыла тайга под пилами и топорами.
         В тот же год, по первому зимнему пути, стали прибывать на огромных санях, запряженных цугом по пять и больше пар лошадей, железные машины и изделия невиданных размеров. В четырех верстах выше Джотки, у впадения Сейбы в Сисим, вскоре вырос приисковый поселок – Кордон. Всю зиму в Кордоне тюкали топоры и визжали пилы. К весне мастеровые люди под руководством расторопного инженера построили «бесовскую машину» – драгу. Это плоскодонное плавучее корыто сажен в двадцать длины, на котором разместили паровую машину с котлом и топ-кой, сложное переплетение стоек брусьев, колес, тросов и непонятных рычагов. На носу драги из металлических балок устроили стрелу десятиметровой длины. По обеим сторонам стрелы укрепили на осях зубчатые колеса с накинутыми на них цепями. К цепям приладили металлические ковши размером с узкоколейную вагонетку. Драга возвышалась на галечниковой косе у Сейбы первобытным чудовищем.
         В эту зиму охота была неудачной. В темных сердцах староверов клокотала и густела злоба на мастеровых, «анжинера» и их бесовскую машину.
         Вообще не отличаясь приветливостью и общительностью, стали они вовсе нелюдимы и замкнуты. Даже при встрече друг с другом прятали глаза под густыми бровями, молча приподнимали шапки и ускоряли шаг, будто стесняясь за бездействие, когда решительные меры так необходимы. Не сговариваясь, поодиночке часто пробирались в густолесье около Кордона, подолгу следили из-за валежин за ходом загадочных работ, хищно прищурив глаза и сжимая шомполку в запотелых руках. Скрипели зубами, а стрелять не решались.
         Еще осенью старик Дремин с сыновьями Федором и Иваном сделали налет на Кордон, подперли бревном двери и подпалили барак, застрелили троих мастеровых, ранили их начальника и подожгли лесопилку. Приехали военные, на Кордоне оставили охрану, Дремина с сыновьями под конвоем отправили в город.
         Наступила весна. По большой воде сплавили драгу вниз по Сисиму верст на десять и начали золотые разработки. День и ночь черпала драга неподатливый каменистый грунт на десятиметровую глубину, перемывала пески и медленно продвигалась по Сисимской долине, оставляя после себя горы обработанной породы и гирлянды заполненных водой ямин и котлованов. С этого времени начались коренные изменения в жизни таежников Джотки. Охота и рыбная ловля стали невыгодным делом: рыба таежных рек не любит мутной воды, непуганые звери разбежались из Сисимской долины. Многие семьи, заколотив окна и двери и покинув Джотку, подались на новые нехоженые места, каких в саянской тайге еще много. Другие брали на Кордоне подряды на заготовку дров для драги, которая сжигала в своей утробе больше сотни кубометров древесины каждые сутки. Крепкие руки и выносливые лошади ценились высоко, и постепенно охота и рыбная ловля стали занятием второстепенным, подсобным.
         За двадцать лет метр за метром перелопатила драга десятиметровый пласт грунта на площади в несколько десятков квадратных километров, пожрала леса на обширной территории и перемолола вековые устои староверческой Джотки.
         Неожиданной бурей ворвалась в жизнь таежных людей бесовская машина, быстро подчинила их себе. В угоду ей губили они дремучие сисимские леса, которые веками оберегали, не жалея жизни. Но наступил день, когда машина вдруг остановилась, огненное нутро в ней потухло, и она застыла нелепым нагромождением деревянных и металлических конструкций: золотоносные пески кончились. Волна захирения прокатилась по Джотке. За двадцать лет здесь выросло новое поколение, не привычное к суровой промысловоохотничьей жизни.
         Теперь большинство жителей Джотки и Кордона разъехались в Артемовск, в Минусу, на лесоразработки в поисках работы и заработка. В Сисимской долине остались опустевшие поселки, в которых не наберется пяти обитаемых дворов. Полуразрушенная, полуобгоревшая драга и теперь стоит на Сейбе близ Кордона, напоминая фантастическое сооружение из романа Жюля Верна.
         Прошло около десяти лет. Изуродованная драгой Сисимская долина покрылась тальниками, березовым, а местами сосновым лесом, каменистые отвалы поросли смородиной и малиной. На истребленных лесах поднялся подлесок, упрятав обомшелые могучие пни в три обхвата на срезе. Сисим проложил новое русло, соединив между собой огромные котловины, оставленные драгой, в которые теперь скатывалась рыба на зиму. Тайга залечивала раны, когда новое грандиозное строительство пришло в Сисимскую долину.
         По правому берегу Сисима, в восьми километрах от опустевшей Джотки, пролегла Абакан-Тайшетская железнодорожная ветка.

                г. Красноярск