А. П. и прошлая работа

Какое-то время назад Александр Петрович и горя не знал со своей работой. По крайней мере, зарплата его, даже по московским меркам, очень уж устраивала. А потому горя и не знал он. Это сейчас он, безработный, дует в ус, которого, как известно, у него никогда не было.
В этой его уже прошлой работе зэпэ его была единственным плюсом. Интерес к труду в этом учреждении (а учреждение являлось конторкой частной, и оттого не всегда жалкой) у Александра Петровича пропал почти сразу же, потому как если работа и была увлекательной, то, приправив ее обсерным соусом начальства, можно быстренько перебить себе аппетит. Так вот, о начальстве.
Начальство в конторе было прямо как в нашей стране: двуглавое, а посему разрываемое всевозможными когнитивными диссонансами, кардинально различающихся по существу.
Непосредственное начальственное начальство в лице Незабудько Егора Трофимовича (или «ЕбУдько», как ласково его величали доблестнейшие сотрудники) представляло собой сверхзанятОе тщедушное тело, с диабетом предпоследней стадии, желчного, безмерно пьющего и оттого часто адекватного; с ним Александра Петровича связывала некая тайна, о которой он мне как-нибудь поведает, а я поведаю вам.
В общем, главное начальство Александр Петрович временами уважал, ибо оно вроде как добилося кой-чего в Нерезиновой еще в эпические времена перестройки, и в целом, относился к оному скорее нейтрально.
Лютой же нелюбовью не любил наш герой другое начальство, зама Ебудько. Зам, мелкий подхалим и неуч, Корявкин Анатолий Анатольевич, несуразный весь человечек, бородат, пакостен до глубины души, который то и дело умничал, сыпал остротами и слонялся по коридору и кабинетам, мешая подчиненным работать, также любил выпить, а выпив, незамедлительно подходил вплотную к сотруднику, насколько ему позволяло его брюхо, дыша перегаром, держал своего визави за пуговицу, если она имелась, и учил жить. А.П. сомневался даже, что к нему кто-либо питает какую-либо симпатию.
А еще Александру Петровичу казалось, что Анатолий Анатольевич («Даже имя-отчество несуразное», - думал А.П.) местами голубоват.
- Говорю тебе, голубой он, - с жаром твердил Александр Петрович своему со-кабинетчику, глядя слоняющемуся Корявкину вослед. Однако веских доводов к этому привести не мог. Только и мог сказать, что уж очень тот похож на небесно-голубой оттенок со своим корявкинским поведением.
Многим, наверное, покажется непонятным, что имел ввиду наш герой, называя зама «голубым». Кто-то даже и не упомнит, что так совсем недавно называли гомосексуалистов. Однако в наш век ультратолерантности Александру Петровичу казалось, что определение «педераст» весьма грубо и не подлежит к употреблению даже мысленно, не то, чтобы во устах. Потому он и выбрал пошлое, на наш взгляд слово, обрекая красивый цвет на такую грязную ассоциацию.
Тем не менее, в упоминаемое слово А.П. вкладывал некую часть злобы, большая половина которой, безусловно, приходилось на самого зама, а оставшаяся часть на его сущность, то есть, на его голубизну. Нет-нет, что вы, о мой гомосексуальный читатель! Ни наш герой, ни Ваш покорный слуга, я имею в виду автора этих строк (мало ли, вдруг и перед садо-мазохистами неудобно будет) (в общем-то, и фраза «я имею» как-то пошло зазвучала в контексте; так можно залезть в такие дебри… Ну вот, опять), не страдаем гомофобией (и даже не наслаждаемся ею!) нисколько. Можно только лишь добавить, что для А.П. гомосексуализм был чужд, и по натуре любил все целое и неделимое…
Однако же вернемся к рассказу о его работе.
В первое время работать там Александру Петровичу нравилось, удовольствие от зарплаты он получал огромное, ну, не настолько огромное, чтобы жизнь в Москве стала казаться легкой и простой, но, тем не менее, некоторая беззаботность у него появилась. Он смог теперь позволить себе записаться в библиотеку имени Того-самого-что-живет-в-стеклянном-саркофаге, в которой у него постоянно текли слюнки от такого обилия книг, ходить, к примеру, в книжный магазин, тот самый, что неподалеку от библиотеки и где забесплатно он мог поглазеть на разных гастролирующих пендосийских физиков-ядерщиков или итальянцев с их фильмами о Венеции.
Я уж молчу о вкуснейших булочках с корицей и сахаром, которые он прикупал в красивых коробочках (тайком от жены, безусловно) и с удовольствием поедал, сидя на лавочке какого-то института на Моховой, об ароматных сигаретах, которые он иногда курил на выходе у метро, что, кстати, все в том же районе, и опять-таки тайком от жены, о многочисленных взаимных и невзаимных взглядах на красивых и молоденьких девушек, к любой из которых он уже чувствовал влечение и безграничную симпатию (наверняка в отличие от зама цвета неба), так как мог позволить себе подарить ей, скажем, цветок, а то и два, а то и коробочку конфет и стать ее кавалером на ночь, ну или хотя бы на полночи… Остановим же здесь коней пошлости, коим под гнетом зарплатной эйфории Александр Петрович отпустил удила.
Кратко говоря, сия работа, где он работал (простите за тавтологию) не по специальности, поднимала настроение нашему герою как только могла. И то, что он отдавал некую явную часть денежек нелюбящей жене, омрачало его радость только на одну йоту.
Эх, работа! Где ты теперь? Мда, на Александра Петровича жуть как печально было глядеть, особенно в первые дни его безработных серых будней.
Причина, по которой он оставил ее, или работа оставила его, мне непонятна, ибо она, согласно моим домыслам, есть часть той тайны, что связывает Александра Петровича с его главным начальством и с тем, как он туда попал.
Раз уж я слегка затронул тему гомосексуализма, то кое-кто может подумать, что именно таким образом он и устроился на эту свою самую работу. Вполне возможно, но лично я предполагаю, что тайна та трагична в какой-то степени, так как, в общем-то, А.П. и сам есть личность трагичная, любил Достоевского и так далее, а ведь трагедия не всегда приходит в жизнь человека через задницу.
Вы, как самые образованные и начитаннейшие, о мои читатели, вкушающие плод моего ума, знаете, особенно если вы – мужескаго полу, что такое иметь хорошую, с хорошей зарплатой работу, ведь вы ее имеете, так? Либо же она имеет вас? Поверьте, слово «иметь» я употребляю в самом что ни на есть прямом смысле, без какого-либо подтекста! Вы знаете, конечно же, что ничто так не расслабляет, ничто так не вдохновляет, как прекрасная работа, обеспечивающая вас возможностью запланировать на вечер поход в караоке и лучше если без супруги, работа, позволяющая вам глядеть в будущее без тоски и боязни, потому что вы уверены, что вы проработаете там, где сейчас работаете, много-много лет, за которые получите много-много денег, будете счастливы и здоровы, полны сбывшихся мечт и чаяний.
Но если завтра, буквально завтра вы останетесь без нее, без любимой, без работы, если вы обнаружите себя сидящим в углу обхватив колени, раскачиваясь словно маятник, не печальтесь. Утрите сопли и иные, непроизвольно вытекающие из вашего слабого тела жидкости, отхлестайте, если нужно, себя по щекам, съешьте кубик льда, успокойтесь. Трансформируйтесь из состояния студенистого холодца или мокрой тряпки в более приличные формы. Ведь вы всегда можете пойти в дворники, правда, сейчас туда нелегко уже попасть. А еще лучше, позвоните мне. Мы поговорим по душам, и я напишу историю о вас и вы, возможно, получите за это гонорар.