Расстрелять

   
      Еще не окончив  школу,  я решил поступать в пограничное училище. И сейчас не могу понять, как из моря военных вузов я выбрал зеленые погоны.  Мои сверстники из класса, по профилю гарнизона, где служили наши отцы, пошли в летные училища. А я решил, что погоны пограничника смотрятся лучше.  О том, что погранвойска относятся к госбезопасности, я узнал только в военкомате. Нас, потенциальных может быть курсантов, озадачили большим, чем для иных,  количеством анкет, опросов, справок.   Был ли я и мои родственники на оккупированной территории, за границей. Это только часть перечня. Помню, советовался с отцом, как ответить. Отцу было всего три года, когда началась война и улыбающиеся  немцы въехали на технике в  деревню. Отцу было пять, когда его вместе с сестрой, мамой угнали в Германию и окрестности Мюнхена, после, живописные места Боденского озера на границе Швейцарии и Австрии открылись перед ними во всем великолепии. Эту навязанную моей семье экскурсию следовало наверно записать.  Из принципа, не навредить, решили, напишу, что оккупация и заграница не пересекали жизнь моих родственников.
Фильмы о госбезопасности того времени были исключительно положительными. Ужасы и страхи тридцатых годов пришли в массы уже после, когда граница для меня осталась в воспоминаниях. В общем, я и еще два парня бодренько проходили все собеседования на пути к желанной цели.
       Осталось только перед поездкой встретиться с сотрудником областного управления всесильного комитета. Минуя приветливого прапорщика на пропуске, прошли узкими коридорчиками уставленными домашними цветами к лестнице и поднялись к кабинету.  Постучались. За дверью  голос ответил, что можно войти. Зашли. В кабинете с зашторенными окнами, в полумраке, стоял в полевой форме с портупеей и в фуражке уставший мужчина капитанского звания. В руках он держал телефон из темной коричневой пластмассы, по которым обычно разговаривают в советских фильмах сотрудники безопасности, успешно вылавливающие агентов разведок. Кивком он предложил присесть, но мы из вежливости или робости выдержали стоячее положение. Из его мимики было понятно, что он слушает доклад того, кто с другой стороны, наверно с такой же трубкой в руках пытается отчитаться и в то же время спросить, что ему необходимо  делать. Капитан с усталость кивал, соглашаясь с абонентом. После образовалась пауза. Офицер явно переваривал вопрос, на который надо было ответить. Через мгновение он ответил. Ответ  был прост, лаконичен, не эмоционален. Мы отчетливо слышали слово, которое вылетев из его уст, прижало нас к полу. Офицер тихо сказал тому, на другом конце:  - Расстрелять.  И положил трубку.
     Было ощущение, что это слово стоило капитану сил. Разговор дальше для нас не имел уже никакого смысла. То есть  он говорил, спрашивал улыбаясь. Мы стояли, кивая, по сути ничего не слыша. После он пожелал нам удачно добраться, поступить, обещал помочь, если что.  Мы вежливо раскланялись и пошли восвояси.  Пытая себя мыслями, кого и сколько.
     Прошло время. Я уже поступил в училище и не раз побывал в отпуске. Время от времени, естественно забывая, пытал себя, решая головоломку встречи того лета 1982. Пытал, и, забывая, благодаря курсантской занятости, нырял в омут занятий, службы, стрельб и прочих массовых мероприятий, очень нужных, по мнению начальства. Стреляли мы на самом деле, очень много. Что называется из всего. Не смотря на то, что один полет автоматной пули по рассказам наших учителей по огневой подготовке стоил буханку, патронов страна не жалела. Цинки практически не считали. На стрельбище брали больше, а в упражнении все отстрелять не могли. Возвращение обратно боезапаса вещь крайне не желательная. Замучаешься составлять бумаги, считать, сдавать. Так как все это наше, советское, проще избавиться. Для чего имеется команда на стрельбище, при выявлении излишка.  На доклад о патронах, звучит: - Полный расход боеприпасов. 
И тут все стало на место. Перед глазами вмиг  кровавый капитан превратился в уставшего офицера, наверно отвечающего в управлении за огневую подготовку. Приехав пораньше со стрельб, он получил звонок. Коллега по борьбе спрашивал, что делать с оставшимися патронами.  Капитан, прикинув,  сколько займет время на оформление возврата, решил просто.  Он решил их расстрелять.
       Капитан Федотов, фамилию запомнил, так как жил я в гарнизоне имени его однофамильца, был порядочный, честный человек. Наверно никогда он не принимал решений, против совести. Судьба его не испытывала.  Мне кажется, что если за свою жизнь он принимал участие  в отношении людей, то все эти люди живы и здоровы.
 Он служил для того, чтобы мое советское детство продолжалось вечно. Чтобы я, старый и немощный, своим беззубым ртом, мог сказать пионерам, как хорошо в стране советской жить. И как не так хорошо там, за узкой полоской края моей страны, которую я тоже защищал. Он не смог этого сделать. Союза нет. Тысячи таких капитанов не спасли мою страну. Многие капитаны стали подполковниками, и теперь в качестве капитана, рулят моей страной. С таким же самоотвержением защищая ценности и мораль, за которые  могли в то время сами же расстрелять. Но я благодарен им. Благодарен за то, что слово расстрелять большинство использовало  в отношении пули, которая знала только мишень из фанеры. Мишень имеет свойство вставать.  Кнопка, палец на ней, и можно стрелять. Человек организм  живой.


Рецензии
Александр, Вы написали очень ярко этот рассказ, у Вас профессиональный писательский талант, это ощущается с первой строки.
Спасибо, с удовольствием и сопереживанием прочла.
С уважением - Лариса.

Оситян Лариса   31.01.2019 22:19     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.