Научи меня выжить. Ч. 2. Гл. 10. Сложное

       В субботу из Питера позвонила Галина:
- Я так рада, что ты уже дома, Маша! – кричала она в трубку. – Значит, с тобой всё хорошо? Если бы я узнала раньше, что ты разбилась, я бы приехала летом. Почему ты не написала сразу?!
- Ну… видишь ли.., - немного растерялась Маша, отвыкшая от Галкиного напора.
- Хотя конечно, я представляю, - не дала ей ничего сказать энергичная подруга. – Если бы у меня… осталась одна нога, я бы тоже…

- Галка, у меня две ноги! Что ты несёшь?
- Две? Так это… Нет? – Галина не знала, как загладить оплошность. – А мне сказали… Ну я, как всегда… Маш, ну прости…
- Да ладно! – усмехнулась Мария. – Ты о себе расскажи. В милиции работаешь?
- Нет, что ты! Дядя Дима, как узнал, куда я собралась документы нести, он мне такого накатил! Потом устроил в турагентство.  Прикольная работка. Я теперь английский учу, - снова затараторила Галка. – Маша, я так рада, что у тебя всё хорошо! О! Запиши мой телефон. Мне дядя Дима на день рождения подарил такой крутой мобильник!

- Да! У тебя же вчера был день рождения! Прости, что не поздравила…
- Принимается! Разве тебе до того!..  Слушай, а руководитель фирмы у нас – такой парень! Машка! Я фигею! Приеду – расскажу! Я на новогодние собираюсь. Ой, тут ко мне пришли! Ну, до скорого!
Маша повесила трубку. Грустно. Как они с Галиной понимали друг друга все десять лет школьной дружбы? Подруга всегда была озабочена собой, своими проблемами, а сейчас даже не попыталась понять, каково ей, Марии.
Кое-как Маша доковыляла до дивана и легла.

Андрей ещё не приехал с работы. У него заняты были все дни, кроме воскресенья. Его увлекла эта работа со школьниками.
- Знаешь, какие есть одарённые ребята? – с искорками в глазах говорил он. – Вот увидишь, Мариша, наша команда будет греметь не только в области!
Мария удивлялась его энтузиазму. Спорт не финансировался, как раньше. Секции разваливались. Физкультурные залы сдавались в аренду сторонним организациям. А Андрей упрямо верил в лучшие времена и работал как одержимый.

Маша дотянулась до кресла, стянула с него плед, укутала больную ногу. Нога ныла постоянно, но в тепле, как будто, было легче. Иногда мучения становились невыносимыми, и приходилось пить обезболивающие.
Ольга хлопотала о путёвке в санаторий для Маши. Но это было совсем не просто, даже с её связями.
Сначала Мария протестовала против поездки:
- Сашу скоро выпишут из больницы. С кем я её оставлю?
- Поживёт у нас. Мы с Надюшкой будем только рады! – убеждала Ольга, хотя понимала, что последние события разрушили их с Сашей тёплые отношения. Да и мать не будет в восторге от её идеи. Софья Павловна, как овчарка, охраняла родительский дом от покушений. Но Ольга чувствовала свою вину, что не призналась Маше о завещании бабушки, и всеми силами старалась помочь сёстрам.

У самой Ольги не всё клеилось в жизни, но она держала это в себе, жаловаться считала унизительным. Виктор несколько раз предлагал помириться. Но после той истории с Наденькой, после суда, на котором свекровь цинично обливала её «помоями», бывший муж Ольге вконец опротивел. По предписанию судьи отец мог один день  в неделю проводить с дочкой, но Ольга тряслась от мысли, что Наденьку снова могут украсть, и старалась помешать этим встречам и по возможности не спускала с девочки глаз.

Из школы, где преподавала почти десять лет, она ушла с тяжёлым сердцем. Жалко было ребятишек, которых она знала, как родная мать, и они отвечали ей настоящей бесхитростной любовью. Слава Богу, их обошли дрязги, которые затевали взрослые. Особенно пеклась директриса и её клика. На каждом педсовете Заславская находила повод «поносИть Ольгу в зубах» и припомнить её «недостойное поведение». Некоторые горячо поддерживали директрису, их Ольга мысленно бесповоротно записала во враги и никак с ними не общалась. Остальные были равнодушны к её «подвигам» и к ней самой, что отнюдь не лучше.

Но и на новом месте работы, в детсаду со специализированным направлением, Ольга не могла найти себя. Больные дети требовали терпеливого, милосердного отношения к себе, а она привыкла к резвым проказникам, отчаянным фантазёрам. С ними можно затеять шумное азартное соревнование, любую интеллектуальную игру, вымотаться вместе  с ними до полного изнеможения и расстаться счастливыми и влюблёнными друг в друга.
Она не проработала ещё и полгода, а, похоже, снова придётся увольняться.

Иногда Ольга вспоминала своего кратковременного любовника Николая, осознавала, что все её беды случились из-за него, но ни капельки не жалела о том времени бесцельной и необузданной любви, которая была дарована ей жизнью. Любила она самозабвенно и великодушно отпустила «Коленьку», не затаив ни зла, ни обиды, ни помыслов мести.

После смерти бабушки Ольга неожиданно отчётливо ощутила бездушное, глухое поле вокруг себя. Даже Наденька держалась отчуждённо, как Ольга не старалась пробиться к её сердечку. После распада цепочки «мама – папа – я», у дочки кардинально изменился характер. То, что она пошла в первый класс, в чужую школу, где не было мамы-учительницы, тоже вплело «корявые стежки» в её поведение.

На днях Ольга открыла Надюшкину тетрадь по русскому языку и ужаснулась. По всему полю разлинованного листка вразнобой, то вправо, то влево клонились разнокалиберные кособокие буквы. Она не поверила глазам своим и уставилась на обложку. Действительно, это тетрадь никого иного, как ученицы 1 класса «А» Гнатюк Надежды. Притом, что у Наденьки, не без помощи Ольги, давно выработался аккуратный уверенный почерк.

- Надя! Это что?! – выразительно потрясая тетрадкой, обратилась Ольга к дочери. – Объясни мне, пожалуйста!
Искоса взглянув на свои каракули, Наденька, преспокойно смотря в глаза матери, заявила:
- Я не люблю твою Елену Юрьевну!
- Как? Почему?
- Мне не нравится её причёска!

Ольга опешила. Молодая, очень приятная учительница, её искренне рекомендовали ей … и вот тебе, первый конфликт!
Оказалось, Елена Юрьевна, посоветовала Наденьке выдерживать наклон. С этого момента буквы назло стали плясать и падать в разные стороны.
- Ничего, бывает, вы же знаете, – успокоила маму учительница так, чтоб Надежда не слышала. – Всё наладится. У вас способная девочка. – Её улыбка охладила родительский пыл Ольги, но побудила критичнее присмотреться к собственному чаду.

Она припомнила, что и с учительницей музыки, добрейшей Кларой Марковной, у Надежды недавно произошёл инцидент. Дочка занималась у неё с четырёх лет и, кроме похвалы, Ольга от преподавательницы ничего не слышала. И вот, новое полугодие только началось, как Клара Марковна, отозвав Ольгу в сторонку, сообщает:
- Олюшка! Не знаю, какая муха укусила сегодня Наденьку. Отказалась играть гаммы. Представляете, сложила руки и сидит. Я смотрю на неё, подбадривающее, дескать, «пожалуйста», а она в окно смотрит. Ну, думаю, девонька, не в духе. Ругать бесполезно, уговаривать не в моих правилах. Так и просидели молча  весь урок.

Мысль, устроить дома «разбор с пристрастием» уже не раз посещала Ольгу. 
«Должна же, в конце концов, Надежда понять, что она уже школьница и детские «выбрыки» пора забыть. Слишком я её разбаловала, - сетовала Ольга. – После развода с Виктором мне всё время чудится какая-то вина перед Наденькой, ей ни в чём нет отказа. Бабушка Соня тоже старается изо всех сил, потакает её капризам».

Но дома Наденька сразу уходила в свою комнату, кормила своего любимого попугая, разговаривала с ним, забавлялась.
- Гоша, Гоша! Скучал, маленький, - ворковала она. – Кушай! Гоша голодный.
- Гоша голодный! – повторял пернатый на радость своей хозяйке.
- И водички некому налить. Сейчас принесу, Гоша будет пить, - хлопотала Наденька.
- Пить! Пить! – подхватывал питомец.

Ольга прислушивалась к этой суете и думала с лёгкой горечью:
«С попугаем чаще разговаривает, чем со мной… Вот и начни с ней беседу о правильном поведении. Ещё неизвестно, какая реакция будет».
Гошу подарил ей Виктор два года назад. Тогда ещё о разрыве между супругами не шло и речи.
«Может, скучает по отцу? Хотя в доме вслух о нём никто не вспоминает».

Будто подслушав мысли матери, Наденька появляется в дверях кухни:
- А сегодня папа в школу приходил…
Ольга замирает с поварёшкой в руках.
- Зачем?
- Хотел отпросить меня с последнего урока, звал в кафе «Робин-Бобин». Но Елена Юрьевна не отпустила.
- А ты?
- Что я – голодная?

Ольга хотела схватить Наденьку, прижать к себе, но побоялась расплакаться, и сдержалась. Да и дочка уже повернулась и пошла обратно в свою комнату.
« Сто раз спасибо этой молоденькой учительнице, - возликовала в душе  Ольга. – Надо зайти завтра, поблагодарить.  А он-то хорош! – подумала она о «бывшем». – Как был себе на уме – так и остался. Странно ещё, что не пытался хитростью заманить, разрешения у  классной спросил. Да и Наденька уже учёная, теперь её не проведёшь».

Ольга вспомнила, что Виктор внешне всегда располагал к себе вежливостью и респектабельным видом. Наверное, ещё в детстве он овладел искусством нравиться. Тем более похвально, что неопытная  Елена Юрьевна не поддалась его обаянию.
Что она думает о семье своей ученицы, о ней, как о матери? Докатились, небось, до неё сплетни об Ольге, о причине их развода с Виктором? Конечно, знает и о бабушке Наденьки – профессоре Софье Павловне Зубковой. Слава Богу, хватает такта у этой Елены Юрьевны не спрашивать ни о чём. Что о ней самой известно? Кажется, недавно вышла замуж. Детей ещё нет… Надо получше присмотреться к ней.

Ольга припомнила, свой первый класс, который достался ей после окончания института, как она сама справлялась с житейскими головоломками, которые нет-нет, да и озадачат учительницу начальных классов.
…Самое начало сентября. Ольга молоденькая, тоненькая, сама, как девочка, ещё теряется в своей новой роли. Идёт третий урок. Она на доске объясняет первоклашкам, как писать палочки через клеточку. Вдруг слышит за спиной какая-то возня. Оборачивается – Ника Сметанина стоит посреди класса, возле своей парты, собирает ранец. Все бросили писать, в глазёнках сметливый  интерес.

- Ника, в чём дело? – Ольга в оторопи. Первая мысль: заболела.
- Хватит. Пойду домой, - бурчит малышка, запихивая в ранец пенал.
- Как домой? У тебя что-нибудь болит?
– Я кушать хочу.
- Ника, потерпи. Это же школа. Так нельзя.
Краем глаза юная учительница замечает, что Ванечка Кудрин тоже начинает собираться.

- Ваня, ты куда?!
- Школа, школа… - ворчит тот. – Вчера школа, сегодня школа… Может, и завтра скажут приходить?
- Я тоже домой хочу! Я тоже! – послышалось со всех сторон.
- Дети, тихо! Тихо! – Ольга в панике захлопала в ладоши.
Спас звонок…

- Мама! У тебя омлет пригорел!
Ольга вскакивает. На неё в упор смотрят немигающие глаза Наденьки.
- Я тебя второй раз зову!
- Прости, дочка, задумалась, - Ольга сдёргивает с горелки сковороду, снимает крышку. – Ничего страшного! Подрумянился немного… Ты руки мыла? Садись, будем обедать.

Наденька нехотя садится, смотрит на жирный суп в своей тарелке.
- Я суп не хочу. Лучше я сразу омлет…
- Нет, Надюша. Сначала немного супа.
Ольга смотрит, как дочка морщится, съедает одну–две фрикадельки и принимается вылавливать лук и развешивать по краю тарелки.
«Начинать разговор во время еды – непедагогично», - думает мать, а вслух говорит:

- Если бы бабушка увидела сейчас твои «художества», она бы сказала, что ты не умеешь вести себя за столом.
- Бабушка бы сказала, что недопустимо заставлять ребёнка есть насильно.
- Ладно, - вздыхает Ольга. – Ешь омлет.
Наденька с облегчением отодвигает «разукрашенную» тарелку и принимается за омлет с сыром. Сначала сосредоточенно ест, потом вдруг замирает, откладывает вилку и говорит:

- Приготовься, мама. Я у тебя сложное спрошу.
Ольга удивлённо вскидывает брови.
- Спрашивай.
- Мама, почему папы становятся плохими?
- Как… плохими? – Ольга вытерла салфеткой рот и уставилась на Наденьку. К чему она клонит? Что отвечать?
- Сначала они хорошие, любят своих дочек и сынков, а потом бросают. Или так плохо себя ведут, что мамы их прогоняют. У Шурика папы нет, - Наденька начинает загибать пальцы на руке. – У Кати папы нет. И у Серёжи нет, и у Светы. А Никиткина мама сдала папу в милицию…

- Откуда ты знаешь? - Ольга старается скрыть лёгкий шок.
- Никитка сам сказал, что «теперь папка не будет драться, потому что мама вызвала милицию, и его забрали». Мама, почему ты разлюбила папу?
Ольга встала и медленно, выгадывая время для осмысления ответа, придвинула свой стул к дочкиному.
- Помнишь, Наденька, - сказала она, садясь и беря в руки маленькие девчоночьи ладошки. -  Вы с Иришкой дружили с пелёнок, а в прошлом году рассорились?
- Она же врала и обзывалась!

- И ты на неё обиделась и не стала с ней водиться.
- Да. А она стала бегать за  Люсей и подговаривала её называть меня гадкими словами. Зачем ты её вспомнила, мама?
- То есть вы сначала дружили, любили друг дружку, а потом перестали понимать одна другую. Так бывает и у взрослых.
- Папа тебя сильно обидел?
- Я его тоже обидела. Мы оба виноваты. Когда подрастёшь, ты поймёшь.
- Я сейчас хочу понять.

- Мы крепко поссорились, потому что стали другими. А мириться не хотим, я, по крайней мере…
- Почему? Ты же сама говоришь, что тоже виновата!
Ольга вздохнула и выпустила дочкины руки.
- Не вижу смысла.
- А я разве не «смысл»? – Наденька вскочила. – Про меня ты забыла? Забыла, что правильно, когда есть мама и папа?! – её глаза стали такими огромными от слёз и укора, что Ольга в смятении обхватила руками её голову и, покрывая поцелуями мокрые, тугие, как яблочки, щёчки, заплакала:
- Доченька, милая, девочка моя! Потерпи! Я тебя так люблю! Всё уладится. Мы что-нибудь придумаем.