Ярослав 5. Отчий дом

                Глава  4. Моё довоенное детство

 Домик в посёлке Филипповка на окраине Харькова. Двор разделён на две неравные части. Граница между ними – струйка ручейка, кусты смородины и старая вишня. Одно из моих любимых занятий - лазание по веткам вишни, усеянных темно-красными ягодами
Большая, удалённая от дома часть,  – это огороды с кустами помидор, огурцов и прочих овощей.
Меньшая – это внутренний дворик вокруг дома. Недалеко от ворот на утоптанной площадке врыты высоченные столбы. На одном - гигантские шаги, на  двух других подвешены гимнастические кольца, а сбоку пристроен ещё и турник.
Гигантские шаги – это для меня. Но красивого, длинного и летящего шага у меня не получается, отрываюсь от земли чуть-чуть и испытываю разочарование.
А кольца и турник – обязательный ритуал для молодых посетителей мужского пола. Далеко не всем удаётся выполнить на кольцах «крест» так, как это делают мой брат и отец.
Это кажется мне простым и естественным, я прошу поднять меня к кольцам и бессильно повисаю на насколько минут на своих слабеньких ручонках.
 А ещё в углу внутреннего двора – погреб, а далее сарайчики для кур и поросят, перед сарайчиками площадки, огороженные сетками с деревянными корытцами для корма. Возле ворот собачья будка для Букета, нашего сторожа и моего друга.
К запахам от сарайчиков добавляется и перекрывает их необычно резкий запах от близкого соседства коксохимзавода. К запаху привыкли, не ощущают, но когда приезжают из других мест, начинают принюхиваться:
«Какой странный запах!?»
В комнатах, на  полах окрашенных красной краскою, квадраты солнечного света из окон. На стене отрывной календарь с портретом маршала Тимошенко.   
Играя, из стульев составляю вагонный состав, изображая из себя и паровоз и кондуктора, толкаю шлею стульев по полу. Ко мне стали заходить товарищи однолетки. Включаются в игру.
Со временем товарищей становится всё больше, скоро их число доходит до десяти. Стараются прийти перед обедом, после обеда они теряют ко мне интерес. И я почувствовал, что их абсолютно не интересуют ни моё общество, ни моя игра.
Осознав это, однажды перед самым обедом я пригласил их пойти погулять на улицу, и когда последний из них вышел, я с резким поворотом вернулся в комнату и перед их носом захлопнул дверь. Всем всё стало понятно и я услышал, как за дверью кто-то произнёс: «Так! Есть!»
Да и мама уставала от такой многочисленной оравы, шумящей, двигающей стулья, творящей беспорядок во всех сокровенных уголках дома. Да и кастрюли для приготовления обеда были не безразмерными. И это был же не голодный 1932.

Перед обедом мне навязывают обязательную столовую ложку рыбьего жира (кто через это прошёл, тот помнит, какую при этом он строил гримасу). После обеда заставляют спать, потому что, дескать, ходят врачи по домам и всем не спящим деткам делают укольчики. Я в это не очень верил, и однажды выскользнул из дому в «мёртвый час». Летняя улица была безлюдна, но вот показался идущий мне навстречу товарищ. Мне захотелось обсудить с ним вопрос насчёт врачей с укольчиками. Я издали крикнул:
-А к Вам заходят врачи делать в обед укольчики?
Ему сложно было разобраться в этом вопросе, и вместо ответа он  поднял половинку кирпича и запустил мне в голову. Было не больно, но кровь заливала глаза, когда я предстал перед мамой. Мама в панике бросилась со мной в медпункт
Несколько дней я с достоинством носил повязку и гордо отвечал на сочувственные вопросы: «Нет. Мне нисколечко не больно!»