Прощение

В эту ночь Гвендолен приснился дракон.
Гвендолен была дамой сердца сэра Патрика, который вот уже семь лет находился в крестовом походе против неверных. Семь бесконечно долгих лет!
Каждое утро и каждый вечер после церковной службы Гвендолен подымалась на замковую башню и долго смотрела вдаль, за серебряную ленту реки. Именно за рекой исчез, скрылся из виду сэр Патрик со своим оруженосцем, юным Робером семь лет назад.
Семь лет – и ни одной весточки, ни одного послания!
Семь лет Гвендолен чахла в одиночестве, красота её увядала, но она свято хранила своё целомудрие в ожидании сэра Патрика, даже не зная, жив ли он ещё, или же его белые кости расклёвывают стервятники где-то в Синайской пустыне!
Но именно из-за своей наречённой невесты сэр Патрик и отправился в этот поход.
Именно Гвендолен семь лет назад застигла его в конюшне – лежавшим на раскинувшейся под ним белотелой прислужнице Бетси и с увлечением предававшимся греху сладострастия!
Бетси, взвизгнув при виде своей госпожи, спихнула сэра Патрика, проворно натянула свои обноски и мгновенно улепетнула, а сэр Патрик рухнул к ногам своей окаменевшей от ужаса и праведного гнева невесты и взмолился не своим голосом:
– О Гвендолен! Прошу вашего милостивого прощения и клянусь, что искуплю свой мерзостный грех перед лицом Господа нашего, отправившись воевать за гроб Господень!
И Гвендолен, по-прежнему не разжимая побелевших губ, едва заметно кивнула головой.
Тогда ей было семнадцать лет, Патрику – двадцать, и ей казалось, что это справедливо.
О. какой же она была дурой…
Ни одна коровница в целом свете не стоила семилетнего бесплодного и бессмысленно ожидания!
Гроб Господень вполне обошёлся бы без защиты её Патрика!
От таких нечестивых мыслей могла спасти только молитва, и Гвендолен молилась, молилась, молилась, пока у неё не затекала спина и ноги не начинало сводить судорогой.
...Гвендолен ещё раз до рези в глазах всмотрелась вдаль перед тем, как спуститься с башни. И увидела три точки , приближавшиеся к замку от моста через реку – двух верховых, вздымавших пыль. Одну лошадь они вели в поводу.
Сердце у Гвендолен ёкнуло и забилось сильнее. Она даже прижала к нему ладонь, продолжая оцепенело взирать на дорогу. О Матерь Божия, это мог быть кто угодно – бродячие комедианты, например, или просто проезжие рыцари.
Но сердце, бешено бьющееся под ладонью Гвендолен, подсказывало ей совершенно иное.
Она вихрем слетала вниз по лестнице, машинально придерживая подол платья, чтобы не упасть, и уже на бегу закричала перепуганным слугам:
– Отворите ворота! Ваш будущий хозяин возвратился!
Она знала, что ведёт себя неподобающе знатной и благородной даме, но это уже не имело ни малейшего значения. Она веда себя достойно и благородно семь бесконечно долгих лет – хватит!
Сэр Патрик наверняка не только искупил все старые грехи, но и наделал новых – ей было всё равно!
Гвендолен вылетела к медленно – о. как медленно! – раскрывшимся воротам. Выбившиеся из-под скромного убора светлые волосы разметались по её плечам. Ей не хватало дыхания, когда она подняла неверящий взгляд на спешившегося всадника, осадившего коня первым. На загорелого дочерна, как сарацин, чернобородого рыцаря. У сэра Патрика никак не могло было быть такой чёрной бороды и такого осунувшегося, смуглого и резкого лица!
Но тут его серые глаза знакомо блеснули и спёкшиеся губы шевельнулись.
– Вы простили меня, Гвен? – тихо спросил он.
– О Патрик… – выдохнула она, падая в его крепкие объятия. – Вы можете грешить, сколько вам будет угодно!
– Только с вами, Гвен, – прошептал он, сцеловывая слёзы с её бледных щёк. – Только с вами.