Брат

      Когда пытаешься втиснуть жизнь человека на несколько чистых белых листов бумаги, понимаешь, насколько стремительно развивается  биография каждого из нас. Рождение - жизнь - смерть. Формула всего живого.
      Он родился, бегал по двору, гоняя футбол, ходил в школу, с гордостью носил пионер-ский галстук и комсомольский значок. Два года в армии. Потом работа на заводе. Любимая книга - рассказы об охоте в Африке. Именно эти истории легли в основу его собственных, по-детски наивных рассказов, написанных в школьной тетради. Мир далеких и загадочных джунглей и саванн, населенных удивительными птицами и животными, делали из него замкнутого мечтателя.
       Прошло с тех пор много лет, но если можно было бы заглянуть в его душу, то в ней нельзя было бы найти ничего, что говорило бы о мудром пятидесятилетнем человеке. Это был ребенок, задержавшийся в своем прошлом, в старых понятиях чести, советском пони-мании нравственности. Он жил так, как будто ничего за эти годы не случилось, хотя страна не та и люди стали другими.
       О самых близких людях мы знаем совсем мало.
       Любовь… Они работали на одном заводе. Она была старше его. Муж, двое детей: девочка и младший мальчик. Встречались тайно, как герои фильма Висконти, Рокко и Надя. Некоторое время дымка платонических отношений шлейфом расстилалась, сопровождая их жизнь. Отдыхать Она ездила с детьми без мужа. Там, на юге, где ночью звезды плещутся в море, а по лунной дорожке выстелен путь к бледному и печальному спутнику, они жили, любили и были счастливы. Глядя на них, я не понимал, что может объединять совершенно разных людей? Она – бойкая, простая женщина, родившая двух детей, а значит, умудренная опытом. Он – робкий мальчик, задержавшийся в своем жюльверновском детстве. Но они были счастливы. Уж это абсолютно точно. По приезду с моря встречи эти продолжались и стали достоянием гласности. Скандалы с мамой, разговоры ее с женщиной. Это когда-нибудь привело бы или к распаду семьи, или к прекращению их связи. Она никогда не виде-ла его в качестве своего мужа и отца чужих детей, а третий ребенок в семье – это проблема.
        Она с семьей переехала на юг, к солнцу и морю. Он еще больше замкнулся в себе. Мор-ская раковина, которая не способна показать, что у нее внутри, потому что там ничего не осталось от того, что когда-то было.
        Он работал, отдавал деньги маме, любил принимать ванну. Вечерами сидел во дворе, играл в нарды, ходил в кино. Девушка, определенная ему в качестве объекта для знакомства и уже как невеста, появилась быстро. Одна у родителей  плюс трехкомнатная квартира.
       Замкнутая, с хитрецой в маленьких глазках, она красиво, но штампованно до приличия общалась, скромно держалась. Ходили в кино, гуляли вечерами, ходили в гости друг к другу. Не прошло и трех месяцев, как они поженились. Свадьба, белое платье, цветы, этот застав-ленный яствами грузинский стол, вмещающий всех пришедших.
       Я смотрел в его робкие глаза  с потухшим огоньком умершей красивой любви, а новое пламя в них так и не загоралось. Так бывает, когда семья строится не теми, кто любит, а те-ми, кто думает, что счастье других можно построить советами и их руками. Они стали мужем и женой. Он скучал по своей беспечной холостяцкой жизни, но никогда не жаловался на судьбу.
       Трое братьев, одна кровь. Мы были очень близки. Но когда люди женятся, чувство кровного родства прячется в глубокие тайники души, давая простор для любви к женам и детям. То, что он подавлял в себе раньше, выплеснулось наружу. Стал чувствовать себя кормильцем и главой семьи. Родилась дочка, потом исход из родных мест, как у многих в те страшные дни крушения Родины. Оставлены могилы бабушки и отца. И они, эти красивые кусты роз на могилах, которые наши руки бережно поливали и оберегали от сорной травы, погибли от горячего солнца и злых корней. Могилы предков, которые никто не посещает, уходят в область археологии. С нами остается наша память, пока мы об этом думаем, пока мы говорим об этом нашим детям.
       Переехали поближе к морю. Трудности переезда, дележ имущества сделали его еще бо-лее замкнутым и чужим. Жена играла на нем звуками зависти к брату-двойняшке, к его успехам. Да разве были успехами обыкновенные умение работать, поддерживать порядок в доме, хорошо питаться, одеваться скромно, но аккуратно? Это ведь не требует подвига. Она, его жена, направляла все разговоры в русло зависти и ненависти к брату. Через несколько лет родилась вторая дочь. Маленькая дикая кошечка, прячущаяся от родственников, нелюдимая.
       Озлобленность за нечестно поделенные деньги осталась, приросла осознанием неудавшейся семейной жизни. Жена невероятно растолстела после вторых родов. Сама и младшая дочь избегали общения с живущими рядом единственно близкими родственниками мужа. Он, приходя после своей работы на солнце в качестве помощника каменщика, принимал ванну, смотрел телевизор, ужинал.
       А ведь раньше Он, когда был человеком свободным, любил гулять с детьми братьев своих. Сейчас лицо Его покрыли высушенные горячим солнцем и ветром морщины. Осунувшийся, в старых не по размеру купленных некрасивых рубахах, штанах, в истоптанных туфлях, сцепив за спиной натруженные руки, ходит Он, шаркая ногами, на работу и домой.
      Дома все старое, поломанное да склеенное. Разбросанное по неубранной квартире то, что сияло в блеске в той другой стране, в том другом времени, было похоже не на жилище, а на ломбард. Патологическое чувство экономить абсолютно на всем: жарить на подсолнечном масле несколько дней подряд, мыться всей семьей одной водой в ванной... Странно и  страшно было смотреть на это. По вечерам за две тысячи рублей сторожил здание редакции газеты. Сидел, смотрел телевизор, кормил собак газетских. Вот уж они любили Его и всюду следовали по пятам. Там, среди звуков природы, пения сверчков, едва слышного голоса бы-строй реки, плача умирающих без дождя листьев, Он отдыхал. Смотрел на южное звездное небо и думал, что оно так похоже на то, что светило Ему в те добрые времена. Тогда Он лю-бил и был счастлив. А что сейчас? У него есть дом, жена, дети. Разве может мечтать человек о чем-то большем? Он не смог перерасти себя и стать взрослым. Не было желания чего-то добиться, в конце концов, выглядеть достойно, нравиться окружающим. Жизнь всегда дает шанс: вот он лежит, протяни руку и ты станешь другим, станешь любимым. В сердце поселится надежда на счастливое продолжение жизни.
      В семье не было любви. Любовь поселяется в сердцах, которые поют в унисон одну пес-ню. В их доме, склеенном чужими руками и желаниями, было пусто и грустно. Он возвращался домой, где не было любви женщины, которая подарила Ему двух детей. Она варила невкусную еду, не ждала Его, как ждут, когда скучают, плохо мыла посуду, проверяла принесенные с работы тетради. Они дружили с учительской семьей, чем-то похожей внешне на них: он маленький и худенький, она – необъятных размеров.
      В гости не ходили и никого не принимали. Только старенькая мама жалела Его и помогала деньгами, подкармливала Его детей, чтобы никто не заметил. Маме было жалко сына за то, что сам не захотел вырваться из прошлого, а может быть, она чувствовала вину  за то, что сломала Его жизнь.
      Он живет и плывет по течению, как бумажный кораблик, пущенный кем-то в детстве в плавание по реке. У какого берега пристанет Он? Есть ли у него надежда выплыть в безбрежный океан и, обогнув Мыс бурь, обрести-таки счастливую жизнь на берегу Надежды. Никогда не сможет Он  бросить семью. В далеких правилах Его молодости такое было недопустимо. Хотя слышал я историю, что Он пытался ухаживать за девушкой, даже шоколадку дарил. И все.…Посмеялись над неуклюжим, задумчивым сторожем. Человек, похоронивший себя, не любящий себя, решил для себя давно: жизнь закончилась. Ах, если бы тогда все изменить, сейчас было бы по-другому. Но что может предложить Он, даже если и кого-нибудь полюбит, кроме детских воспоминаний о безрадостной семейной жизни?
      Как важно в супружестве чувство общности, любви и невыносимого скучания друг по другу. Жизнь поет вместе с птицами, сверчками, ветром и беззвучно падающими снежинка-ми прекрасный Гимн. Тогда все красиво и хочется бежать домой, где тебя ждут, где готовят вкусную пищу, где все чисто и не склеено, где не пахнет старой умершей гнилью ненужного барахла, взятого из прошлого. Там, за накрытым столом, ждут тебя самая красивая женщина в мире – твоя жена, мать самых дорогих и милых деток, к чьим маленьким головкам ты хочешь прильнуть, чьи так знакомо пахнущие тела ты хочешь обнять и, глядя на них полными любви глазами, сказать: «Как же сильно я вас всех люблю!»
     Солнце на юге рано уходит на покой. Резко наступают сумерки. Над их окном каждый год ласточки вьют гнезда и выводят потомство. В окнах горит свет. Она проверяет тетради, а звуки Его шаркающих ног возвещают поселок о том, что Он возвращается домой, все так же не спеша, без любви и радости. Дети ждут папу. А ждут ли? Ничего не меняется в этой серой и унылой жизни, где нет Любви.
       А где-то в окне горит свет и там, возможно, живет любовь и ожидание…
Ах, знать бы, где оно, это Окно, заглянув в которое обретешь Гавань гармонии и счастья. Тогда возвращение домой стало бы праздником, куда хотелось бы бежать, бежать, бежать…
      Разве ради этого не стоит изменить свою жизнь? Но, похоже, Ему просто нравится быть в скорлупе недостроенной жизни. Невылупившийся птенец…