Волчьи грезы. 2. Воспоминания

 Едва раскрыв веки и впустив в глаза немного солнечного света, Рэйн взяла в руки пистолет. Это вошло в привычку, с тех самых пор как она оказалась в этой дыре, которую избегали даже крысы. Сюда не поспешит скорая помощь, если вас ранили, и не приедут пожарные, если ваш дом горит, исключения составляли только люди из города, редкий случай на землях загибающегося Рэдшира.

 Иногда, просыпаясь тревожными ночами, когда реальность будила со всей присущей ей грубостью, вырывая из прекрасного сна и отнимая последнюю иллюзию счастья, Рэйн казалось, что она падает на самое дно, потеряв всякую веру в себя. Человек редко поднимается с такого дна, потому что там, наверху, его уже ничего не влечет и лишь мечта способна бросить спасательную веревку. Для Рэйн закончить свою жизнь на дне было самым страшным кошмаром, поэтому она быстро отгоняла дурные мысли, убеждала себя в победе и проваливалась обратно в сон. На следующую ночь все повторялось снова.

 Вслед за пистолетом Рэйн тянулась за сигаретой. Дым был ее завтраком. Дальше обжигающие холодом струи в душевой. Она привыкла к этой боли, но вот ноющая, мучительная боль голода в желудке ей была не подвластна.

 Однако больше всего ее волновала прошедшая ночь. То, что она увидела, показалось ей знаком - сигналом призывающим продолжить начатое. Это же напомнило ей и о том, как все начиналось.

 Закинув ноги на круглый стол, Рэйн закурила еще одну сигарету. И там, в дыму, она увидела свои былые подвиги, приятные воспоминания, рассеянные словно пепел по ветру.


- Как вы прокомментируете этот теракт?
- Это ужасно, там такое творилось, настоящий ад, говорят, много людей полегло, все вокруг в панике.
- Многие считают, что это вовсе не теракты, тот факт, что все агрессивные акции были направлены исключительно на государственные учреждения, заставляет нас думать о возможности существования некого народного мстителя. Как считаете?
- Неважно против кого или чего, кто-бы он ни был, его действия несут в себе большую опасность, а значит он не более чем террорист.
- А как же недавнее убийство чиновника подозреваемого в совращении малолетних, дачи взяток и заказном убийстве?
- Не факт что это дело рук одного и того же человека если вы об этом.
 Рэйн отвернулась от телевизора и опустила взгляд. Слухи о том, что при взрыве погибло много людей, заставляли ее нервничать.
 Но это было враньем - ответом в информационной войне. Они начинали лепить из нее террориста. Однако ее действия никогда небыли направлены против народа.
 Допив спиртное и расплатившись с барменом, Рэйн вышла на улицу. Тепло и уют за спиной сменились дождем и прохладой осеннего ветра. Неподалеку, в заброшенном порту у нее была назначена встреча, на которую она явилась двадцатью минутами ранее и чтобы не стоять на холоде отправилась в ближайший паб, тот самый, где уже вовсю крутили новости о вчерашних событиях грозно именуемые как «Кровавый теракт». Вся его кровавость заключалась в уничтожении здании верховного суда.


- Ты глянь, прозрачный как утренняя роса, - нахваливал свой товар торговец наркотиками. - Говорят, нечто подобное немцы использовали на подводных лодках во время второй мировой войны.  Всю ночь как машина, как, мать его, терминатор! Отвечаю! Нос даю на отсечение!
¬- Идет, давай сюда, - Рэйн выхватила пакетик и протянула деньги, торговец же протянул свои длинные и жадные пальцы, но девушка не спешила расставаться с деньгами.
- Достанешь мне еще, если попрошу, - сказала она. Торговец, почесывая руки, вновь заулыбался своей хитрой крысиной улыбкой. – Да, конечно, конечно.
 Как машина?! Как терминатор мать твою?! – Негодовала потом Рэйн, обнаружив, что эти чудо препараты не дали желаемого эффекта. Пришлось догоняться энергетиками, накупленными в захолустном маркете на окраине Рэдшира. Больше она к этому человеку не обращалась.

 Это была напряженная, тягучая ночь, озаряемая грохочущими за окном молниями. Дождь бил в окно с такой силой, что казалось, то вот-вот не выдержит и окончательно разобьется. Но даже если бы это случилось, Рэйн и глазом бы не повела, сейчас ее взгляд был прикован к экрану, и полоска яркого света отбрасывала ее бледную, неподвижную тень.

 Место было выбрано не случайно – заброшенный дом, квартира на первом этаже поближе к черному выходу. Там, забившись в углу с ноутбуком на коленях, подавляя в себе зашкаливающий адреналин – вызванный скорее проглоченной химией, чем ситуацией – Рэйн стучала по клавишам. Это война, а на войне все средства хороши. Если она достанет хоть сколько-нибудь горячие файлы, это будет прекрасно. У нее мало времени, одна лишь возможность. Ее собственный пульс был лучшим таймером, она всегда машинально считала биение сердца и оно почти всегда оставалось спокойным, как часы - тик-так, тик-так. И после одного из таких «тик-так» как-то последовал потрясающий по расчетливости выстрел; еще один жирный ублюдок отправился в ад, где нет ни денег, ни связей.

 Но бывает когда войну лучше перевести на поле лишенное законов, где они чувствуют себя более уязвимыми – в безграничное информационное пространство.

 Именно так она добыла провокационные фотографии на того чиновника, любителя невинной детской плоти и грубых извращений. Однако фотографии признали фикцией, как и все остальное, что Рэйн смогла скопировать с его жесткого диска, в том числе и компрометирующие переписки.

 Приговор – невиновен.

 Поняв, что на их же законы надеяться больше не приходится, Рэйн выследила и собственноручно всадила пулю в голову чиновника, а затем взорвала и здание суда.

 Приговор – виновны.

 И теперь, сидя в темноте под сверкающими молниями Рэйн ломала их сеть.

 Когда дело было сделано, а пульс зашкаливал до придела, Рэйн оторвала руки от клавиатуры, коварно ухмыльнулась – это коварство совпало со вспышкой молнии за окном – вырубила ноутбук, вытащила батарею, бросила все в сумку и покинула комнату. Всю последующую дорогу она бежала что было сил к заранее выбранному и подготовленному пункту. Бежала узкими запутанными городскими тропами и сточными канавами, и казалось, вертолеты уже кружат за спиной, разрезая оберегающий ее мрак ярким светом.


 Если и была причина убить того чиновника и развязать кровавую войну, то она крылась в глубоко израненном детстве Рэйн. Детство, воспоминания о котором имеют привкус слез и горькой сажи. Началось оно в маленьком городке, существующем за счет завода ежедневно выдыхающего ядовитый дым. Завод снабжал людей теплом и давал им работу. Подобных мест везде хватало – разбросанные жизни на затворках цивилизации. Все детство Рэйн воспитывалась одной только Матерью, отца не было, о чем она, впрочем, никогда не жалела. Каждый день с утра до позднего вечера Мать пропадала на работе, где горбатилась за гроши, отдавая остатки своего последнего здоровья гребущему деньги заводу. Но, несмотря на все трудности, каждый день, поздно возвращаясь с работы домой, она заходила в комнату Рэйн, думая, что та уже спит и садилась  рядом. Рэйн в свое время каждый день ждала Мать, притворяясь, что спит и слушала, как та шепчет ей ее любимую сказку, про волчонка, который был очень смелым и не боялся жить в темном лесу один.
- Он никогда не плакал, - теплым и родным голосом шептала Мать, - и всегда, всегда добивался того к чему стремился. У него было доброе и храброе сердце. Даже в своем раннем возрасте он старался защищать слабых животных и быть справедливым. Он не боялся темного дремучего леса, его не пугали отбрасываемые под луной деревьями тени и их широкие ветви. Не пугали охающие совы, не их большие страшные глаза, выглядывающие из темноты. Даже страшный, известный на весь лес злой зверь не пугал его, он пообещал себе, что непременно найдет его и прогонит, и тогда, животные будут жить счастливо и дружно, и им нечего будет бояться.

 Затем Мать целовала дочь и уходила спать, а Рэйн еще подолгу, размышляя, лежала в темноте, пока, порой, не зазвонит будильник, означающий, что Матери время вставать на работу. Это было на восходе солнца. Двумя часами позже вставала и Рэйн, собиралась, брала заранее приготовленный матерью завтрак и уходила в школу. Они почти не виделись.

 Черные и выразительные глаза Рэйн неотрывно следили за тем, как Мать исчезает под толстым слоем земли. Это должно было произойти, она чувствовала это, уж слишком плохо выглядела Мать в эти последние дни. Ей было тридцать пять. Как и у многих других, большая часть ее лет навсегда осталась за стенами проклятого завода. Компания взяла на себя все расходы, чем, несомненно, очень гордилась.

 Какие заботливые ублюдки!

 Это был кошмарный день, но Рэйн не догадывалась, что худший кошмар ждал ее впереди. Дядюшка Роджер – так называла Рэйн троюродного брата своей Матери, который был жутким типом, и только какой-то невероятный случай, коварная судьба могла свести их вместе.

 Он был назначен ее опекуном.

 Благо ей тогда было четырнадцать и до совершеннолетия оставалось всего четыре года, однако эти четыре года оказались для Рэйн адом. Дядя Роджер все время пил, шлялся с утра до ночи по непонятным местам, а когда возвращался домой врывался в спальню Рэйн будил ее и издевался.

 Пару раз он ее изнасиловал.

 День, когда ей стукнуло восемнадцать, был лучшим днем в ее жизни. Конечно, это был совсем не тот праздник, какой обычно бывает у детей,  не было ни друзей, ни подарков, ни даже обычных поздравлений, (за все эти четыре года Рэйн привыкла к этому) но все это было мелочью в сравнении с тем, что она получила – свободу.

 А дядюшка Роджер, похоже, даже всплакнул на крыльце. В последнее время он был совсем плох и алкоголь продолжал его медленно убивать. Но Рэйн ни задержалась в его доме ни на минуту.

 Рэйн до сих пор подолгу ждет, прежде чем уснуть, хотя прекрасно понимает, что Мать не придет.
- Я так скучаю по тебе Мама, - говорила она тихо и закрывала глаза, теперь, сны заберут ее из жестокой реальности, но никто не прочтет ей ее любимую сказку.