Вах вах, Вахо!

Прекрасна священная индийская река Ганг во время разлива. Не видно ее берегов. Не всякая птица перелетит, не каждый крокодил переплывет. Узенькая тропинка вдоль берега реки, солнце в зените и одинокий пилигрим, бредущий в священный город Мадрас.
За спиной маленькая котомка с куском черствой рисовой лепешки, грязные дырявые трусы и полбутылки отбеливателя с дарственной надписью «От тети Аси». Последний предмет был реликвией. Путник благоговел и использовал каждый раз по пять капель при стирке запасных трусов. Вот и происхождение дырок, служивших для вентиляции самого дорогого для всех женщин Халистана, Мадраса, Бомбея и многих городов, где наш пилигрим имел счастье останавливаться.
Много лет назад ничего не могло возвестить миру о великом святом. Тогда, едва родившись, он издавал пронзительный визг, сравнимый с тем, который издают кошки при совокуплении. Он был похож на шакала, которого во время поноса обгадил африканский слон. Та же вонь, то же недоуменное выражение лица,  беззубый рот, маленькие дырочки на месте формирующегося носа.
Младенец визжал, и только монахи Тибета услышали великое пророчество в его крике. Они знали, что через много лет он потеряет левое яйцо. Вот почему без устали визжал    малыш. Он оплакивал свое яйцо. Он представлял, как ему будет без него трудно и тоскливо при купании в ванне, корыте, реке, океане.
 Брошенный вскоре после рождения в реку Куру с моста, с привязанным булыжником на шее, он не утонул. Падая с моста в теплую ночь 1 июля, он рухнул в проплывавшую рыбацкую лодку, пробил череп рыбаку и тем самым был спасен. Он, Эдип XX века, не ведающий тайны своего рождения, был усыновлен рыбаком Гиви и его бездетной женой Мананой. Гиви был благодарен судьбе за булыжник, причинивший ему больше вреда, чем пользы, ибо после этого падения он помнил только слова удивления и восторга, которые у грузин звучат «Вах – вах». Поэтому когда Гиви принес на руках тельце младенца с привязанным на шее булыжником и жена спросила его «Кто это?», бедный Гиви сказал «Вах – вах».      Решили тогда дать ему имя Вахо или по-русски Вахтисий.
    Вахо рос. Росли его волосы, руки, ноги, уши и нос. Нос… Что-то орлиное было в его профиле. Орел – царь птиц. Манана не могла без слез смотреть, когда маленький Вахо писал в принесенную Гиви корзину с рыбой, когда в трех глиняных кружках с лобио она находила его какашки, похожие на овечьи. Это был их сын и они прощали ему любые шалости.
    16 лет этот в прошлом писун и засранец превратился в стройного, местами симпатичного юношу с большими оттопыренными ушами, густой шевелюрой на голове, большущим носом, как у старого жида, с маленькой, но твердой, как грецкий орех, ...опой.
    Про то, что у него было впереди, нужно было спросить у девочек и женщин, которым повезло на себе испытать и увидеть это чудо-чудес. Как джигит с гордостью носит кинжал, так наш Вахо день и ночь, держа руки в дырявых карманах парусиновых брюк, ощущал свое грозное оружие.
   Бедность и нищета сделали Вахо философом. В тихих кварталах старого Тбилиси он внимательно слушал, как спорят о сексе старшие, играющие в нарды. Он видел, как живут тбилисские врачи, работники милиции, партийные чиновники, окруженные роскошью, погрязшие в разврате. Тогда он твердо решил, что никогда не станет ни врачом, ни милиционером, ни партработником. Секс он счел не работой, а скорее увлечением.
     В одной книжке, украденной в библиотеке, он прочитал про царевича Сиддхарту. Его манила Индия, он бредил индийской природой. Порой, просыпаясь ночью, облитый потом кричал «Индия! Индия!», на что изрядно постаревший папа Гиви говорил «Вах-вах», а Вахо думал, что папа один на свете его понимает.
В школе Вахо учился неважно, хоть был и принят в пионеры и в комсомол из-за своего пролетарско-рыбацко-сиротского происхождения.
   Учителя обращались к нему с одной просьбой: «Вахо, вынь руки их карманов».
Он выучил древнеиндийский язык санскрит, день и ночь бормотал слова сутр. Гиви, слушая непонятный язык окончательно сошел с ума, поджег рыбацкую хижину и со словами «Харе Кришна Харе! Вах-вах!», повесив на шею тот самый счастливый булыжник спрыгнул с моста, под которым к несчастью в тот момент почему-то не проплывала лодка. Он обрел на дне реки вечный покой. Манана постриглась в монахини и ушла с Мцхетский монастырь.
    Без роду, без дому, без племени, он, наш юный будда, пошел отдавать Родине долг. Он ненавидел армию, он был противником любых войн и локальных конфликтов, он презирал оружие. Вахо был человеком тихим и мирным. Он любил всех людей, зверей, кошек и собак. Присягу он принял после двухнедельного заточения на гауптвахте без пищи и воды. Его определили водителем в экипаж танка. Когда на маневрах Вахо по ошибке въехал на танке в расположение своего штаба с криками «Харе Кришна Харе!», командование с диагнозом «олигофрения» отправило солдата в больницу, а потом списало его из-за незнания русского языка.
    Трудный и тернистый путь прошел списанный со службы воин. От сварщика до радиомонтажника, от третьего помощника сапожника до сапожника, от строителя до мелкого снабженца овощами.
   Работа его не удовлетворила, женщины тоже. Он нашел в Верийском квартале старую толстую еврейку и жил у нее. Женщину звали Сара. Ни большой зад, ни грудь, как горы Синая, ни толстые африканские губы не засасывали Вахо так сильно, как книга индийских сказок, которую Сара подарила Вахо в тот памятный день, когда раввин Тбилисской синагоги свершил над ним обряд обрезания.
Книгу сказок Вахо брал с собой в сортир и, сидя долгие часы на грязной крышке унитаза, протертой толстой Сарой, вдумчиво читал истории про брахманов, крестьян, львов и шакалов.  Зачитав книгу до дыр и до одури накурившись «Примы» в сортире, Вахо ложился к Саре.  Он почитал ее, как священную корову и не тревожил ее сон. Это почитание Саре надоело и в один прекрасный день она выставила Вахо за порог.
     Он вспомнил Сиддхарту и решил пойти в святую землю Индии. Вплавь по Куре через две братские республики Вахо как спущенный на воду корабль, появился у берегов Каспийского моря. Вдоль берега, заплывая в прибрежные города и поселки на ночлег, Вахо использовал свое грозное оружие, приводя в экстаз худых, толстых, горбатых,  кривых, за что всегда получал хорошую пищу и постель.
   Много лет добирался он через реки, моря, океаны, горы до священной земли, как доктор Айболит к больным зверям. Вот она Индия! Харе Кришна! Он стал зарабатывать на жизнь еще и дрессурой ядовитых кобр. На площадях индийских городов восхищенные индусы бросали к грязным ногам обрезанного грузина мелкие медяки, когда тот, играя на украденной у махараджи флейте заставлял кобр вылезать из корзины. Если бы наивные индусы знали, что перед этим бедным змеям выдернули зубы, языки и булавкой выкололи глаза, а за час до представления они были оглоушены по голове той самой флейтой, то ни за что не дали бы этому шарлатану ни малейшего гроша.
   В городе Бомбее у махараджи заболела дочь. Лекари со всего мира не смогли ее вылечить. Она спала уже много лет. Глашатаи махараджи были направлены во все уголки Индии для возвещения воли великого правителя: тот, кто излечит прекрасную принцессу Будур,   получит ее в жены и полцарства в придачу. Эту весть Вахо услышал, когда подбирал после очередного представления мелочь. Ложась спать и решив помыть ноги перед днем 8 Марта, он задумался, захрапел как паровоз и увидел во сне бога Кришну и Шиву, Кришна сказал Шиве, что Будур может спасти лекарство, приготовленное из молотого левого яйца Вахо, разбавленного чачей и ослиной мочой. Улыбка до ушей расползлась на лице спящего скитальца. Он проснулся раньше обычного, утопил в унитазе слепых беззубых кобр и решил попытать счастье.
     Во дворце его приняли не столько с восторгом, сколько с удивлением. Поскольку ни один нормальный индус не приходил во дворец с таким идиотским предложением, то было решено ампутировать то самое яйцо, о котором говорил бог Кришна богу Шиве. «Что обрезанному потерять левое яйцо? Ведь остается еще правое!» - рассуждал спаситель лежа перед операцией.
    Операция прошла успешно. Удалили именно то, что было нужно. Фляга чачи всегда была у скитальца, мочу взяли из ослиных конюшен махараджи. Лекарство приготовлено. К великому удивлению, принцесса проснулась после сорокалетнего сна, и, открыв глаза, произнесла «Вах-вах!».
    Вахо тут же доставили к принцессе, сыграли свадьбу. Несколько дней не было во всем Тбилиси и Бомбее счастливее семьи, чем у Вахо и Будур, но ничего не бывает вечным. Будур, спавшая 40 лет летаргическим сном, с каждым днем стала стареть, морщины испещрили ее лицо, она заплыла жиром и через 4 месяца стала такой, какой и должна была быть –  шестидесятипятилетней  старухой. Она умерла так же внезапно, как состарилась, оставив вдовцу четырех принцев и не успев написать завещания.
  Оставшись без средств к существованию, вдовец проклинал себя за ту поспешность, с которой утопил в унитазе своих кобр-кормилиц.
Своих голозадых (в прямом смысле слова) «принцев» (в переносном) он отдал в приют при буддистском монастыре.
    Слава о великой жертве Вахо обошла всю Индию. В его честь слагали песни, стихи и басни. Книги выходили на всех языках мира миллионными тиражами. Вышли научные труды: «О пользе яйца», «Левое яйцо спасло мир», «Можно ли красить яйца?».
     Вахо стал святым. Он шел вдоль берега Ганга в город Мадрас. С одним яйцом ему шлось очень  легко. Солнце стояло в зените. Как Будда, шел он в дырявых трусах в город Мадрас. Там должна состояться церемония увековечения правого яйца и поклонение ему, как великому символу любви и покаяния, страданий и радости.
  «Прощай, мое последнее, правое, прощай, священное!» – говорил себе Вахо. Он шел гордо, с высоко поднятой головой, вспоминая жизнь свою на грешной земле. Он уходил в бессмертие! Харе Кришну, Вахо! В добрый путь.