Незаметные Джуд и Сью

               

размышления о героях романа Томаса Гарди «Джуд Незаметный»





Что исключительного в отношениях Джуда Фаули и Сью Брайсдхед? Для своей эпохи – конца девятнадцатого века. Любовь двоюродных брата и сестры? Нет. Их браки и разводы с другими людьми? Нет. Сожительство без регистрации? Нет. Незаконнорожденные дети? Нет. Все это происходило со многими людьми.

История интересна с двух точек зрения – во-первых, это был интеллектуальный союз. Во-вторых – герои, с рождения тянущиеся к образованию, культуре и исключительно способные, по своему происхождению не были знатными, богатыми или известными людьми. Если бы речь шла о двух аристократах или артистах, бросающих вызов условностям своей эпохи, как те же Байрон, Лист, Жорж Санд, их не было бы настолько жалко, как этих двух незаметных неприкаянных тружеников.

Джуд говорит простые слова: «Для меня ясно одно: на каком бы основании ни состоялся развод, раз брак расторгнут – он расторгнут. В этом преимущество таких безвестных бедняков, как мы – наши дела решаются наспех, без лишних проволочек. Так было и в моем деле с Арабеллой. Я опасался, что суд узнает о ее преступном втором браке и она будет наказана, но никто не поинтересовался ею, никто ни о чем не спрашивал и не подозревал. Будь мы титулованные особы – конца бы не было хлопотам, и всякие расследования растянулись бы на многие недели и месяцы». Этим сказано многое, если не все.

Им суждено прожить свою жизнь никем не замеченными. Прежняя среда по сути их отвергает, а никакая иная (даже богемная) им недоступна. Подтекст очень горький: если автор не поведает об этих людях, о них некому больше рассказать, а они, с его точки зрения, этого стоят.

Меня поражает отсутствие как таковых злодеев в романе. И вообще – озлобления. Казалось бы, у многих персонажей достаточно поводов ожесточиться. Но этого не происходит. Подкупает рыцарское отношение самого автора к женщинам – никогда, что бы он ни узнал о них, его первым порывом не будет – осудить. Он всегда в первую очередь пытается понять, разобраться, причем досконально. Как и его персонажи. И знаменитый роман Томаса Гарди «Тэсс» написан об этом. Мне он нравится меньше, чем «Джуд», его сюжет не так захватывает, и герои не настолько интересны, но сильная сторона автора – именно умение понимать женщин. Никогда его герои не дойдут до стадии озлобления под названием «Все бабы…» Хотя оснований у них предостаточно, и они серьезнейшие. У некоторых навсегда испорчена карьера, как у мужа Сью, Ричарда.

Впрочем, у каждого человека есть свои границы терпимости, то, что он может простить и не может. Вот мне неприятны не столько откровенные недостатки, пороки в людях, сколько высокомерие, превосходство по тому или иному признаку, половому в том числе. Это то, чего я, например, не прощаю.  Человек становится мне глубоко неприятен. 

Джуд – натура очень цельная, до мелочей. Не будь он таким, жить ему было бы проще. Он буквально каждый свой чих пытается объяснить, подвести под некую теорию, и если находит противоречие, осуждает либо себя либо опровергает теорию, в которую пытается вписать свое поведение. Причем он стремится к идеальной логике. Он не может исповедовать одни принципы, а втихаря следовать другим, в отличие от большинства людей, для которых это не проблема. Поэтому он и выбран в качестве героя романа.

Самое интересное – его постоянный внутренний монолог, процесс размышления, попытка понять суть человека, найти смысл в жизни. Если его поступки и даже помыслы идут вразрез с теорией, которую он в данный момент исповедует, он отказывается жить по этой теории. Как бы он ни цеплялся за разум и логику, все-таки это человек, в котором побеждают чувства, а сердце создать теорию на все случаи жизни не в состоянии, потому что количество эмоциональных нюансов и оттенков бесконечно, а разум не может их предусмотреть. В каждой конкретной ситуации он выбирает сердцем. Потом уже – попытки обосновать свое поведение и подвести под него теоретическую базу.

Но он не из тех, кто живет исключительно порывом, ему нужна философия, система взглядов, он ищет свое мировоззрение. Эти поиски и сближают их со Сью. Девушкой бойкой, независимой, озорной, иногда дерзкой, скрытной, противоречивой, но при этом щепетильной до болезненности, совестливой, раскаивающейся в каждом своем не праведном порыве, как и Джуд. Она предпочитала казаться легкомысленной, скрывая крайнюю серьезность своей натуры. Позже ее стали рассматривать в свете феминистского движения, но по некоторым замечаниям автора в тексте романа и его высказываниям, можно сделать вывод, что он об этом не думал. И слова такого не упоминал.

Персонажи-самоучки, не получившие систематического образования, но начитавшиеся книг (Джуд даже выучил греческий и латынь), не изображены учеными сухарями, людьми не от мира сего. Они очень живые, теплые, обаятельные. При этом наивные. Верящие в то, что есть некая среда обитания, где можно найти высшую справедливость. Выходцы из народа и дворяне могут быть в чем-то наивными, причем представители каждой среды – по-своему. Наивность Джуда проявилась в его вере в мир ученых, для него это высшие существа, все равно, что боги. И разочарование было тяжким. Академическая среда – это не рай земной, там процветают снобизм и тщеславие, мелочность и интриги. Томас Гарди сам писал, что хотел отразить крах иллюзий двоих людей.

Сью, пожившая в Лондоне, открывает глаза Джуду на то, что образование стало привилегией сынков богатых людей, а те, кто одержим жаждой знаний и одарен куда больше, если не обладают «правом рождения», то есть нужным происхождением, академической средой отвергаются. Но город Кристминстер, с детства манящий Джуда как мечта об образовании и жизни среди ученых, так и остался его светлой грезой:

«- Почему ты так любишь Кристминстер? – задумчиво спросила Сью. – Такие, как ты, мой дорогой, Кристминстеру не нужны.

- Что поделать – люблю, и все тут! Люблю этот город, хотя и знаю, как он ненавидит людей, подобных мне, так называемых самоучек, как он презирает наши добытые в труде знания, меж тем как ему первому следовало бы уважать их… Знаю, как он издевается над нашей неправильной речью и над ошибками произношения, вместо того, чтобы сказать: я вижу, ты нуждаешься в помощи, мой бедный друг! И все же он для меня центр вселенной, город моей юношеской мечты, и ничто этого не изменит. Быть может, он наконец очнется и проявит великодушие. Я часто молюсь об этом! Мне так хотелось бы вернуться туда, жить там… быть может, там и умереть!»

Джуд признается в этом, еще не подозревая, что ему действительно жить недолго осталось. По сути, автор нападает на сословное общество, на касты, когда люди оцениваются не по способностям, а просто по праву рождения имеют некие привилегии, на самом деле ими не заслуженные. Он ценит чистоту устремления, вступая в спор с обществом, которое ценит лишь результат. И только по результатам судит о людях.

Сью, на мой взгляд, слишком зациклилась на том, чтобы жить не как все, ее коробит вульгарная, как она считает, логика женщин, которые думают о том, как удержать мужа, извлечь выгоды из своего положения. Хотя это естественный инстинкт самосохранения. Она отказывается от законного брака с Джудом, хотя могла бы в него вступить, когда они оба развелись. Ей кажется, что их отношения – особенные, они не должны быть такими, как у всех. Сама мысль о том, что союз заключается с экономической целью, для нее пошла и невыносима.


Может быть, она пришла к этим выводам, пережив крушение своего первого брака, когда муж, со всех точек зрения идеальный, вызывал у нее физическое отвращение. И она внушила себе, что отчасти это из-за некого принуждения – она вроде как должна исполнять свой долг. А она по своей натуре противится понятию долга, навязывания, ей кажется, отношения должны быть исключительно на добровольной основе, иначе они испортятся. Она боится повторения истории с первым мужем. И кто знает?.. В ней слишком силен дух противоречия, она не хочет ощущать себя обязанной по закону. В экранизации романа ее очень хорошо сыграла Кейт Уинслет.

Романтическая идея обрести себя в другом человеке подсказывает Джуду мысль, что двоюродная сестра – это вроде как он сам в женском обличье. Ему кажется, что они очень похожи. Но мне представляется, что различий между ними больше, чем сходства. Просто она – единственная из знакомых Джуду девушек его среды, стремящаяся к знаниям. Это, помимо физического влечения, скрепило их союз.

Джуду кажется, что она слишком долго после разрыва с первым мужем держалась от него на расстоянии. Но я думаю, что Сью боялась того, что близость убьет ее платонические чувства к Джуду, а в иных она тогда не была уверена – они у нее могли не возникнуть. У женщин такое бывает. И она в течение долгих месяцев пыталась сохранить то, что чувствовала к нему, опасаясь разрушения, которое могло последовать за сближением. Это вовсе не было кокетством или желанием его мучить, как в иные минуты ему представлялось. Но все-таки ее тайные страхи не оправдались, и они смогли жить вместе как муж и жена. Хотя уж очень пылкой, под стать ему, она так и не стала.

Но в законный брак они оба не верили, сыграло роль то, что в семье Фаули из поколения в поколение были несчастные браки, и это приводило к разрыву или трагедии. Возможно, они нафантазировали, что это некое  родовое проклятье, как им говорила родственница. К тому же в то время браки между кузенами уже осуждались.

Каждый из них хотел ярко и самобытно самореализоваться, но в обществе той эпохи и при отсутствии средств это было невозможно. Джуд не стал ни ученым, ни священником. Сью - художницей. В результате они всю душу, все самое лучшее и ценное вложили в свои отношения, это и была  их самореализация. Обмен мыслями и чувствами. Общение.

Сью под влиянием своего давнего умершего друга переросла современные представления о религии, и то же произошло с Джудом, когда он стал пересматривать строгие церковные понятия обо всем. Не обязательно это – путь к атеизму, отрицанию бога. Вера может восприниматься отдельно от института церкви, как это и было у религиозных философов, которые всю жизнь посвятили богоискательству. К чему бы они в итоге пришли? Кто знает?..

У них рождаются и умирают дети. Важно то, как они погибли.  Сын Джуда от первого брака, крайне депрессивный малыш от рождения, дорос до четкого осознания того, что все их осуждают, и чем больше детей родится у его отца и Сью, тем хуже им будет жить. Жизнь бессмысленна для таких, как они. Им нельзя мечтать, жить по-своему, а дозволено только уныло влачить безрадостные дни. Мальчик решается убить своих крошечных брата и сестру и покончить с собой, считая, что так он освобождает взрослых.

Надо или очень любить жизнь или иметь много сил для борьбы и преодоления препятствий, в нем не было ни того, ни другого.  В своей короткой жизни этот больной мальчик решился только на единственный отчаянный поступок. На нервной почве у Сью начинаются преждевременные роды, и ее последний ребенок рождается мертвым.

 Трагедии эти сломали Сью. И она стала воспринимать все, что с ними произошло, как кару Господню. И считать, что ей надо вернуться в лоно церкви и к тому мужу, с которым она была когда-то обвенчана. Но Джуд не сломался. И не отказался от своих взглядов. Это производит очень сильное впечатление – то, что в самые страшные мгновения он держался как кремень. Скала, на которую можно опереться. Хотя он себя называет слабохарактерным.

И в самом деле, что у людей набожных и воцерковленных нет в семьях болезни, смерти? Все это происходит и с ними. А им как все это надо воспринимать? Они не нарушали никаких заповедей. Другое дело, я понимаю – легко говорить, когда такое в реальности происходит, люди просто сходят с ума. Сью, конечно, не безумна, но она совершенно раздавлена.

Но она и раньше говорила, что в теории гораздо смелее, чем на практике. Реальной жизни она пугается. Меня поразило не то, что она теперь поверила в бога, а страх за себя – ей кажется, надо срочно спасти свою душу. Это как-то очень по-детски. И страх этот – детский. Горе не сделало ее безразличной к своей собственной судьбе, как это могло произойти со многими матерями, оно превратило ее в испуганного ребенка. Кроме того, ее могла просто сломить и ужаснуть жизнь в нищете, враждебном окружении, и рождение по совершенно не нужному обществу ребенку в год. Она детей очень любила, но чувствовала, что плодит несчастных.

Джуд упрекает Сью в том, что она всегда любила его меньше, чем он – ее. Но правда и в том, что чувства матери даже самому любящему отцу понять очень сложно. Это – не наше время, когда смерть любого ребенка воспринимается как трагедия. В то время к детской смертности относились спокойнее, был другой уровень медицины. Джуд философски воспринимает то, чего Сью не выдержала. 

Трагедия выявила подлинную разницу между Сью и Джудом. Ее бунт против религии, устоев общества был детским. В глубине души в ней жил страх расплаты, некого наказания. И, как ей казалось, получив его, она затряслась от страха гиены огненной и ада. Тогда как его эволюция взглядов была взрослой, зрелой. И он куда меньше любит самого себя и дорожит собой. Это понимает и Сью:

«- Не считай меня жестокой за то, что я поступила, как считала правильным. Твое великодушие и преданность мне безграничны, Джуд!  То, что ты не добился успеха в жизни, скорее делает тебе честь, а не умаляет твоих достоинств. Вспомни, лучшие и благороднейшие из людей не искали ни богатства, ни славы. Каждый человек, удачно устроивший свою жизнь, в какой-то мере эгоист. Кто не изменяет себе, обречен на неудачу… «Любовь не ищет своего».

- В этом мы единодушны, дорогая моя, и потому мы расстаемся друзьями. Эти слова будут жить и тогда, когда все прочее, в том числе и религия, умрет».

Автор словами Джуда выражает свою главную мысль: «Когда-то она была женщиной, перед умом которой мой ум был все равно что керосиновая лампа перед звездой. Она видела все мои предрассудки и легко смахивала их словом, как паутину. Но потом с нами стряслась беда, и ее разум угас, погрузился во мрак. Странное различие существует между полами: время и обстоятельства расширяют кругозор большинства мужчин и почти всегда сужают кругозор женщин. И вот свершилось самое чудовищное – попав во власть религиозных предрассудков, она отдала себя человеку, который вызывает у нее отвращение!.. И это сделала она, такая чувствительная, такая нежная, что даже ветер и тот, казалось, не смел сильно подуть на нее… Что касается меня и Сью, то наш век еще не созрел для нас, если взять нас в пору расцвета, когда наш разум был ясен, а любовь к правде не знала страха… Наши взгляды опередили эпоху лет на пятьдесят и потому не принесли нам добра. Мы встретили противодействие, и это надломило Сью, а меня довело до безрассудства и погубило…»

Но дело может быть и не в разнице между мужчинами и женщинами, бывает так, что человек, который в детстве и юности тяготел к консерватизму, потом эволюционирует в сторону более свободных воззрений, и наоборот. А хулиганы и бунтари погружаются в религию. Так и произошло с Джудом и Сью. Консерватизм для него – уже пройденный этап, он его перерос, а для нее это – новизна.

Арабелла, первая жена Джуда, всегда присутствовала на заднем плане повествования как напоминание о его чувственности, о том, что, возможно, чисто физически она ему подходила больше, чем утонченная Сью, в отношениях с которой полная гармония у него так и не установилась даже в лучший период. Эта простая женщина испытывала к нему влечение, совершенно не понимая его духовные искания. Поэтому связь с первой женой в этом романе важна. В идеале возлюбленная Джуда – это соединение Арабеллы и Сью. Темперамента первой и внутреннего мира второй.

В конце романа их венчание напоминает фарс. И в момент смерти тридцатилетнего Джуда именно она рядом с ним – та жена, которую признавала церковь.  Арабелла,  поняв, что заключила невыгодную сделку, нетерпеливо ждет, когда умрет ее муж, чтобы подцепить другого.

Джуд, умирая, шепчет: «Да сгинет день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: «Зачался человек!» Это говорит о полнейшем отчаянии, с точки зрения церкви уныние – один из самых тяжких грехов. Но он не боялся ни Страшного Суда, ни ада. Чувство к Сью было сильнее любого страха, и самым глубоким разочарованием Джуда оказалось то, что у нее это не так.

Критики той эпохи так нападали на автора, что он после публикации романа «Джуд Незаметный» вообще перестал писать. Создав шедевр мировой литературы, который позже был признан таковым. Лучше всего о книге говорит сам Томас Гарди: «Художник всегда дорого расплачивается за раскрытие трагического конфликта, состоящего в вынужденном приспособлении естественных склонностей человека к обветшалым докучным шаблонам, которые ему тесны».