Холод. Последний день Помпеи

- Холодно, - пожаловался пятилетний малыш маме. Мама, со вздохом стянув с себя шаль, укутала ребёнка и обняла.
- Ничего, скоро придёт папа, и мы согреем чай.
- А мы не можем выпить чаю сейчас? - жалобно проскулил мальчик.
- Нет, иначе папа не сможет согреться. Или мы не попьем чаю перед сном.
Марк промолчал, разглядывая маленький кусочек окна, единственно не закутанный в одеяло. Уже в свои пять лет он понимал, что это значит - не пить чай перед сном. Это значит, что они будут лежать вместе под кучей одеял, плотно прижавшись друг к другу, и мёрзнуть. И не будет спасительного тепла внутри, которое обволакивает и позволяет заснуть. Это ночь без сна, и только под утро Марк услышит папин храп и вскоре тоже тихонечко захрапит... А значит, утром папа сонный пойдет на работу, и не сможет хорошо работать, и у них снова не будет вечернего чая...
- Марк, не отвлекайся. Теплее немного?
Мальчик кивнул.
- Тогда продолжаем, - мама вздрогнула и стала растирать свои плечи. Лениво, словно нехотя, встала, также обнимая себя за плечи, дошла до кровати в противоположном углу комнаты, стащила одеяло и тут же завернулась в него. Снова села рядом с сыном, и накинула часть одеяла на него.
- Продолжаем, сынок. Какая это буква? Правильно, т. А эта? е. Те. Всё слово звучит как те-пло. Тогда всё предложение целиком звучит как? Ско-ро бу-дет те-пло.
Потянуло сквозняком: это беззвучно отворилась дверь и высокий, худой, сутулый мужчина прошмыгнул в комнату, торопливо притворив дверь, подскочил к женщине с ребёнком и обнял их.
- Холодный! - радостно заверещал малыш.
- Это ненадолго, - подмигнул папа. - Смотрите, что я принес!
Он сунул руку под куртку и достал новенький, блестящий термос. Только он начал отвинчивать крышку, как оттуда повалил пар.
- Доставай ложки, дорогая! Вкуснейший куриный бульон, только что приготовленный!

***
Они лежали на кровати под кучей одеял, тесно обнявшись.
- Это незаконно, - шептала жена. - Откуда?
- Лучше не спрашивай. Как говорят русские, меньше знаешь...
- Не надо про русских. Они-то жируют, говорят, что они готовят пищу каждый день! Говорят, что они постоянно пьют чай! Говорят, - жена еще сильнее понизила голос, - что они, бывает, даже могут открыть окно зимой!
- Ты помнишь, с чего всё начиналось. Это закономерно. Мы не могли иначе!
Женщина замолчала.
- Я не помню, почему это всё началось, и не хочу помнить! Я помню только, как однажды стало холодно. Мы перестали открывать окна. Потом стали ходить дома в обуви и верхней одежде. Всё чаще падал снег. Когда я училась в институте, появилось право ежемесячной готовки. А потом замёрз Гольфстрим... Знаешь, я завидую Марку, он привык к холоду. А я, мне кажется, никогда не смогу согреться.
- Не переживай, - зашептал мужчина, нежнее обняв жену через сына. - Скоро всё должно разрешиться! Я знаю людей... Понимаешь, дело не только в курице или термосе. Мы собираемся... Да нет, мы уже готовы, только ждём сигнала! В общем, не переживай. Обещаю, всё будет хорошо. Не пройдёт и недели, как ты согреешься. Я обещаю, слышишь!

Марк лежал, с двух сторон согретый родителями и изнутри - нежным куриным бульоном. Он не слушал глупые взрослые разговоры. Он считал.
Раз и два - именно столько раз они не пили сегодня чай. Значит, завтра они смогут попить чай целых три, четыре, пять раз! Один раз можно оставить на послезавтра, значит, три, четыре. Четыре чая! Он лежал и думал, когда будет лучше выпить чай: в обед или в пять часов, за час до прихода папы. И тогда он снова согреется!

Ни Марк, ни его родители не знали, что ночью будет снег, много снега, и он погребет холодные муравейники, и маленькие разумные муравьи согреются под толщей чужеродного, неправильного, неестественного, запланированного кем-то совершенно нечеловечным снега; согреются и вернутся к жизни - только чтобы понять, что это их последние дни, последние дни перед смертью от нехватки воздуха. Возможно, снег проломит крыши и окна, и тогда все закончится совсем быстро, и ледяная гробница укутает несчастных, вечно мёрзнущих муравьев таким счастливым, долгожданным, обжигающим теплом смерти.

Но в одном они были правы.
Однажды они всё-таки согреются.