Журналистика - цепной пес демократии

Демократия — форма государственно-политического устройства общества, основанная на признании народа в качестве источника власти.
Основные принципы демократии — власть большинства, равноправие граждан, защищенность их прав и свобод, верховенство закона, разделение властей, выборность главы государства, представительных органов.
Различают непосредственную и представительную демократию. Непосредственная  —  основные решения принимаются непосредственно всеми гражданами на собраниях или посредством референдумов. Представительная  —  решения принимаются выборными органами.

Большой Энциклопедический словарь. 2000


  Эссе

Тема: «Журналистика – цепной пес демократии»

Почему цепной пёс?
Не хитрый изворотливый жираф? Не злой длинноносый слон? Не зубастая кровожадная пиранья? В конце концов, не яркий, тарахтящий всякую дрянь, попугай? Почему? Об этом в конце.
Интересно определение демократии в идеале, в высшей точке понимания этого термина. Совпадения по всем пунктам нет, и в ближайшем будущем не предвидится. Конечно, я имею в виду Россию, где закалённая каменистая почва людских сущностей не даёт вырасти зернам демократических тенденций мирового сообщества. И когда я вижу или слышу, что «журналистика — это цепной пёс демократии», я всегда думаю — хорошо бы, либо — чего не взбредёт кому-то в голову "под пивко*".
Самое странное в нашей ситуации то, что по отдельности эти явления в российском информационном поле живут. У нас есть выполнение основных принципов, но частичное или разновремённое, также есть журналистика, которая, то служит, то не служит, и цепной газетно-радио-телевизионный пёс тоже есть, однако лает и кусает не по народной команде.
Разберемся по пунктам. Энциклопедическое толкование тем и хорошо, что спорить с ним решится только дурак. Первый из основных принципов, представленных выше, говорит о власти большинства. Только вот какая штука, избирает народ меньшинство, фокусируя власть в руках фигур, затем, по моему визуально-интуитивному впечатлению, фигуры обживаются и транслируют совсем не то. И уж наш российский колорит — выбранные фигуры не имеет затруднений по поводу ничего не проясняющих комментариев, тем более, как-то связанных с демократической точкой зрения. За примером бегать далеко не надо: меры и губернаторы ставились много раз без выборов, а местные шерифы-участковые до сих пор, по старой совковской привычке, кооптируются начальством. Да, важный нюанс... эти фигуры подозрительно долго не меняются. Имеет ли всё это что-то общее с властью большинства или она заканчивается там, где заканчиваются выборы — вопрос открытый.
В отношении второго принципа о равноправии граждан на нашей родине оформились легенды. Одна из таких легенд гласит — равноправие когда-то было, очень... очень давно и возможно в другом месте, но было. Ходят слухи, что оно и сейчас где-то в России есть, а старейшины, которых можно по пальцам пересчитать, и кое-кто из битвы экстрасенсов (возможно Влад Кадони), могут показать где это, но не на карте. Даже чудится иногда запах равноправия, чуть пряный с чесночным оттенком, однако любые новости не оставляют от него и следа. Да и бабки у подъезда постоянно болтают о некоторых счастливцах, наступивших в это самое равноправие. Другие говорят о нём как о инфекции дыхательных путей — раз заразился и всю жизнь будешь выкрикивать всякие фразы о равноправии граждан, только в согласованное с фигурами время и почему-то строго на площадях или шествиях.
Пёс априори любит "чуть пряный с чесночным оттенком", хотя не понимает пока что это такое.
Защищенность прав граждан и их свобод, как продолжение второго принципа, наполовину происходит из мистики. Насчет свобод всё более или менее ясно: не знаешь каких-либо государственных секретов, не подписывал неразглашения, ну и чеши тогда на три стороны, то есть на все направления кроме севера. На нашем севере климат и много неосвоенной географии, являются естественным, природным ограничителем свобод и передвижений. Там, по преимуществу, происходит ограничение свобод с правами в интересах государства, причем многолетнее ограничение. Охраняют эти локальные места псы, напоминающие нашего, только натуральные, с кого можно списать нужные боевые черты. Тут ещё остался подпункт о защищенности прав. Бывали, у меня и у многих моих знакомых, случаи, когда в попытке защиты прав, мы обращались в органы, органы же, в попытке, непонятно, лени или так просто, от слишком прилипшей сонливости, становились, то сказочниками, спешащими порассказать небылиц про "у того то вон как, а он ничего, а ты чего?", то гипнотизёрами, пытающимися внушить бесполезность несущественность ненужность правовых действий, то шаманами, бормочущими непонятную дрянь, и скачущими вокруг с папкой, наподобие бубна. Короче говоря, маховик закона не крутится ни в какую. Мистика, да и только!
Верховенство закона, казалось бы, тот принцип, который должен ослепительно стоять посреди государства, как его основной стержень, как ось вращения технических служб, будь эта служба исполнительной, законодательной и самой преданной — судебной. У последней вообще должен быть свой штатный, свирепый пёс, брат нашего, пока виртуального, защитника демократии. Может и посильнее, помощнее, нашего журналистского. Да и задачи обязывают. Конечно, возможно какая-то часть общества и тусуется в весьма ограниченном пространстве верховенства закона, но распространиться ему панацеей, как правилу, мешают три разных заглохших уголовных дела, вектора которых упираются в Бастрыкина, в Чайку, ну и в гаранта конституции — ВВП. Больше всего эти действия похожи не на объезды или заблуды, а на откровенное циничное игнорирование того самого верховенства. В приведённом правиле есть исключение — случайное, всегда неожиданное верховенство. Здесь журналистика не теряется, подхватывает, бывает и тиражирует, а бывает даже, тиражирует как быт, как данность, как естественный, обычный, само собой принятый, понятный шаг. В таком грандиозном явлении пёс появляется, берёт на себя несвойственные функции, грубо говоря, подхалтуривает на "джинсе". Что ж, "пианиста не ругают, он как умеет, так и играет".
Разделение властей, как следующий принцип, само собой в российской действительности канонический. Здесь каждый знает своё место, знает всё о своём месте, знает законы своего места. Знает и выжимает кормовое рабочее своё место. Сам принцип, однако, соблюдён: исполнительная, законодательная, судебная — там где они и должны быть.
О сменяемости власти — это ещё один принцип — можно вообще написать книгу — "ВВП. Как оставаться у власти, постоянно рассказывая о её смене". Получится бестселлер на все сто процентов. В аннотации можно смело написать "всем лохам совка посвящается", брать будут лучше всяких горячих вкусных сдобных штук, потому что всем всегда интересно, чего там лохам пишут.
Пёс, пока виртуальный, в растерянности от кальки словарного толкования легшей на русскую действительность.
Что же до самой журналистики, то на мой субъективный взгляд она ещё в зачаточном состоянии. Она, будучи придавленной прессом советской машины, не имеет в арсенале технической оснащенности приобретаемой с опытом. Родит она свирепого цепного пса. Дальше что? Один из демократических принципов, являющийся зубами этого пса, отсутствует, либо возникает спонтанно, иногда в виде исключения. Журналистика у нас конечно есть, но она побаивается (не без оснований) быть серьёзно придавленной, начни она манипуляции с цепным зверем. Боится, и за себя и за пса.
Теперь, касаясь самого виновника этого эссе — пса, свирепого, сильного и чрезвычайно цепного, скажу следующее: я его видел и вижу. Не виртуального, а вполне себе нормального, живого, здорового, с зубами ого-го-го-го какими. Щелкает ими так, что не приведи Господь близко руку держать. Цапнет насмерть. Пёс уже отгрыз вместе с ополченцами Крымнаш, днр, лнр. С такими клыками нагрызёт ещё бог знает чего, замучаешься двигать границу. Погранцов до седьмого пота замотает пёс этот: столбы там полосатые повкапывай, да полосы контрольно-следовые граблями давай-давай рисовай, КПП опять же помногочисленней добавь, таможня не таможня, а перчатки одноразовые для досмотра раздай, и детекторы металла, и про детекторы взрывчатки не забудь.
В общем, понимание есть, что пёс есть. Самое интересное и интригующее то, что скоро (я очень на это надеюсь) он вернётся ветераном первой российско-украинской. Как он себя поведёт в войне со своими. С "чужими" он прославился: медали там всякие, ордена, вымпела, спецпаёк пока никто не отменял. А свои "демократичные слуги народа"? Как быть с ними? Они ведь сразу заберут военно-гуманитарную поддержку, а боссы бедной цепной собачки будут напрашиваться в друзья друзей фигур. Как в актуальном скандале с Венедиктовым с ЭХА, отказавшим в увольнении своего сотрудника Лисину, на которого давили друзья друзей значительной фигуры. Что будет делать собака "нагулявшая информационный вес" на полях отнюдь не виртуальных сражений с Украиной?
По отдельности вроде всё есть, бывают моменты, где в неожиданном месте и времени вдруг главенствует что-нибудь из демократического. Журналистика, по большей части, тоже сплошь и рядом завалена умными и местами задиристыми людьми, будущими профессионалами (я надеюсь). Пёс, зачатый в гражданской мясорубке, скачет пока в баталиях. То есть, все элементы формулы "Журналистика — цепной пёс демократии" в России существуют. Осталось каким-то неимоверным усилием, может даже волшебным путём соединить этих незнакомцем в единое целое. Хорошо звучит!?
Там вверху, то, что написано про разных зверей — это тоже формула, но формула сегодняшнего дня. Хитрый жираф — Д. Киселёв, высунет длинную шею, например в Шведскую сторону, укусит, потом изворачивает всё в своей програмке Злой слон в посудной лавке — наши отношения с внешним миром, прокремлёвская пресса сейчас топчет всё годами наработанное, свою репутацию в частности. Пиранья — часть мультимедиа, смакующая кровавые подробности. Ну а попугай — это целая плеяда новоиспечённых и старокопчёных пропагандистов, засоряющих эфир тарахтеньем о чужих далёких проблемах.
Возможно, нарисованная картинка существует лишь в моей голове?