Музыка вечна!

         Музыка становилась все громче, все отчетливее. Она доносилась непонятно откуда, как- будто вокруг все было наполнено ею. Она постепенно проникала в сознание, где-то там растекалась тягучей, бесформенной  массой, лишая покоя, и принося, казалось бы, забытые воспоминания. Боль. Она появилась снова. Вместе с музыкой. Как- будто была с ней неразрывна, как одно целое, боль вплеталась в музыку, смешивалась с ней, становилась частью её, наконец, уже было невозможно различить боль - все становилось стройно и гармонично. Скрипка протяжно, где-то надрывно уверенно вела за собой. К ней  добавлялась еще одна, через время еще, и еще, их становилось все больше, но они не мешали друг другу, наоборот, составляли тонкую мелодию, грустную и далекую, откуда-то из прошлого, забытого, пыльного прошлого, из юности, или даже из детства. Просыпались какие-то воспоминания. И боль. Она, конечно же, была здесь, коварно поджидала каких-то аккордов, чтобы вступить вместе с музыкой, вместе с ней обрушиться, захватить, заставить о себе вспомнить. Тромбон изменил тон музыки, а духовые добавили недостающего ритма. Все стало как-то понятнее, даже предсказуемо. Все разделилось на то, что до, и то, что будет после. Не хватало ударных, и они не заставили себя долго ждать. Их звук завораживал, где-то даже вводил в некий ступор, иногда хотелось зажать голову руками. Их мощный громкий звук стал немного раздражать, снова появилась боль, она нарастала вместе с громкостью музыки, острыми стрелами пронизывала виски, с каждым новым ударом барабанов комок боли подкатывал к горлу, хотелось крикнуть : «Прекратите, это невыносимо!». Но невидимый дирижер продолжал взмахивать своей дирижерской палочкой, с каждым взмахом которой, боль становилась все сильнее! Вдруг, все стихло. Время остановилось. В ушах еще слышался бой барабанов, пространство вокруг еще содрогалось от их неистового ритма, но боль утихала. Стало легче дышать, грудь, как –будто, освобождалась от чего-то тяжелого, сдавившего. Нос ,жадно вдыхая воздух, еле уловил какие-то запахи.
  - Что это? Откуда?
    Это был запах детства. Свежая трава, печеные мамины пирожки, самые вкусные на свете, с яблоками и сливами. Во рту ясно ощущался этот божественный вкус. Он пришел вместе со звуками виолончели. Она тихо подбиралась, подкрадывалась, старалась быть незаметной, но в тоже время приближалась и становилась чуть громче. Музыка возвращалась. Звуки виолончели становились все отчетливее и, наконец, заполнили все пространство вокруг. Нежная мелодия тихо лилась из старого инструмента. Она ласкала, грела и наполняла душу спокойствием. Усталые плечи чуть расслабились и опустились, голова стала клониться вниз. Чьи-то заботливые руки подхватили её, ласково провели по волосам, немного задержались и опустились на плечи. Стал ощутим запах свежих печеных пирожков, как -будто только что из духовки. К нему примешивался запах дома и самых вкусных на свете конфет, которые приносила мама.
   -Мама?
  -Ты так давно не был дома, сынок!
  -Я знаю….хотел позвонить….
   -Я напекла твоих любимых пирожков.
  -Как ты, мама?
  -Хорошо, отец вот только болеет, приехал бы….
  -Приеду, как только смогу………
      Орган зазвучал неожиданно. Неожиданно и сразу мощно, как-то сразу наполнил собой все вокруг. Он лился потоком, накатывал волнами, он как-то, почти сразу переключил все мысли на себя, заставил думать о себе, вслушиваться, понимать. Откуда-то всплыло воспоминание- огромный орган, стоящий в старой церкви, еще, наверное, Византийской эпохи. Потолки в таких церквах специально делали высокими, чтобы усилить акустический эффект от играющего органа. Звук получался уникальным - мощным и завораживающим, но он не пугал, а воодушевлял. Простых крестьян на Веру, крестоносцев перед очередным походом, он обладал Божественной силой. Звуки органа проникали глубоко, где-то в глубинах души цепляли что-то тайное, скрытое, неизвестное. От них по всему тело разливалось тепло и, одновременно,  холодела спина! Он вызывал дрожь и, в то же время, благоговейный трепет, виолончель вернулась и присоединилась к нему, звук нарастал, и вот множество скрипок его подхватили, добавили грусти, какой-то неимоверной тоски  по, чему- то,  навсегда ушедшему в далекое прошлое; по, чему-то такому, что уже не вернуть никогда! Духовые вступили вместе с барабанами, музыка вышла на новый уровень. Она неслась, она сметала все на своем пути, она поглощала, пленила, лишала способности противостоять ей, но противостоять совсем не хотелось, скорее наоборот, раствориться в ней, нестись вместе с ней куда-то вдаль, сметать все на своем пути, стать какой-то частью её, пусть маленькой, но верной и навсегда!
      В этот раз боль пришла незаметно. Но когда музыка набирала свою силу, сильнее становилась и боль. Её просто невозможно было почувствовать сразу, но она окрепла и обрушилась мощной лавиной. Она заглушила собой музыку, но не подчинила, музыка вечна! Впрочем, как и боль.
           Голова утром еще ощутимо болела. Я проглотил пару таблеток, запил их минералкой. Закурил, дотянулся до телефона, немного покопался в его памяти и набрал знакомый номер
     -Привет, после обеда выезжаю к вам, напечешь пирожков?
    -Конечно, я так рада…приезжай!
   -Ждите…, и еще, мам, а это вчера был Моцарт?
В трубке повисло тягостное молчание, ожидание, казалось, было вечным.
  -Да, это был Моцарт.