Вера в жизнь

Кипарис пирамидальный не похож на пирамиду,
уж скорее – на ракету или, к слову, минарет.
Свет рассеянный астральный зацепил слегка планиду,
и счастливой полосою окрылён опять поэт.

Беды все и все ошибки можно, верит он, исправить,
снова правда торжествует и бессильна ложь, и вот
поплыла звезда улиткой, – что звезда? – всего искра ведь,
но уже в неё он верит и поэтому – живёт.

Вновь над бухтой реют чайки, снова солнышко в зените,
снова рифмы мчатся в строки, о добре чтоб петь и зле,
есть места на белом свете наших, крымских, знаменитей,
но любимее для сердца, знаю, нету на земле.

Ах, зачем опять туманы поползли с вершин в сонеты,
проползая от элегий, ну в каких-то  метрах ста;
где-то с неба валит манна, но, как правило, поэты
никогда там не бывают, носит их в других местах.

В банду вдруг объединились ветры на плато суровом,
всё Борей их баламутит – самый главный из задир;
всё живое ищет счастье, а поэты ищут Слово,
потому что только Словом освящён весь этот мир.

Кипарис пирамидальный бурей вырван прямо с корнем,
от иллюзий – пыль да копоть, но сквозь ложь, что сердце жжёт,
свет рассеянный астральный, – только он поэтов кормит
обещаньями благими и, как правило, не лжёт.

Я хочу поднять бокал свой за него, за эфемерность,
за приверженность слепую круговерти речевой,
за живучее нахальство, за его закономерность,
чтобы вечно возникала вера в жизнь из ничего…