Двенадцать вечеров с Экклесиастом. Публикация 9

Как только в голове прозвучало «- ой» последней мысли,   я снова переместился. Меня уже ждали…. И ковер продолжил свою работу, гармонией узора подтверждая близость к истине сделанных выводов.
И обратился я и увидел еще суету под солнцем;
человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него; а всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством. «Для кого же я тружусь и лишаю душу мою блага?» И это — суета и недоброе дело!
Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть добро вознаграждение в труде их:
ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его.
Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться?
И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, нескоро порвется.
Слова эти вызвали у меня ассоциации с друзьями, коллективом, семьей – и ум мой начал проваливаться в благостные мечтания о том, как человеку хорошо быть не одному. Грозный окрик Соломона: «Проснись, хирург!» стал ушатом холодной воды, вылитой прямо на макушку. Действительно, о дружбе и прочих отношениях написано, сказано и показано столько, что вряд ли потребуется ТАКАЯ обстановка для исследования этих внешних явлений. Очевидно, речь шла о чем-то более глубоком – и мне предстояло еще обнаружить эту глубину.
- Это хорошо, что ты взбодрился! – Произнес тот, кого я знал теперь Фомой.  – А ведь мы с тобой уже встречались…..
- Невозможно, - Пронеслось в моих мыслях. И тут же оказалось, что еще как возможно.
Это была одна из моих первых операций – но по сложности превосходившая возможности такого неопытного хирурга, каким был я. И ободрение, поддержка пришла ко мне не от коллег – но сам пациент вселил уверенность, что вместе мы победим. Сейчас пациент уже не мог активно участвовать, находясь под наркозом – но я все равно ощущал его поддержку.
Пациентом тем оказался нынешний Фома. Я снова стоял со скальпелем в руке, но теперь вторая часть меня оставалась наблюдателем. И открыла ТАКОЕ……
В операционной, кроме положенного персонала, присутствовало нечто от Фомы, не подвластное действию наркоза и заботящееся о Фоме и обо мне заодно. Подсказка пришла сама собой – это внутренний человек. От ощущения его любви и заботы тепло стало мне самому – но туту же где-то внутри кольнуло – а мой где?
Сама постановка вопроса, заключающаяся в слове «мой», была неверна. Вместе с уколом эгоизма начало приходить понимание – это не он мой, а я – его. В меня, как в скафандр для внешнего мира, облекся этот внутренний человек – и мной проживает эту жизнь. И весь вопрос сводился к тому, смогу ли я его обнаружить, или продолжу себя считать собой и никем более. 
Словно вспышка молнии сверкнула в сознании – а может, это само сознание имеет такой эффект – но ко мне пришло ПОНИМАНИЕ, наполнившее недавние строки глубоким смыслом. Тут же захотелось поделиться своими открытиями – причем безудержно. И слушатели – мои новые, но очень старые друзья, оказались благодарными.  Я заговорил.
- Я всю жизнь был ориентирован на внешнее – окружение, работа, какие-то достижения – и просто не мог воспринять ничего другого. Как и всякий человек, я слышал о Душе, даже упоминал о ней всуе – но ничего конкретного за этим не было. Реальность – вокруг меня, а значит, все, что не поддается определению – эфемерно и иллюзорно. И только здесь, благодаря Вам, все переместилось – реальное стало призрачным, а призрачное – реальным. И тогда я не один в этом мире; мир выделил меня из себя для познания себя же. Слова обрели новый смысл. Труд ради себя самого – преходящая суета; но как опыт для человека внутреннего он грандиозен и наполнен содержанием. Если внутренний не обнаружен – внешний неизбежно УПАДЕТ – и это станет настоящим поражением практически без возможности реванша. Но падение внешнего при живом внутреннем – такой же ценный опыт, как и подъем. Именно внутренний человек согреет от смертельного холода одиночества – и эта нить никогда не порвется, имея прочную основу. Все мои жизни были нанизаны на эту нить души как жемчужины в ожерелье. Я благодарен Вам, друзья мои, за свет, родившийся во мне!
Фома подошел ко мне как-то совсем просто, приобнял за плечи, заглянул в глаза….
- Не нас благодари. Мы только показали, где замок от того ключа, которым ты владел постоянно. Твой внутренний человек оказался готов получить приглашение в этот Дворец Духа – а жизнь лишь в точности исполнила необходимое.
Подошли и остальные. Соломон продолжил:
- Это только начало, друг наш. Предстоит еще много познать – но качество будет совершенно другим. Ты зажег в себе свет сознания – и теперь каждое свидание с Жизнью станет наполнением. Книга, рождающаяся здесь, отзовется на страницах Душ каждого человека. Поэтому заверши свою часть не медля – и присоединяйся к нам, Симон!
Это имя прозвучало как само собой разумеющееся, не вызвав ни протеста, ни удивления. Я уже знал, что не являюсь  чем-то одним и твердо обозначенным; новое чувство родилось во мне – чувство несмелой близости и сопричастности.
Слова засеребрились легкой дымкой и открыли новый участок Пути…. Ковер отозвался свежими завитками причудливых узоров человеческих Душ…
Лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь, который не умеет принимать советы;
ибо тот из темницы выйдет на царство, хотя родился в царстве своем бедным.
Видел я всех живущих, которые ходят под солнцем, с этим другим юношею, который займет место того.
Не было числа всему народу, который был перед ним, хотя позднейшие не порадуются им. И это — суета и томление духа!
Наблюдай за ногою твоею, когда идешь в дом Божий, и будь готов более к слушанию, нежели к жертвоприношению; ибо они не думают, что худо делают.
Я до сих пор был юношей. Это не касалось возраста – но только состояния моего Мировосприятия. Ребенок не делает различений, он просто смотрит на мир без всяких оценок и определений – но не осознает его. Взрослый постоянно оценивает и дает определения – но так же бессознателен к миру. Где-то по дороге взросления мы теряем то, что открывается пред нами…..
Мне вспомнился случай…. А как только вспомнился – я в нем тут же и оказался.
Морское побережье одного из заветных уголков Крыма. Жарко. Людей на пляже много. Но вот незадача – море штормит не на шутку, поэтому отдыхающие, уважая его право на беспокойство, расположились поодаль. Я, еще молодой человек, с неизменной вареной кукурузой, пивом и креветками, больше напоминающими семечки, безмятежно «убиваю время», глазея на красивых девушек и предаваясь не очень смелым фантазиям.
На пляже легкое беспокойство – к морю решительным шагом направился достаточно атлетического сложения человек средних лет с явным намерением испытать судьбу. Несколько бывалых голосов советуют не делать этого – но замечания только подзадорили  «героя», и вот он уже мелькает среди волн. Теперь для скучавших людей появился сюжет – чужой риск так же будоражит кровь, как и свой собственный – только качество этого брожения совершенно другое.
Вот я думаю – а смог бы так? И сразу же внутри головы начинается работа. Кто-то один заявляет, что конечно смог бы – вот только не такой дурак. Кто-то другой начинает приводить аргументы глупости подобной затеи. Есть еще третий, четвертый – но им не дают высказаться – незадачливый пловец, очевидно, получив удар по голове, начинает тонуть. И ведь недалеко от берега – но никто не решается придти на помощь – наверное, у каждого в голове есть  подобные моим говоруны.
Вдруг происходит нечто неожиданное. Из задних рядов вскакивает молодой человек – примерно моего возраста – и бросается в море. Его разгона и инерции хватает для того, чтобы проскочить несколько метров по направлению к уже почти захлебнувшемуся мужчине – и он тоже начинает тонуть, явно не умея плавать для таких условий.
Два погибающих – это слишком; на пляже закипает работа. Мужчины разных возрастов и телосложений, словно слаженный механизм, организую цепь, крепко захватывая руки друг друга. На конце цепи – самые сильные, и вот два практически бездыханных тела лежат на песке.
Всех наполняет чувство гордости. Даже к первому мужчине сквозит нечто вроде благодарности – ведь его поступок, при всей своей несуразности, позволил случиться чуть ли не героизму. А вот на молодого набрасываются; смысл претензий – куда ты полез, если толком плавать не умеешь?
И ответ этого человека тогда поразил меня – но только сейчас был понят.
- А я не думал в тот момент о себе. Человека спасать надо было. Да и если бы не я – разве хватило бы одного утопающего для пробуждения вашей решимости?
Это было очевидной правдой. Фактически, спас он.
Вот она, молодость, во всем своем величии надежд и устремлений. 
Во всем происшедшем теперь была определенная новизна – я видел все происходящее как со стороны, и мог уловить собственный отклик. Почему я струсил в первый момент? Поддавшись общему настроению? Но ведь так поступило абсолютное большинство – кроме одного. И этот юноша – безрассудный и не оценивающий – был в каждом из нас, но мы не дали ему шанса… Вот так появляются внешние цари, находящиеся в темнице собственных мнений, суждений, представлений, мнящие себя отдельными от всего мира и способными противостоять миру.
Как только эта мысль оформилась во мне, я снова оказался на той роковой операции. Уверенные жесты, чувство превосходства над окружающими, довольство самим собой – разве могли они дать другой результат? Свой крах приготовил я сам, не сумев сохранить в себе царя настоящего – царственного и светлого – заменив его чем-то совершенно иллюзорным. Сейчас я увидел то, к чему тогда был слеп: десятками знаков жизнь старалась достучаться до меня, предупредив о необходимости бдительности. Но разве мог я увидеть?
Да и вспоминал ли я по-настоящему о какой-то Высшей силе? Только формально, как все…. А ведь обо мне заботились. Меня любили. Но как же тогда ТАКАЯ развязка? И где тот момент, когда была утрачена свежесть восприятий?
Пожалуйста – ответ. Но он оказался совсем не таким, как ожидалось. Никакого такого момента не было – но существовал некий гипноз, уводящий меня все глубже в виртуальное сонное состояние.
Я, словно пылесос, собирал мнения о себе, учитывал суждения окружающих и соответственно формировал собственные представления. Великое дело – БОЛЬШИНСТВО. Оно не может ошибаться, оно устанавливает стандарты – и я почему-то слепо их принимал, даже не удосужившись элементарной проверки.
Деньги приносят свободу. И я поверил.
Необходимо устойчивое положение в обществе и уважение. И снова я верю.
Нужно стать самым лучшим в своем деле. Принимается.
И еще великое множество стандартов, внешне пристойных и понятных – но принятых мною – равно как и всеми – без малейшего сомнения. А были ли те, кто сомневался?
И снова ответ на невысказанный вопрос. Целая плеяда людей, о которых я слышал – но совершенно не понимал.
Вот Сократ с чашей яда, принятой от «благодарных» сограждан.  И не малейшей обиды – только великое ПОНИМАНИЕ.
Мансур, тело которого разрубают на куски за фразу «Анна-ль-Хакк» - «Я есть Истина». И его молитва: «Господи! Прости рабам Твоим, собравшимся здесь, чтобы убить меня, и будь милосерден к ним, ведь если бы им открылось то, что Ты открыл мне, они не стали бы делать этого…»
Иисус, ведомый на Голгофу беснующейся толпой, и Его просьба к Отцу Небесному: «Прости им, ведь они не ведают, что творят»
Огромная пустота нахлынула на меня. Как безмерно далек я был от ЭТИХ ЛЮДЕЙ! Как суетно я жил, купаясь во мнимых ценностях и стараясь соответствовать. И как не видел очевидного!
Эта жуть сгущалась с каждым мгновением, гася последние искры света в душе моей….
Голос… Неужели Он?! Без сомнений – Тихий и Спокойный, словно обволакивающий любовью, теплом голос всех матерей мира. Тьма не могла даже прикоснуться к нему – и начала отступать.
«Не огорчайся и не вини себя. Ты любим – и ты идешь своим путем. Только не надейся на себя, стань открытым для помощи и поддержки…»
Эти слова не только воскресили меня, но и дали огромную жажду Жить!
Теперь я понял! Я иду Домой, и Дом этот – внутри меня, в моем существе. Там меня ждут и любят, и никогда ни одно слово обвинения не достигнет моего слуха. Я имею право на ошибку – но и огромную ответственность за собственное состояние. Я увидел То, к чему стоит стремиться сквозь любые преграды!
Тут же ко мне подошли четверо. Но они не представлялись отдельными – словно некие вновь отрытые во мне качества слились со мною. Объятия, единение, братство. Тепло и надежно.
- Мы приветствуем себя в тебе, Симон – ты же всегда был в нас! Твой путь будет долог – но кампания очень хороша. Люди сейчас внимают четвертой главе Книги -  а нас ожидает дорога.
С этими словами Соломона завершился какой-то этап, чтобы дать начало следующему. Я не один, и меня любят! Вперед!