Полуволк

     Деревня ещё не умирала, но всё больше домов пустело. Преданные сторожа-псы, которых отъезжающие не могли взять с собой, дичали и уже представляли людям реальную угрозу. Так уж получалось, что теперь с бывшими врагами-волками их связывала общая судьба. Люди всегда пытались приручить пойманных живьём волков, сводя их с собаками для потомства, а может быть какие-нибудь собаки и сами приблудились к волкам, о том история умалчивает. Только стали появляться близ деревни полукровки, вполне приспособленные к лесу, но при этом спокойно чувствующие себя там, где волк предпочел бы не появляться.
     Настоящий волк вряд ли вошел бы во двор в деревне. Даже при острой нужде волки обходят стороной человечье жильё с его постройками, заборами и неприятными запахами дыма и навоза. Они охотятся так, как не умеют полукровки,  с распределением ролей, разыгрывая сценарий смертельной игры, как по нотам.
Чтобы накормить стаю добыча должна быть крупной. Вожак за километры чует её, без ошибок выводит всех на исходную и даёт сигнал гнать несчастную жертву к тупику - болоту, речке, оврагу или к засаде. Это охота, а не лисье воровство!
     Только лисы да хорь могут пакостить по мелочи, пробравшись в курятник, стащив одну курицу и порезав десяток. За это, или ещё за что, но не любит волк лису! Если лиса попадается, волк рвет её на части, но из презрения не ест, даже будучи очень голоден. Волк не ворует, он берет свое, добытое честно и ровно столько, сколько надо. Там, где появляются волки, лисы исчезают.
     Полукровки не были такими. На каком-то генном уровне передавалась им безбоязненное отношение к жилью человека с его отталкивающими запахами и теснотой построек. Их не пугали пустобрехство маломерных собак и даже яркий свет фонарей на улицах. Они не знали страха перед ними, но не знали и волчьей чести. Если волку приходилось уходить, он делал это с достоинством! Его отход не напоминал паническое бегство лисы или куницы. Он не бежит - уходит, временно отступает, осклаблено озираясь, как бы говоря: – Уйду, но я ещё вернусь!
     Этого часто бывает достаточно, чтобы у преследователя кровь застыла в жилах и чтобы замер он, опустив ружьё, вместо того, чтобы выстрелить. Вот какова сила волчьего взгляда. Кто видел его вот так, глаза в глаза и сейчас вспомнил, у того наверняка мурашки по спине побежали… 
     Полукровки же и приблудные собаки часто удирали с места событий галопом, поджав хвост, жалобно подскуливая. Но были среди них по-своему отчаянные и опасные. Под перепуганный скулёж своих домашних сородичей эти твари могли ночью пройти по освещенной улице, зорко присматриваясь и прислушиваясь ко всему происходящему, а почуяв, что где-то скрипнула дверь и на порог вышел человек с ружьём, быстро и бесшумно исчезнуть.
     Дело в том, что стрелять в собаку для охотника - последнее дело. Даже если она одичала. Бабахнуть, отпугнуть – и всё. То ли полукровки чуяли это, то ли были столь удачливы, что в них не попадали, но после строительства магистрали и исхода из этих мест крупной дичи, когда стало голодно, они почувствовали себя в деревне вольготно. Даже днём уже детей без присмотра не оставляли.
     Федор, почёсываясь, вышел на внутреннее крыльцо и опешил! Прямо в середине его двора стоял огромный серый зверь, а взаперти тревожным рёвом заходилась молодая тёлка. Зверюга был похож одновременно и на волка, и на собаку. Широк в кости, килограммов не меньше пятидесяти. От вздыбленной на загривке шерсти он казался ещё больше и опаснее, а его тяжелый взгляд снизу делал угрозу намного значимее.
     Похолодев от ужаса и заметив, что пришелец пригнул голову и готовится к прыжку, Фёдор попятился назад, к двери, запнулся за порог, ещё доля секунды и он с грохотом ввалился в коридор, разбрасывая вёдра, ящики и инвентарь, хранящийся тут. Видимо это его и спасло. Кинуться на него из-за грохота зверь не решился, но и путь туда, откуда он пришел, теперь был отрезан. Этот грохот шуганул и его самого. Он отскочил вглубь двора, рыская взглядом по сторонам в поисках выхода и одновременно, приняв оборонительную стойку.
- Федька, чо ты, безрукий, роняешь всё! – заголосила жена, открыв дверь дома.
- Валька! Назад, в дом! Бегом! – заорал Фёдор, понимая, что если зверюга опомнится, то ни перед чем не остановится и порвет их обоих даже в доме.
- Чо? – Валька уже застыла в коридоре с открытым ртом, увидев полуволка.
     Время на раздумье не было и Федор кинулся на крыльцо, закрыв за собой дверь. В руке его оказался обломок черенка от лопаты – не ахти какое оружие против волка! Тот будто поняв это, пошел вперед. Пригнутая голова, сморщенный в злобе нос, злющие, беспощадные глаза и хищный оскал клыков. Мороз по коже! Предательски онемели ноги, а рука с обломком деревяшки непроизвольно дёрнулась и, о Боже! - попала по стоящему тут пустому бельевому баку!
     Грохот, как от выстрела, снова заставил зверя ретироваться. Он рванулся в сторону, прыгнул на забор, но до верха не достал – сплошной, высокий добротный, с набитыми внахлёст досками, когда-то он защищал зажиточный Федькин двор от чужих взглядов, но теперь! Лучше бы он был ветхим!
     С крышкой от бака и с палкой, как со щитом и мечом, с всклокоченными от ужаса волосами, Фёдор был похож на римского гладиатора, вышедшего на арену на последний смертный бой. Грохоча палкой по крышке и от отчаяния добавляя голосом: - Бах! Бах! Бах! - Фёдор уже готов был броситься на зверя, как вдруг узрел у стены стоговые вилы на длинной ручке с разведенными рогатулями. Меж тем тот, испуганный грохотом и натиском, рванул в другую сторону, к остаткам поленницы дров, что по высоте была в треть забора. От испуга Федька схватил вилы, и как копьё за древко метнул их вслед.
     Зверь сиганул на поленницу, рывком оттолкнулся от неё, но поленья предательски посыпались из-под мощных лап и вместо того, чтобы взлететь над забором, он снова не долетел до верха. Тут-то его и догнали вилы. Да как догнали! Впившись в забор двумя рогами аккурат с двух сторон шеи, третий прошел над головой, тоже не задев её.
     Попытки зверя освободиться были тщетны. Фёдор же быстро сообразил, что если тот вырвется, беды уже не миновать. Переборов ужас, схватив какую-то веревку, он кинулся вязать врагу лапы. Веревки не хватило.
- Скотч, скотч тащи! – крикнул он жене. Та приоткрыла дверь, завопила от страха, но всё же нашла прочную ленту подала её Фёдору.
     Этим же вечером Федька с забинтованной рукой сидел в окружении деревенских мужиков рядом с лежащим у порога пленником и шутливо верещал:
- А вот кому полуволка! Полуволка берите, свежепойманного! Недорого!
- Как ты его сумел-то? – удивлялись мужики.
- Не видишь? Голыми руками взял! – бахвалился Фёдор, унимая нервную дрожь