Будь ты проклят, Зак Роджерс! Глава двадцать седьм

Глава двадцать седьмая

Если бы кто-нибудь сказал мне год назад, что я буду счастлива, просыпаясь с Заком Роджерсом в одной постели, — у меня случилось бы приступ истерического смеха. Звучит это как минимум нереально, но это происходит в моей жизни. И я счастлива.
Прошло несколько дней, и это были самые замечательные часы, минуты, секунды в моей жизни. Правда. Ни с кем и никогда я не чувствовала себя так легко и свободно. Зак дополнял меня. Он делился со мной светом своей души, который очень долгое время находился в заточении мрака предательства.
Зак Роджерс был замечателен во всем.
Я просыпалась, видя его, я засыпала, глядя ему в глаза. Пару дней мы вообще не выходили из спальни… Этих нескольких дней было достаточно, чтобы я окончательно утонула в своих чувствах к этому парню.
Я влюбилась в него.

— Куда ты меня тащишь? — смеясь, спросила я.
Зак, крепко сжимая мою ладонь, шел к подвалу.
— Хочу кое-что попробовать, — уклончиво отозвался он.
Мы спустились по крутой лестнице и оказались в игровой комнате. Зак включил свет и развернулся ко мне лицом. Переместив свои руки на мою талию, он хищно улыбнулся и без лишних слов поцеловал меня. Вау. Надо сказать, поцеловал так, что у меня дух захватило.
Прижимая меня к себе, Зак куда-то пошел. Я следовала за ним, плененная глубоким поцелуем, и не замечала ничего вокруг.
— Мы еще не занимались здесь сексом, — на секунду оторвавшись от моих губ, прошептал Зак, гладя меня по бокам.
Я встала на носочки, чтобы мне удобнее было смотреть ему в глаза.
— Что? — в моей груди зародился смех.
Роджерс ухмыльнулся и поднял меня на руки. Я обвила его талию ногами и повисла на нем. Крепко держа меня, Зак развернулся к барной стойке. Он посадил меня на нее и плотнее прижался ко мне. Его губы начали неторопливо двигаться по моей шее, спускаясь все ниже и ниже. Прикусив нижнюю губу, я запрокинула голову и судорожно выдохнула. Пальцы Зака добрались до лямок моего топика и неторопливо опустили их. Пухлые губы Роджерса стали покрывать короткими мягкими поцелуями сначала левое плечо, затем правое. В какой-то момент я не выдержала, так как напряжение внутри меня было дьявольски сильным, и впилась в его губы. Я потянула его на себя, а затем оседлала. Мы завалились на стойку, я продолжала сидеть на нем. Смеясь, Зак принялся стягивать с меня топик, но…
— Погоди, — сказала я, отстраняясь от Зака.
Телефон вибрировал в заднем кармане моих шорт, и я вытащила его.
Мама.
Мгновение, и мое сердце словно подорвалось: стало тарабанить громко и быстро.
Я слезла с Зака, который недоуменно смотрел на меня.
— Кто это? — глухо спросил он.
— Это мама, — пробормотала я, тупо пялясь на экран.
Я боялась ответить, сама не зная, почему.
— Возьмешь трубку? — негромко усмехнулся Зак.
Прикусив нижнюю губу, я кивнула.
— Да…
Сделав глубокий резкий вдох, я поднесла телефон к уху.
— Привет, мам, — будничным и бодрым голосом сказала я.
— Привет, детка, — прозвучал не очень счастливый голос мамы.
— Как дела? Что-то случилось?
Она не звонила мне несколько дней. Если бы я не была так увлечена Заком Роджерсом, то забила бы тревогу.
— Я… — что-то заставило маму прерваться.
Я подумала, что это что-то со связью.
— Мам? Ты меня слышишь?
— Да-а, — растерянно отозвалась она. — Слышу. Мы возврашаемся. Завтра вечером.
— Ооо.
Я не знала, что ответить. Месяц назад я бы обрадовалась этой новости, ведь находиться в одном доме с Заком Роджерсом для меня было настоящей пыткой. А сейчас я ощутила в груди тяжелую грусть, ведь теперь между мной и Заком все по-другому. И возвращение мамы и Джеймса будет означать, что наш маленький рай с Роджерсом младшим подойдет к концу — неизвестно, как родители отреагируют, когда узнают, что мы… вместе.
Я жутко боялась этого. И мы с Заком разговаривали об этом. Я согласилась с тем, что скрывать наши отношения будет глупо. Рано или поздно это все равно бы выяснилось. Мы будем смелыми и признаемся во всем.
— Это потрясающая новость, мам, — я заставила себя улыбнуться.
— Да, наверно… — пробормотала она.
Ее голос не нравился мне.
— Что-то случилось, — я не спрашивала, а утверждала. Осторожно подняв глаза на Зака, который внимательно смотрел на меня, я отвернулась и сделала несколько шагов вперед. — Ты говоришь так странно...
— Милая, — оборвала меня мама.
— Да?
Я ждала объяснений, хоть каких-нибудь, потому что поведение моей матери за последние дни вызывало неприятное предчувствие.
— Мы поговорим обо всем, когда я приеду, — в итоге услышала я.
Я громко выдохнула и нахмурилась.
— Ты поругалась с Джеймсом? — я снизила свой голос почти до шепота, боясь, что Зак может услышать.
— Нет, — тут же сказала она. — Все хорошо. Наоми, правда.
Если она сказала, что мы поговорим после ее возвращения, значит, ничего не хорошо.
Я прикусила нижнюю губу, сдерживая свое любопытство.
— Ладно.
— Я люблю тебя, — прошептала мама.
Мое сердце сжалось в груди от тревоги.
— И я тебя.
— До завтра.
— Пока… — когда я сказала это, мама уже отключилась.
Медленно отстранив телефон от уха, я смотрела в пол и тонула в мыслях о странном голосе мамы.
Сильные руки обвились вокруг моей талии, и я услышала глубокий проникновенный голос у своего виска:
— Когда?
Похоже, Зак понял, что родители возвращаются.
— Завтра вечером.
Он ничего не ответил, лишь крепче обнял меня и уткнулся носом в шею. Я накрыла его руки своими и попыталась расслабиться, но голове не давали покоя мысли о том, что с моей мамой что-то происходит.
— Надо сделать уборку в доме и заняться ужином, — пробормотала я.
— Угу, — промычал Зак, целуя меня в плечо. — Но только после того, как мы сделаем свое дело на чертовом бильярдном столе… А потом на барной стойке. И еще где-нибудь.
Я хрипло рассмеялась и развернулась к нему лицом.
— Только по-быстрому. У нас много дел.
Зак надел на лицо широкую самодовольную улыбку и сказал:
— Ты же знаешь, я не могу по-быстрому.

***

— Как я выгляжу? — спросила я, в пятисотый раз глядя на себя в зеркало.
— Ты выглядишь потрясающе, — усмехнулся Зак, отвечая мне в пятисотый раз.
Я вновь принялась разглаживать юбку белого платья, но Зак остановил меня, притянув к себе и поцеловав в лоб.
— Перестань. Ты выглядишь глупо. Все будет хорошо.
— Глупо? — переспросила я, устремив на него хмурый взгляд.
Он ласково погладил меня по щеке и чмокнул в нос.
— Твоя нервозность выглядит глупо.
Я вздохнула и прошлась влажными ладонями по ткани.
— Я не могу не переживать. Мама и Джеймс приедут буквально через несколько минут!
— Эй, — Зак взял мое лицо в свои ладони и притянул к своему лицу. — Все будет хорошо, — повторил он.
Мне чертовски хотелось верить ему, но позволить спокойствию завладеть своей душой не давало нехорошее предчувствие.
Я кивнула, решив больше не показывать Заку свое волнение, чтобы не волновать и его.
— Сколько времени? — спросила я, отстраняясь.
— Без двадцати семь, — ответил он, опуская руки.
Вот-вот родители переступят порог дома, и только Господу известно, что будет дальше… Я надеялась, что все закончится хорошо.
Мы с Заком покинули мою комнату и спустились вниз. Я сбегала на кухню, проверила, все ли блюда и столовые приборы на месте. Затем вернулась к Заку, который с весельем наблюдал за мной. Он выглядел расслабленным и уверенным. Ему, что нисколечко не страшно?
Зак подбадривающе погладил меня по плечу, и в этот момент раздался звонок в дверь.
Я приросла к полу, и Роджерс младший боролся с улыбкой. Мне хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым, но я была парализована страхом от предстоящей встречи с родители.
Боже, дай мне сил.
— Расслабься, — сказал мне Зак и подмигнул.
Он, поправив белоснежную рубашку, открыл дверь, и я увидела их.
— Наоми! — воскликнула мама и бросилась обнимать меня.
Я несколько оторопела от столь внезапного порыва эмоций и запоздало обняла ее в ответ. Мама уткнулась лицом в мое плечо и часто задышала.
— Привет, — сказала я.
— Я так по тебе скучала, — она отстранилась, чтобы посмотреть на меня. В ее глазах блестели слезы. — Милая моя, — ее дрожащие руки накрыли мои щеки, и она вновь притянула меня к себе.
Не в состоянии что-либо сказать, я уставилась на Зака, который, не отрываясь, смотрел на мистера Роджерса, застывшего у порога.
— Привет, пап, — голос Зака сделался робким, когда он подошел к отцу.
Джеймс печально улыбнулся сыну и кивнул. Затем они заключили друг друга в краткие объятия.
Мама не выпускала меня.
— Мам, ты меня сейчас задушишь, — начала хрипеть я, так как она сжимала свои руки вокруг моих плеч очень сильно.
Мама встрепенулась и тут же отстранилась.
— Ох, прости, родная, — пролепетала она, смахивая слезы.
— Почему ты плачешь? — спросила я, метая тревожные взгляды с ее лица на лицо Зака, но он не обращал на нас никакого внимания. Его глаза были прикованы к Джеймсу.
— Я… просто счастлива видеть тебя, — прошептала она. Ее голос дрожал, то ли от радости, то ли отчего-то еще.
Мне это дико не нравилось.
— Я тоже, — произнесла я задумчиво-монотонным тоном в ответ.
Я сделала шаг в сторону, желая быть ближе к Заку. Я хотела взять его за руку и спросить, одной ли мне кажется, что моя мама и его папа странно себя ведут? Они выглядели несчастными. Да-да. Во-первых, они стояли далеко друг от друга. Они не смотрели друг на друга. Они не улыбались. Не обнимались. Я прекрасно помнила, какими были их взаимоотношения, когда они уезжали. Их нынешнее поведение наталкивало меня только на одну мысль. Они поругались. И, наверно, серьезно.
— Здравствуйте, Джеймс, — спустя минуту гробового молчания произнесла я, вспомнив, что не поприветствовала его.
Мужчина вздрогнул, словно пробудившись, и устремил на меня свои светлые и наполненные необъяснимым отчаянием глаза, в которых простирались целые океаны боли.
Да что, черт подери, происходит?!
— Привет, Наоми, — раздался его поникший голос, прогнавший взбудораживающий мороз по коже.
Послав мне робкую улыбку, мужчина еще раз взглянул на Зака и, взяв свой чемодан, переступил через порог, оказавшись в гостиной.
Я не могла не заметить, как мама отошла в сторону. Нет. Точнее, она отпрыгнула, словно обожглась. А затем они с мистером Роджерсом обменялись мрачными взглядами. В глазах мамы я увидела бесконечную вину, а в глазах Джеймса сожаление и горькую печаль.
Я не одна видела это. Зак напрягся рядом со мной, и мне еще сильнее захотелось прижаться к нему, чтобы почувствовать себя в безопасности, потому что, я была уверена, — между родителями что-то произошло. Что-то серьезное. И это было нехорошо.
— Наоми, — когда мама произнесла мое имя, мне показалось, будто почва ушла из-под моих ног.
Я громко сглотнула.
— Да?
Мама тяжело вобрала в себя воздух и сделала лицо непроницаемым.
— Нам надо поговорить.
О, нет.
Нет. Нет. Нет.
Только не эта фраза.
Теперь мне стало по-настоящему страшно. 
— О чем? — решила уточнить я.
Мама метнула краткий взгляд на Джеймса и поджала губы, словно намекая, что не может говорить при них.
Я точно ничего не понимаю…
— И нам с тобой, Зак, — неожиданно заявил мистер Роджерс.
Я заметила, как Зак вздрогнул. Я услышала его судорожный вздох. Я не удержалась и посмотрела на него. Его голубые глаза были сужены. Они сверлили мистера Роджерса, словно пытались проникнуть в его мысли и узнать, что случилось между ним и моей мамой. Зак тоже заметил неладное… невозможно не заметить.
В гостиной воцарилась мертвая тишина, не предвещающая ничего приятного. Но стоять, молчать и бездействовать бесполезно. Так мы только оттягиваем неизбежное (но что было этим неизбежным?).
— Хорошо, — на шумном выдохе сказала я, разрушая тишину.
— Нет, — вдруг сказал Зак. — Поговорим здесь и сейчас. И никто никуда не уйдет.
По спине пробежался холодок, так как его голос звучал твердо и холодно.
Мистер Роджерс подошел к сыну и положил руку ему на плечо.
— Пожалуйста, — умоляющим тоном произнес он, глядя в голубые глаза Зака. — Мы должны поговорить наедине. И они… тоже.
Зак нахмурился и скрестил руки на груди.
— Что вы скрываете? — упрямо спросил он.
Мистер Роджерс убрал ладонь с его плеча и опустил голову.
— Пойдем, и я тебе все объясню.
— Можно сделать это здесь, — настаивал Зак.
— Я не могу слушать это вновь! — неожиданно воскликнул Джеймс, подняв голову. Я увидела, как мама вздрогнула. Ее смертельно виноватые глаза расширились, а потом она закрыла их.
Решительная маска на лице Зака сменилась растерянностью, и он негромко выдохнул.
— Я ничего не понимаю, — прошелестел он, глядя на отца и мою маму.
— И я, — вмешалась я.
— Пожалуйста, просто давайте разойдемся и поговорим отдельно, — хрипло попросила мама, разворачиваясь к кухне.
Я машинально поплелась за ней, но смотрела на потерянного Зака. Когда наши глаза встретились, мое сердце едва не взорвалось в груди от дикой тревоги.
Что-то произойдет.
И почему дурацкое чувство поселилось внутри, что это конец?
Нет. Я накручиваю себя.
Все будет хорошо.
Все должно быть хорошо.
Я оборачивалась до тех пор, пока мы не зашли на кухню. Мама вдруг остановилась, когда ее усталый взгляд коснулся накрытого стола. Она приоткрыла рот, словно собиралась что-то сказать, но так и не произнесла ничего. Издав тяжелый вздох, мама прошла к кухонной стойке и села на высокий стул. Я бесшумно прошла за ней и остановилась за ее спиной.
— Вы поругались с Джеймсом? — я не стала тянуть и сразу перешла к делу.
Мама не ответила, и я дернулась с места. Обойдя стойку, я остановилась напротив мамы и пыталась заглянуть в ее бегающие глаза.
— Мы возвращаемся в Индианаполис, Наоми, — произнесла она безжизненным голосом и, наконец, решила посмотреть на меня.
Когда она сказала это, я пошатнулась назад, будто меня ударили.
Мое сердце пропустило удар.
— Что? — одними губами спросила я.
— Мы возвращаемся в Индианаполис, — повторила она, но я услышала ее и в первый раз.
Мои конечности онемели от удивления, расползающегося по телу. Я молила Господа о том, чтобы ее слова оказались всего лишь моей слуховой галлюцинацией, я ждала, что время обернется вспять, и мама скажет что-нибудь другое.
— Почему? — медленно спросила я.
 Мама низко опустила голову и тихо всхлипнула.
— Я и Джеймс расстались.
Вселенная, остановись. Пожалуйста. Прекрати убивать меня.
Мои самые худшие предположения подтвердились. Но я не ожидала, что все настолько серьезно.
— Почему? — вновь спросила я.
Этого не может быть. Это не навсегда. Я видела, как мама и мистер Роджерс смотрели дргу на друга. У них были настоящие чувства. Они любили. Они не могли надышаться друг другом. Я никогда бы не подумала, что эти люди могут поругаться.
Месяц назад эта новость обрадовала бы меня, а сейчас я чувствовала в своей душе бескрайнюю пустоту, которая, к моему удивлению, становилась больше… хотя больше было некуда. Она почти полностью поглотила меня, но я не теряла веру в то, что все наладится.
— Это же… это ведь не конец, да? — надрывающимся голосом вопросила я, сделав к стойке один шаг. — Вы помиритесь, мам. Все наладится. Не стоит так сразу все обрубать! Вы…
— Ничего не наладится, Наоми, — резко оборвала меня мама. — Все кончено. На Гавайях я встретила твоего отца.
Шесть слов.
Всего лишь шесть слов достаточно для того, чтобы лишиться уверенности в адекватности этого мира.
— Я не ожидала, что между нами вспыхнут былые чувства, — тихо заговорила мама. — Я просто увидела его там, и… не знаю, — она шумно выдохнула и провела ладонью по лицу, будто пыталась стереть усталость. — Я не хотела, чтобы все так получилось. Поверь, Наоми. Я не хотела…
Она и дальше что-то говорила, но я не слышала ее. Я не хотела ее слышать. Больше никогда. Меня с головой поглотила вязкая тьма. Она впиталась в мою кожу, стала носиться по венам, заставила мое сердце биться с утроенной скоростью. Мысли с астрономической скоростью проносились в голове, и я отчаянно пыталась зацепиться хотя бы за одну из них, чтобы понять объяснение матери, потому что, черт подери, я не видела в ее словах и действиях никакого смысла.
— Наоми, — мягко произнесла мама и покинула свое место. Она неторопливо обошла стойку и подошла ко мне. Каждый ее шаг сквозил нерешительностью. Она боялась, что я могу оттолкнуть ее. И я бы сделала это с огромным удовольствием, но была лишена возможности пошевелиться, обуреваемая мрачными эмоциями. — Детка, — она осторожно потянула ко мне свои руки и на секунду замерла, глядя мне в глаза. Я не шелохнулась, и это она приняла, как согласие на то, что можно взять меня за руки. Я ничего не почувствовала, когда она сделала это. — Мне очень жаль. Правда. Мне невообразимо стыдно перед Джеймсом. Но я… я не смогу тебе этого объяснить, да и ты не поймешь меня, — на ее губах застыла крошечная виноватая улыбка. — Но я люблю его. Я поняла это, когда увидела, — она говорила про моего отца… Про моего чертового отца. — Я не смогла его забыть, дорогая, — ее глаза заблестели от слез, и мама заплакала. — Я лишь думала, что сумела оставить этого человека в прошлом.
Мама крепче сжала мои руки.
— Он предложил начать все сначала, — ее голос снизился до еле слышного шепота. — И я согласилась. Я не могла не согласиться. Наоми, твой папа искренне сожалеет, что все так произошло. Я поверила ему, — она поджала губы, то ли пытаясь сдержать рыдания, то ли улыбаясь. — Он скучает по тебе. Он хочет вернуть семью.
Я не верила своим ушам.
Это какая-то дурацкая шутка?
Мой отец — самый большой в мире козел. Он придурок и отморозок. Он никогда не был идеальным семьянином. Я помню, как он ушел. Я помню каждую слезинку, которую мама пролила из-за него. Я постоянно вижу картинки из прошлого, закрывая глаза, как она восстанавливалась после его ухода, после его предательства. Такое невозможно простить. И я считала свою мать адекватной женщиной. Я верила, что ее ненависть к отцу самая настоящая и самая сильная.
Но я ошибалась.
Мое сердце не дрогнуло при виде маминых слез. Потому что я не чувствовала к ней жалости.
Наоборот.
Я возненавидела ее.
Мне стало противно смотреть на маму. Мне стало противно видеть, как ее лицо исказилось в гримасе притворного сожаления. И я чертовски возненавидела себя за то, что жалела ее все эти годы.
Она такая же, как мой отец.
— Убери от меня свои руки, — процедила я с презрением и сама выдернула их прежде, чем мама успела отреагировать.
Ее мокрые глаза округлились, когда она посмотрела на меня.
— Милая…
— Не смей так называть меня, — ледяным голосом сказала я, обрушив на нее убийственно мрачный взгляд.
— Что ты такое говоришь? — беспомощно пролепетала она, пытаясь вновь дотронуться до меня.
Я отдернула руку и отступила назад.
— Ты сумасшедшая, — проговорила я. — Ты… Да как ты могла так поступить?! — я больше не могла сдерживать себя и стала кричать. — Со мной?! С Джеймсом! Господи, пожалуйста, скажи, что ты пошутила…
— Это мое решение, — произнесла она ровным голосом, вновь надев на свое лицо маску непоколебимой уверенности.
— Ты сошла с ума! — завопила я. — Какого черта, мам?! Ты не можешь просто взять и вернуться к человеку, который бросил нас! Мам, — мне захотелось подойти к ней и хорошенько встряхнуть, чтобы она поняла, какую ошибку совершает. — Он предал нас. Он ушел к другой женщине.
Она знала, что я права, но моих слов было недостаточно, чтобы вразумить ее.
— Каждый человек заслуживает второй шанс, — тихо пробормотала она.
Невероятно…
Я всегда была уверена, что моя мать — умная, здравомыслящая женщина. Сейчас, глядя на нее, я понимала, что совсем ее не знаю.
— Так нельзя, — я лихорадочно замотала головой. — Нельзя срываться с места и переезжать в другой город, к чужим людям, оправдываясь тем, что ты безумно влюбилась и готова провести со своим новым мужчиной всю оставшуюся жизнь. Нельзя так быстро разлюбить человека, — я имела в виду Джеймса, — если ты вообще его любила, хотя бы чуточку…
Мама не поднимала глаз, осознавая свою вину.
Меня начало колотить, от бессилия, от непонимания, от ненависти и отвращения к самому близкому человеку.
— Я не ради этого столько пережила, чтобы потом все бросить и вернуться к тому, от чего ТЫ убегала, — сказала я, закрывая ладонями лицо.   
Я не имела ничего против Индианаполиса. Но не тогда, когда к этому приписан мой блудный папаша, внешность которого я стала забывать. Не тогда, когда я, наконец, поняла, что здесь мое место, рядом с Заком…. Не тогда, когда, черт подери, все наладилось!
Я не могу так резко оборвать эту жизнь и начать новую, которая вовсе не новая, а старая.
— Что ты творишь? — спросила я, не убирая рук от лица. — Одумайся. Ты понимаешь, как легкомысленно себя ведешь? — я послала маме пронзительный взгляд. — Ты разбиваешь сердце не только Джеймсу, но и мне.
Это было так, потому что возвращение в Индианаполис будет означать конец моих наладившихся отношений с Заком Роджерсом. А я этого не хотела. Не хотела, чтобы все становилось таким, каким было раньше.
— Ты просто не имеешь права так поступать, — проговорила я, стиснув зубы.
— Имею. Это моя жизнь, и мне решать, как ее прожить.
— Тогда ты просто идиотка! — закричала я.
Мама вздрогнула и обратила на меня круглые глаза.
Она сама виновата. Во всем. И в том, что теперь она не менее противна мне, чем отец.
Господи, дал же ты мне семейку…
— Не смей так разговаривать со мной, Наоми, — проговорила она слегка дрожащим от злости голосом. — Я твоя мать.
— И сейчас мне очень жаль, что это так, — прошипела я.
— Замолчи сейчас же! — она обрушила на меня недовольный взгляд и нахмурилась.
— Я не буду молчать. И я не вернусь в Индианаполис. Я не стану жить в одном доме с человеком, который сломал тебя, и делать вид, что счастлива его возвращению! Я ненавижу его. Всем своим сердцем! А еще я ненавижу тебя за то, что ты такая глупая и не понимаешь очевидных вещей!
Мама ядовито рассмеялась, запрокинув голову.
— Что ты понимаешь в жизни? — сказала она.
— Многое, — брякнула я.
Она фыркнула, и ее взгляд немного смягчился. Теперь она смотрела на меня, как на котенка, выпускающего свои коготки. Мама не воспринимала меня всерьез.
— Успокойся, — произнесла она и устало вздохнула. — Давай поговорим. Нормально.
Я скривилась от отвращения и обошла ее стороной, направившись к выходу.
— Я не собираюсь успокаиваться, — ответила я. — Я не собираюсь прислушиваться к тебе. Я устала страдать из-за твоих эмоциональных порывов. Ты ведешь себя, как ребенок. Ты не умеешь сдерживать свои чувства, и в этом вся проблема. Не удивлюсь, если через месяц ты поймешь, что мой нагулявшийся придурок-папаша надоест тебе, и ты будешь нуждаться в новом ухажере. Или он снова бросит тебя. Когда это произойдет, не смей реветь. В своем несчастье будешь виновата только ты.
Мама смотрела на меня так, словно я вонзила нож в ее сердце. Но все было с точностью да наоборот. Это она убила меня. Убила доверие к себе. Уважение. Сожаление.
Попятившись назад, я развернулась и поплелась из кухни, оставив маму наедине со своими мыслями. Я хотела, чтобы чувство вины сожрало ее изнутри. Она этого заслужила.
Я не жестока. Я справедлива.
Но справедливость, по большей части, это и есть жестокость — к ослепляющей и сладкой лжи, в которой мы живем.
Иногда стоит открывать глаза. Правда, делая это, мы должны понимать, что обрекаем себя видеть, сколько тьмы и грязи в этом мире, в людях…
Моя мама такая. Я открыла глаза и увидела это.
Мой отец такой.
Они друг друга стоят.
Но я не хочу быть похожей на них.
Это ведь не передается по наследству?