Мои любимые пять утра

 Пять утра. Мое любимое время суток. Я либо засыпаю, либо уже проснулась. С таким режимом невозможно чувствовать себя хорошо. Все время  ощущение, будто я работаю на шахте и при этом решаю задачи квантовой механики в уме. Давит. Что давит? Кто давит? Ох, если бы я смогла понять, разобраться. Но нет. Пока что темнота, холод и мои любимые пять утра.
Сейчас декабрь, Питер. Что может быть прекраснее? Голые деревья, окаймленные белой скатертью. Лучи света, яростно пробивающиеся через пасмурную пелену. Искрящиеся купола массивных зданий. Морозная свежесть, скрип снега, детский смех…
Сейчас декабрь, Питер. Что может быть ужаснее? Реки грязи, в которые погружаются сапоги на каждом шагу. Пожелтевший, посеревший, помутневший снег, даже не верится, что когда-то он был чистым. Постоянные сумерки. Утром - темно, в обеденный час - темно, вечером - темно. Холодный воздух беспощаден к микроорганизмам и эмоциям. Мы существуем, как стерильные зомби.
Раньше в пять уже можно было видеть ранних пташек-тех, кому не спится в теплой, уютной кровати. Определенный контингент людей, в который редко затесываются чужие.
Первые в моем списке те, кто задают тон утру - Пьяницы. Те, кто не допили до полного отключения. Крепкие орешки, так сказать. Они могут просто слоняться вдоль стен, тихо покряхтывая, могут петь, растягивая все гласные донельзя, могут кричать матом или, цитируя известных поэтов, могут негромко доказывать что-то себе. Как правило, одиноки. Как правило, мужчины лет пятидесяти. Как правило, с блуждающим взглядом, красным лицом и абсолютно отчаянным видом.
Вторые, но не по количеству - Бегуны. Я каждый раз задаю себе один вопрос, как можно так высоко ценить свое тело, чтобы покидать царство вагуса, такое манящее, такое теплое, такое приветливое и доброе? Вырывать себя из нежных рук глубокого сна, и тащить бренное тело в неприветливое утреннее безобразие…
Очистители улиц. Унылые лица, потрепанные жизнью. Неизвестно откуда взявшаяся с утра активность, подчас совсем не сонное выражение. Не знаю, кто эти люди и почему они убирают улицы, но спасибо им за это.
И четвертая, самая разнообразная, самая интересная группа – Ищущие. Этот взгляд в пустоту, без базиса, без стержня. Они привыкли во всем сомневаться. Они знают, что все лишено смысла. Дома ли они сейчас, на улице – разницы нет. Все одно. Главное, распутать лихо завернутый клубок собственных мыслей и желаний. На этой войне с самим собой каждый отвоеванный миллиметр – колоссальный дар тщеславию. Не жалко ни средств, ни времени. Как у Бегунов – культ тела, а у Пьяниц – культ алкоголя, у Ищущих – культ самопознания. И приблизившись к себе, ответив на один из бесконечного множества вопросов, они становятся похожими на сумасшедших. В глазах уже не отрешенность, а дьявольский блеск, довольство своим подвигом. Знаете этот ехидный взгляд, когда человек знает что-то, чего не знаете вы? Это оно самое. Правда, совсем ненадолго. Ответ приносит за собой плеяду новых вопросов, и спираль не меняет своего движения.
Кто я этим утром? Кто я среди этих людей? Просто наблюдающий. Посторонний. Включаю Рахманинова, если уж сходить с ума, то только под его музыку. Открываю окно прямо у кровати, даже не приходится вставать. Комнату  мгновенно охватывает пробирающий до костей холод. Мне это нравится. Вдыхаю глубже, будто хочу выжечь слизистую носа, и смотрю вниз с высоты 5 этажа. Никого. Пустота. Снег не падает, собаки не лают. Все тихо. Ни один Пьяница не нарушает гармонии тихого утра. Все бегуны плавно перебрались в спортзалы. Ищущие набрались мудрости сидеть дома, в тепле, значит, разница все же есть. Ни единой души. Как будто в мире и нет никого. Как будто, выйдешь в подъезд, начнешь ходить по квартирам, а они пусты. Школы пусты, магазины пусты, в метро никого нет, и в церкви пусто. Только мы с Рахманиновым живы. И Достоевский. Зачем жить в мире, где нет Достоевского?