Не стану редактировать

Допиваю остывший кофе, добиваю измученную атмосферу щемящими треками, добиваюсь себя той, когда детство еще не оставило глаз моих. Когда слезы задавали эмоцию, а не наоброт.Когда крик был только от счастья,а не вырывался убийственной болью через искусанный рот. Бывало так, что не могла сложить два и два и изматывала себя стремлением знать все больше, но с возрастом изматывало совершенство знаний не в области математики,литературы и прочего, а знаний в области пустоты грудной клетки или же наполненности недолговечной . А потом пропадало за периметрами однообразия, и оставалась одна изувеченность равномерным тяжелым дыханием. Скомканным  и  на фоне вечным ,и становилось страшно. И менялись картинки черно-белые, но никогда не меняли своих цветов, лишь оттенки. Не доходили уже из не детских глаз до внутри.И я не помню себя другой ,я ,кажется , застряла в лабиритнах сердечных. В нецветных промежутках худых дорог отчаянных. И несвобода ледяных рук сплеталась с несвободой действий, но мысли так просились раскрепоститься,а я подавляла их и чувствовала учащенный пульс. И пальцами трогала воздух, чтобы касаться хотя бы чего-нибудь. Но рядом остывала пустая кружка и не было никого.Не была одна,но была одинока, а телефон разрывался от глосовой почты, да только голос ничей не трогал мое нутро. И тембр низкий чужой говорил о любви, но связки смыкались о пустоту,а я чувствовала лишь гибель тех, кто влюблялся по глупости,упущению любить только ту, что подходила. А не ту, что готова была говорить о вечном, о безусловной любви и о жизни скрещенных связанных душ. И влюблялись в простор, в многоранность особой души, а я видела лишь тела, что старались выжить,но не стралась жить. И вечера кончались одеялами чистыми, которые не успевали впитать чужой запах, и поисками наивных, которых так мало осталось. А потом свет перестал мешать уединенности, и люди перестали мешать одиночеству, а мысли чувствам. Но слезы оставались солеными до сих пор. Только проблемы я понимала взрослые,но маме хотелось говорить,что все в порядке ,и что мои слезы детские полуночные. А тем временем чувства врезались палками и бился о сердце укор. Но подушка противной влажность не давала расслабится и заснуть, и я как могла девчачьей отважностью игнорировала свою суть. И от сырой усталости,сделав последний затяг, душила все свои слабости, занимая новую ночь напрокат.