3

В школе она почувствовала, что она снова – человек толпы. Толпа увлекала, почти тащила её, швыряя от кабинета к кабинету. Она знала, что, сопротивляясь, она тратит силы, но так ничего и не добивается. Только если вылезет из кожи вон.

В классе алгебры Мита беззаботно кивнула ей, тут же отвернувшись в другую сторону. Слегка кивнув Митиному затылку, она опустла голову. Записка ударилась о её шею и упала на парту. Развернув бумажку, она услышала мерзкий смех. «Скоро обрастёшь мхом старушка гельфанд если не выберешься из норы». В шестом классе она смотрела фильм про пустыню Калахари. Там показывали носорогов в серых панцирях, молчаливых буйволов и тонконогих жирафов. Жирафы ели листья, а коричневые сутулые гиены бегали вокруг и вечно смеялись над чем-то визгливым, лающим смехом.

В столовой она снова сидела одна; два пластмассовых стула виновато пустели за её столом. Раньше она всегда садилась с Митой и Робом. Они недолюбливали друг друга, но оба дорожили ею, поэтому терпели. Она любила вечеринки, а он увлекался фотографией, она ходила на вписки, а он водил Киру на крыши домов и показывал ночной город. С ним она могла ничего не бояться, а Мита вселяла в неё долю уверенности в своей правоте – она любила Миту, но видела, что поступает правильнее её. Потом Роб уехал, а Мита получила свободу. И два пластмассовых стула опустели.

Она встала и пошла между столами к облупленой двустворчатой двери, глядя на свои ноги в белых парусиновых тапочках. Заметив что-то чуть впереди, она подняла глаза. Через проход протянулась наглая щегольская нога – яркие полосы на белых кроссовках придавали ей что-то супергеройкое. На серых вельветовых штанах было множество складок, как на одежде греческого философа, только они были гораздо нелепее.

Раздался смех. Она почувствовала, как щёки немного потеплели. Стало жарковато. Смех услился, и она подняла глаза.
- Смешно. Дай пройти.

Наглая улыбка прыщатика и ещё более наглый смех парней и девиц за его спиной стал ей ответом.
- Скажи «пожалуйста».

Она молчала. В голову лезли мысли о том, что раньше за малейшее оскорбление вызывали на дуэль и убивали, считая, что пятно позора смыто. Смыто кровью.

- Дай мне пройти.
- Пожалуйста.
- Дай пройти.
- Пожалуйта.
- Дай мне пройти!

Жар на лице и шее усилился. Волосы закрывали лицо, тень от прядей скрывала красноту. Она чувствовала себя героиней американского сериала для подростков.

- Брось, Лок. Дай ей пройти.

Смех гиен стал удивлённым.

- Ты чего творишь?...
- Лок, брось. Убери ногу.

Смех почти прекратился. Остался шёпот. Она чувствовала на себе множество взглядов. Они кололи ей спину, как тычки чьих-то грубых пальцев. Она не поднимала глаз и вся обратилась в слух.

- Ты чего, за боташку заступаешься?
- Дай ей пройти.

Повисла тишина. Она услышала шаги, звуки короткой борьбы и глухой ох боли. Потом шарканье кроссовка. Кто-то быстро приблизился к ней. От него веяло теплом и запахом пиццы с сыром и сосисками.

- Иди.

Она, ничего не сказав, вышла из столовой. Сердце у неё колотилось, но не от того, что с ней произошло, а от того, что она почти выбежала из столовой и почти бежала теперь по белому коридору.

Гиены смеются над всем, кроме себя.